Неужели сама готовила? А я думала, купленное, — с издёвкой сказала золовка

Когда они с Егором съехались, Аня была уверена — семья его окажется обычной. Ну, немного шумной, ну, сестра вроде чересчур заботливая, ну, мама контролирует, сколько соли она кладёт в суп. Но кто сейчас без этого?

Они жили в съёмной однушке. Аня работала в муниципальной библиотеке — не мечта детства, но с коллективом повезло, а до дома пять минут. Егор занимался ремонтом электроники, часто подрабатывал на заказах по вечерам. Денег было впритык, но они особо не жаловались. Иногда, правда, напрягали странные звонки от сестры Егора — Алёны.

— Что ты ешь, опять полуфабрикаты? — слышалось в трубке, когда Егор с Аней собирались ужинать.

— Да нет, Анька борщ сварила, — отвечал он беззлобно.

Аня поначалу даже радовалась: вот, какая заботливая сестра. Но потом стало заметно — Егор сразу становился каким-то виноватым, чуть ли не извиняющимся. А однажды она слышала, как он прошептал:

— Ну не говори так… Она старается. Сама варила.

После таких разговоров Егор частенько начинал «внезапно» тянуться за солью, перцем, просить поджарить что-то «как мама делала». И Аня не спорила. Она не из тех, кто устраивает сцены. Просто пробовала раз за разом делать лучше, вкуснее. Иногда получалось. Иногда — нет. Тогда она закрывалась в ванной и плакала.

Первый громкий конфликт произошёл на Новый год. Решили встречать у Егора дома. Мама Егора настояла, что нужно «по-старинке», всей семьёй: Егор, Аня, Алёна, сама мама и дядя Гриша с тётей Тамарой. Аня волновалась — это была её первая такая «семейная встреча». Готовила почти всё сама: салаты, горячее, даже торт. Накупила продуктов на две зарплаты. Хотелось произвести впечатление.

Алёна пришла за полчаса до боя курантов. В ярко-красном платье, с уложенными волосами и… с коробкой суши.

— Ну, вдруг кто-то не любит оливье, — сказала она с натянутой улыбкой, ставя коробку на стол.

— Тут всего хватает, — попыталась пошутить Аня. — Даже лишнее, наверное.

— Я просто не стала рисковать. Ты ведь вегетарианка, да?

— Нет, — растерялась Аня. — С чего вы взяли?

— Ну, помню, Егор говорил, что ты мясо почти не готовишь… Или это была та девочка до тебя?

Тишина за столом зависла неприятная. Мама Егора быстро подняла бокал, тётя Тамара закивала. Все начали чокаться и глотать вино. Егор не отреагировал.

Аня пыталась не показывать обиды. Но всё внутри жалось. Алёна вела себя как хозяйка дома: командовала, где поставить блюда, кому налить. Даже поругала Егорку, что тот забыл про бенгальские огни.

— Я же тебе напоминала! — ткнула пальцем в его грудь. — Как в детстве: скажешь — забудешь!

Егор лишь виновато усмехнулся, а Аня вдруг почувствовала себя лишней. Как будто наблюдает за чужой семьёй.

После Нового года отношения между Аней и Алёной резко охладели. Аня старалась не реагировать, но напряжение росло. Егор не замечал или не хотел замечать. А когда Аня однажды набралась смелости и сказала:

— Она меня не любит, — он лишь пожал плечами:

— Да ну, ты себе надумываешь. Она просто прямолинейная. У нас в семье все такие. Ты не принимай близко.

Но как не принимать близко, когда твой ужин в выходной раз за разом превращается в семейный квест? Алёна могла приехать без предупреждения — «всё равно проездом была», — и остаться на ночь, потому что «с последней маршруткой не хочется ехать». Когда Аня просила предупредить заранее, та делала круглые глаза:

— Что, и к брату теперь надо по записи? Я ж не в гостиницу…

Егор стоял между ними, как на минном поле. Он и сам уже уставал, но явно не мог сказать сестре «нет». Иногда даже просил Аню:

— Ну давай на один вечер, потом я сам ей скажу. Только не сегодня…

Но «сам скажу» не наступало.

Вскоре Алёна попросила в долг. Большую сумму — «на срочную операцию зуба». Аня настояла, чтобы оформили расписку. Не из недоверия, а просто для порядка. Егор помялся, но согласился. Алёна же разразилась истерикой:

— Ты что, не веришь мне? Тебя брат мой женой назвал, а ты меня, как мошенницу, оформляешь! Позорище!

С тех пор пошёл разлад. Алёна перестала появляться, но регулярно писала Егору сообщения, полные обид и намёков. Аня видела краем глаза: «С братом родным из-за женщины теперь чужие стали…», «Она добилась своего, да?» или «Ты давно не заезжал к маме. Ну понятно…»

Именно в этот момент Егор и начал чаще бывать у матери. Якобы помочь с интернетом, проводкой, кошкой, замком. Всё, что угодно. Аня не возражала. Но всё больше чувствовала — её вытесняют.

