Когда муж Веры предложил временно приютить его двоюродную сестру с мужем, Вера колебалась. Не потому, что была против — она вообще человек мягкий, рассудительный. Просто знала: семья — штука непростая, и жить под одной крышей даже с самыми хорошими родственниками — испытание.
— Они только на пару месяцев, — убеждал Илья. — Пока найдут съёмное. Им же из Новгорода сюда переехать — все с нуля.
— А почему не к твоей маме? Или к тёте Лиде?
— У мамы места мало, у Лиды ремонт… А у нас, видишь, и комната свободная, и ванная отдельная.
Вера уступила. В конце концов, гостеприимство — не грех. Тем более, когда речь о семье. Пусть даже этой Светлане она толком не доверяла: пару раз встречались на дачах, и каждый раз у Веры оставалось ощущение, будто её просканировали с ног до головы. А муж Светланы, Егор, вообще казался каким-то… рыхлым, бесформенным, но с заносчивым взглядом.
— Только, — предупредила Вера, — порядок у нас в доме важен. Чистота, тишина по вечерам, и всё обсуждаем. Без сюрпризов.
— Конечно! — засмеялся Илья. — Ты ж у меня — МЧС. Никакая стихия не пройдёт.
Первую неделю Вера старалась держаться бодро. Светлана с Егором въехали быстро — с тремя чемоданами, коробками и каким-то плюшевым креслом. Оно по дороге успело испачкаться, но вместо того чтобы почистить, Светлана гордо поставила его прямо на ковёр в гостиной.
— Оно удобное, я без него не могу. Это мой «островок уюта».
Вера помолчала. Потом улыбнулась. И всё же ковёр подложила свой, старый, чтобы не испачкали новый.
Поначалу казалось — ничего страшного. Ну, Егор любит подолгу сидеть в ванной — по часу, а то и два. Ну, Светлана каждый вечер вываливает все свои банки на кухонный стол и делает себе «уход». Зато не шумят. Не ругаются. Ходят в тапках, как Вера просила.
Но уже через десять дней всё стало иначе.
— Ты не видела мою зарядку от телефона? — Вера оглядывала комнату.
— Может, я её взяла, — небрежно бросила Светлана, жуя яблоко. — У меня шнур сломался. Я думала, ты не против.
— Ну, лучше бы ты спросила.
— А что такого? Мы же как семья. Разве ты Илье говоришь каждый раз: «Дорогой, можно я возьму твою ложку»?
У Веры подёрнулся глаз, но она промолчала.
На следующий день в спальне стало пахнуть мужскими духами. Егор, как оказалось, решил, что утром ему удобнее бриться у их зеркала.
— У нас там плохо освещение, — пожал он плечами. — А у вас прям как в барбершопе.
— Так ты спроси хотя бы, — сдержанно сказала Вера. — Это же наша спальня.
— Ты чего такая? — вмешалась Светлана. — Мы же ненадолго. Не кипятись.
К вечеру пятницы Вера была выжата. Утро началось с того, что кто-то сунул грязные носки в её корзину для стирки. Потом Егор «случайно» испачкал пюре кастрюлю, которую Вера только достала из посудомойки. А под вечер Светлана вывалила прямо на кухне две огромные сумки с секонд-хендом.
— Представляешь, нашла лавку — всё по сто рублей! Померить можно у вас? У нас в комнате тесно.
— А почему не в ванной? — голос Веры стал тише, но тверже.
— Ой, ты что, там Егор! Он с планшетом — играет в покер. Там же вай-фай лучше ловит.
Илья подошёл к жене уже в спальне.
— Вер, ну потерпи чуть-чуть. Ну правда. Им сейчас тяжело — чужой город, без знакомых.
— А мне легко? — сдержанно спросила она. — Мне легко видеть, как меня тут за человека не считают?
— Ну ты просто обидчивая стала. Они же не со зла.
— Не со зла — это когда один раз. А когда изо дня в день, это уже… привычка.
В воскресенье приехала мама Ильи. Посидели, поели. Она всё время вежливо улыбалась Светлане.
— У тебя талант — ты прямо хозяйка-хозяйка, — сказала она Вере. — Так держать. Главное — не обращать внимания. Потерпите.
— Мы не на сдачу квартиры сюда приехали, — усмехнулась Светлана. — Просто немножко не вовремя переехали. А так — мы не обуза.
Вера уже тогда почувствовала, как внутри что-то упирается, скребётся. Но ещё держалась.
«Потерпеть. До осени. Потом они найдут квартиру. Или мы найдём. Или…»
Она сама не знала, что именно. Но уже чувствовала — эта «осень» может стать очень долгой.
Сентябрь начинался с дождей и сыпался в дом с мокрыми ботинками Егора. Он не видел в этом проблемы.
— Ну чего ты, Вер, я же коврик поставил. Высохнет.
— Это же ворсовый ковёр, Егор. Он не для грязи с улицы.
— А я думал, он просто красивый. Окей, теперь знаю.
Он всегда говорил с улыбкой. Не хамил в лоб. Но внутри каждого его слова будто прятался маленький укол.
Светлана тем временем обжилась. Её баночки давно заняли половину холодильника, а «островок уюта» — теперь уже не кресло, а целая зона из её пледа, подушек и вазы с сушёной лавандой — расползся на весь зал.
— Это так называемая зона восстановления, — говорила она. — Нервная система у меня тонкая, мне важно выдыхать.
А вот Вере, судя по всему, выдыхать было не положено.
Однажды она пришла с работы пораньше и застала на кухне свою сковороду, в которой что-то жарилось. На полу — следы масла. В раковине — гора посуды. А у окна — Светлана с телефоном, записывающая сторис:
— Живём пока у родственников, но я уже хозяйничаю! Вот иду к цели — свою кухню хочу. Надоела съёмная жизнь!
Вера тихо подошла.
— Света, это сковорода с антипригарным покрытием. В ней нельзя готовить с железной лопаткой.
— Да ну? Ну извиняй. Не знала.
— И, пожалуйста, убирай за собой. Я прихожу, у меня ноги прилипают.
— Ой, ты, как будто не знаешь — когда готовишь, всегда немного разбрызгивается. Это же дом, а не операционная.
Потом случилась история с бельём. Вера увидела, как Светлана спокойно достаёт свои вещи из барабана, отодвинув Верину белую рубашку в сторону — мокрую, только что отстиранную, из аккуратно уложенного таймера.
— Мне срочно надо было постирать. У Егора вся форма воняет. Я её запустила, а твою просто вытащила, ничего страшного.
— Ты просто достала и бросила? На ведро? Мокрую?
— Ну а куда мне её? Повесить на сушилку — ты бы тоже наорала. Тут не угадаешь.
«Наорала». Это слово почему-то больно ударило по голове. Вера действительно не кричала. Никогда. Она говорила тихо. Может, даже слишком. Но теперь ей навешивали ярлыки — «орёт», «дуется», «всё ей не так».
Коллега по работе, Нина, заметила перемены:
— Ты как выжатая. Что у вас?
— Да родственники приехали. На пару месяцев. Уже пятый пошёл.
— Я бы не выдержала. У меня однажды подруга жила три недели — я потом ещё месяц её образ с подушки выветривала.
Вера усмехнулась.
— А у меня даже постель сняли — и то не спросили. Просто решили, что «уже своё».
— Выгоняй. Ну серьёзно. Ты же не гостиница.
Но Вера всё ещё пыталась быть вежливой.
— Просто… хочется, чтобы они сами поняли.
Нина покачала головой:
— Они не поймут. Им удобно. Люди понимают только жёстко и в лицо.
Разговор с Ильёй тоже не задался.
— Ты думаешь, я не вижу? — спросил он однажды. — Вижу. И мне неприятно. Но я не могу выгнать их на улицу. Это будет…
— Это будет честно, — тихо сказала Вера. — Потому что они не временно. Они обжились. Они здесь, как у себя. Даже лучше.
— Что ты предлагаешь?
— Поставить срок. До конца октября. Пусть ищут жильё.
— Они скажут, что кризис, что зарплаты нет, что снимать дорого…
— А мне легко? Меня никто не спрашивает.
Илья почесал висок, глядя в сторону:
— Ладно. Я подумаю, как сказать. Но ты тоже — будь помягче. У тебя иногда такой тон…
Вера почувствовала, как внутри что-то сжимается. Она всё делала мягко. А теперь виновата в «тоне».
Новый виток конфликта случился в выходные.
Вера пришла с рынка — с авоськой фруктов, сыром, выпечкой. А в холодильнике — нет места. Всё забито контейнерами Светланы: «Детокс-салаты», «ферментированные бобы», «омега-закуски».
— Света, это мой холодильник. Мой дом. Почему я, хозяйка, не могу положить еду?
— Ты хочешь, чтобы я всё убрала, да? Всё своё? Хорошо. Я поняла.
— Я просто хочу порядок. Согласованный.
— А я хочу нормального отношения. А не вот этого — «не дышите, не шевелитесь». Я не в концлагере, прости.
Это услышала соседка с первого этажа — как раз принесла Вере книги, одолженные месяц назад.
— Простите, — сказала женщина, — я, наверное, не вовремя…
— Да вы что, Зинаида Павловна, — быстро ответила Светлана, — вы приходите, когда хотите. Здесь же демократия.
Вера молча забрала книги. А в груди уже полыхало. Не обида — возмущение. Глубокое, тяжёлое, с привкусом усталости.
Октябрь проскользнул быстро. Холодные утренники, пар изо рта, влажные варежки на батарее. Светлана всё чаще жаловалась:
— Здесь холодно. У вас отопление что, по графику?