Весной стало ясно: Алёна долг отдавать не собирается. Сначала были оправдания — то стоматолог пропал, то карта заблокирована, то «зарплату задержали». Потом наступила тишина. Егор мялся, переживал, но Ане прямо сказал:

— Ну не могу же я с неё требовать, как с чужого человека. Она сестра мне. Может, у неё действительно проблемы.

— У нас у самих проблемы, Егор. Мы копим на первоначальный взнос, помнишь? Или это уже неважно?

Он отвёл глаза. Слова висели в воздухе, но ответа не было.

А летом Аня забеременела. Неожиданно, но не случайно. Просто они давно решили, что будут не против, если «случится». Когда тест показал две полоски, она дрожала от радости. И от страха.

Егор был счастлив. Первую неделю. Потом начались звонки от Алёны.

— Ты серьёзно? Ребёнок? Сейчас? Ты ж только на ноги встал!

— Алён, у меня всё нормально, — пытался успокоить её Егор. — Мы справимся.

— Это она тебя надоумила? Хотела тебя к себе навсегда привязать?

— Прекрати, — хмурился он. — Ты же знаешь Аню. Она бы не стала…

— Ты её плохо знаешь. Она хитрая.

Аня всё слышала. Он не выключил микрофон. Сидела в прихожей, вцепившись в пуговицу на халате, как в спасательный круг.

После этого разговора у Егора испортилось настроение на неделю. Он стал замкнутым, раздражённым, редко обнимал Аню, как раньше. Она не давила. Делала вид, что не замечает.

В один из вечеров она предложила:

— Давай устроим ужин. Позовём твою маму, Алёну, покажем, что всё по-доброму.

— Думаешь, поможет?

— Не знаю. Но я хочу попробовать.

Аня готовила сутки. Курицу с апельсинами, любимую закуску Егора — рулетики из баклажанов, два вида салата, медовик. В квартире пахло уютом. Она даже купила новую скатерть, старую тщательно прогладила и положила на балкон — пусть будет про запас.

Они с Егором ждали гостей. Первыми пришли мама и Алёна. Обе — в лёгких пальто, с букетом и коробкой конфет. Аня улыбнулась. Было трудно, но она решила — дать шанс.

Первые полчаса всё шло гладко. Мама Егора осторожно спрашивала про самочувствие, Алёна притворялась милой. Но в какой-то момент она взглянула на сервировку, покосилась на рулетики и с притворным удивлением спросила:

— Это ты всё приготовила?

— Да, — кивнула Аня. — Сама. Хочу, чтобы запомнилось.

— А я думала, ты с работы уставшая… Или… заказала? — с полуприжмуром в голосе спросила Алёна.

Егор хотел вставить реплику, но Аня опередила:

— Я не на работе. Я в декрете. Уже три недели.

— О, правда? А почему мы не знали?

— Ты бы узнала, если бы чаще звонила не только Егору, но и мне, — мягко сказала Аня, стараясь держаться вежливо.

Пауза. Мама нервно поправила ложку. Алёна отвернулась. А потом медленно повернулась к брату и проговорила:

— Ну что ж. Раз ты в декрете, то значит, готовить теперь тебе — по долгу службы, да?

Она хмыкнула, отпила сок и добавила:

— А я, признаться, не поверила. Подумала — купленное. Уж больно красиво. Ну что ж, извини. Ошиблась.

Словно ножом по стеклу. С издёвкой, нарочито громко, с паузой между словами, чтобы все в комнате точно услышали.

После ужина Аня долго мыла посуду. За окном темнело. Егор стоял рядом, молча вытирал тарелки. Она чувствовала: он хочет что-то сказать. Но не скажет. Как и всегда.

Через неделю она пошла к гинекологу одна. Он был занят. «Мама просила помочь» — объяснил. Потом не пришёл и на УЗИ. «Застрял на сервисе, у клиента» — коротко написал в мессенджере. А потом вовсе начал уезжать к матери ночевать — «у неё давление, не могу оставить».

Всё повторялось. Алёна словно медленно отвоёвывала его обратно. Через заботу, манипуляции, обиды.

В сентябре Аня попала в больницу. Лёгкий тонус, ничего страшного. Но двое суток она лежала на капельницах одна. Мама Егора приехала на пару часов, привезла компот. Егор навещал вечером, на час. Алёна — ни разу не позвонила.

После выписки она не выдержала:

— Я понимаю, вы с ней очень близки. Но я — твоя жена. Я беременна от тебя. И я не хочу делить тебя с ней.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, напряжённо щурясь.

— Ты должен выбрать. Не между ней и мной. А между семьёй и… всем остальным.

Он молчал. Долго. Потом сказал:

— У нас семья — это навсегда. Мы друг за друга. А ты… Ты не поймёшь.

И вышел на балкон курить.

Беременность меняла Аню не только снаружи. В ней будто просыпалось что-то твёрдое, настойчивое. То, что раньше она называла «уступчивостью», стало казаться ей своей же слабостью. То, как она позволяла говорить с собой. Как сглаживала. Как ждала.

Теперь она ждала ребёнка.

После выписки Аня больше не звала Алёну в гости. Не писала, не звонила. Молчание было её новым языком. Удивительно, но через неделю впервые за долгое время стало спокойно. Даже Егор, заметив это, начал чаще задерживаться дома, приносить сладости, предлагать массаж ног.

Ане казалось — они нащупали тонкую тропинку. Не в прежнюю жизнь, нет. В новую. Где всё ещё можно спасти. Где он станет отцом, а она — не заложницей чужих эмоций.

Но затишье было обманчивым.

Однажды утром раздался звонок в домофон. Аня подошла — и застыла: на экране была Алёна. Без предупреждения, без звонка.

— Что ей надо? — прошептала она. Сердце билось в горле.

Открывать не хотела. Но через минуту пришло сообщение от Егора:

«Пусти её. Она с важным. Не ругайтесь, прошу»

Важным?

Она впустила.

Алёна вошла, как будто в свой дом. Даже не сняла обувь — «на минуточку же».

— Мне нужно поговорить, — сразу заявила. — Только с тобой.

Аня скрестила руки. Устала молчать.

— Говори.

Алёна села. Прямо на диван, не спрашивая.

— У мамы серьёзные проблемы. Деньги нужны. Много. Срочно. Я думала, ты как хозяйка семьи — поможешь. Или у тебя теперь только ребёнок на уме?

Аня медленно вдохнула. Потом выдохнула.

— Ты не хочешь работать с документами, расписками, да? Только через эмоции. Только через «ты должна». Я никому ничего не должна. И у меня на уме — семья. Только теперь моя.

— Ах вот как? — в голосе Алёны зазвенела фальшь. — А ты ничего не путаешь? Егор мой брат. С самого рождения. Мы с ним через многое прошли. А ты — просто очередная.

Эти слова обожгли. Но не ранили. Не как раньше. Аня почувствовала — теперь у неё броня. Маленькая, тонкая, но настоящая.

— Тогда и говори с ним. Не со мной.

Алёна вскочила.

— Значит, ты отказываешь? Считаешь себя умнее всех? — Она смотрела на Аню, как хищник, прищурившись. — Не ты ли сказала на Новый год, что хочешь «по-доброму»?

Аня не ответила. Смотрела в окно. Алёна хлопнула дверью. Уходя, бросила на ходу:

— Вот и посмотрим, как долго ты продержишься. У тебя даже в духовке пирог подгорает. А ты — хозяйка.

Егор пришёл поздно. Аня молчала. Он сам всё понял.

— Она сказала, ты выгнала её, — тихо начал он. — И что ты… обозвала её.

— А ты поверил?

— Я не знаю, Ань.

Эта фраза повисла в воздухе, как капля перед падением.

— Знаешь, — она впервые не стала глотать ком в горле, — меня не волнует, что она говорит. Меня волнует, что ты молчишь. Всегда. Перед ней. Передо мной. Перед собой.

Я больше не хочу быть между вами. Я хочу быть рядом. Но если ты не можешь выйти из этого круга — выйду я.

Он смотрел, будто впервые её увидел. Хотел сказать что-то, но Аня уже ушла в спальню. Захлопнула дверь.

Через неделю была годовщина их свадьбы. Аня решила не отмечать. Просто испекла пирог, тот самый — с яблоками и корицей. Как в первый месяц совместной жизни. Для себя. Хотела почувствовать вкус «своего дома». Поставила чай. Села за стол.

И вдруг — звонок в дверь. Алёна.

На пороге — с пакетом, надменной улыбкой и коробкой.

— Привет. Я по пути. Решила зайти. Всё равно праздник, да?

Аня молча впустила. Без лишнего.

— Я посмотрела твои фото в соцсетях, — сказала Алёна, присаживаясь. — Всё так мило. Слепила праздник из того, что было. Только вот…

Она сняла крышку с пирога, понюхала и медленно сказала:

— Неужели сама готовила? А я думала, купленное, — с издёвкой сказала золовка.

Аня не ответила. Только посмотрела на неё. Спокойно. С какой-то странной ясностью. В этот момент она поняла: ответов больше не будет. Ни от неё. Ни от мужа. Ни от семьи. Есть только она. И ребёнок. И то, что она построит вокруг них.

Остальное — за порогом.

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Неужели сама готовила? А я думала, купленное, — с издёвкой сказала золовка