— У нас нормальное отопление, — терпеливо объясняла Вера. — Просто ты не закрываешь дверь на балкон, когда сушишь бельё.
— Потому что бельё воняет после вашей стиралки. У нас в Новгороде была другая — с паровой функцией.
— Так езжай в Новгород, если там суше, — не выдержала однажды Вера. Без злобы, без нажима — просто устало.
Светлана обиделась. Ушла в комнату, громко хлопнув дверью. С тех пор они почти не разговаривали.
Егор начал «прикалываться».
— Вер, а что у тебя в шкафчике над плитой? А можно я туда засуну свою кастрюлю? А если я поменяю местами соль и сахар — ты заметишь?
Смеялся. Шутил. Но у Веры сжималось всё внутри. Было ощущение, что над ней издеваются.
Как-то вечером она вернулась домой, сняла пальто — а в прихожей её ботинки стояли на боку, размоченные. Мокрые пакеты с фруктами стояли прямо поверх.
— Егор положил, — объяснила Светлана. — Чтобы сок не вытек.
— На обувь?
— Ну не на пол же!
Вера молча отнесла фрукты на кухню. Включила чайник. Поставила кружку. И вдруг услышала, как в гостиной Светлана говорит по телефону:
— Не, не хочется съезжать. Тут всё удобно. Хозяйка, конечно, с закидонами, но жить можно. Главное — молчать и улыбаться.
Вера встала как вкопанная. Рука с ложкой дрожала. Она сделала глоток чая, но во рту всё пересохло. Вечером она сказала Илье:
— Завтра утром я поговорю с ними.
— Что сказать?
— Что пора. Всё. Больше я не буду глотать.
На следующее утро Светлана варила кофе, в наушниках. Танцевала. Егор вышел в трусах, почесал живот.
— Доброе утро, Вера. Что-то выглядишь, как будто ночь не спала.
— Я хочу поговорить.
Они оба повернулись.
— Вам надо съехать, — чётко произнесла она. — В течение недели.
— Что? — переспросил Егор. — Ты серьёзно?
— Серьёзнее некуда.
Светлана сняла наушники, скривилась:
— Ты что, совсем? Мы на улице, по-твоему, ночевать будем?
— Вы взрослые люди. Работа у тебя есть. У Егора тоже. Квартиры в городе — масса.
— Мы думали, у нас хотя бы до Нового года есть запас.
— Нет. У вас — неделя. Я устала.
Они не уговаривали. Светлана долго молчала, потом сказала:
— Поняла. Больше слова тебе не скажу. Отдохнёшь от нас. Видимо, ты к людям не очень.
Вера не ответила. В глазах защипало, но она стояла. Ровно. Без крика.
Светлана начала паковать вещи на третий день. Демонстративно. Швыряя одежду в сумки. Комментируя:
— Нет, ну правда, не всем дано быть щедрыми. Кто-то лучше с цветочками и ковриками, чем с душой.
Вера молчала. Говорить больше было нечего.
Егор тоже не сдерживался:
— Мы-то думали — семья. А тут «на ковёр не ходи», «по кухне не кроши», «на балконе не суши».
— Может, потому что это мой ковёр, моя кухня и мой балкон? — спокойно сказала Вера.
Они оба замерли. Впервые за всё время — без слов.
И тут вошла Зинаида Павловна. Занести какие-то ключи — просила переслать их дочери в деревню. Услышала кусок разговора, посмотрела на Светлану и Егора. Потом на Веру.
— Надо же. А я всё думала — кто это у вас по ночам в ванной смеётся. Ну, теперь понятно. Дай Бог вам сил, Вера. Некоторые гости — хуже тараканов. Те хоть боятся тапка.
Светлана покраснела. Егор тихо выругался.
На шестой день Светлана в последний раз хлопнула дверью.
— Спасибо за «тёплый приём». Будем всем рассказывать, как нас выгнали.
— Рассказывайте, — тихо кивнула Вера.
Илья стоял в стороне, будто сам не понимал, как так вышло. Как из желания помочь получилось всё это. Хотел было что-то сказать, но Вера подняла руку:
— Я тебя просила с самого начала — не делать из нашего дома проходной двор.
Он кивнул. Виновато. Но поздно.
Вечером Вера сидела на кухне. Заварила себе травяной чай. Села. Молча. Кошка запрыгнула на подоконник. Вера погладила её.
— Всё, Марфа. Отдышались.
И вдруг резко, чётко, громко — будто выдохнула, чтобы навсегда:
— На кухне не крошите, по ковру не ходите, на людей не орите — или просто уходите, — бросила хозяйка.
Марфа мурлыкнула, а в прихожей снова что-то звякнуло — чьи-то ключи.
Вера поднялась. И поняла — ничего не закончилось. Только началось.
– Прямо как наша жизнь, – сказала Валя, глядя на разбитую вазу