Подкидыш - Domsovety

— Ты мне врал?! — Марина не могла сдержать эмоций, руки тряслись от гнева, недовольства и обиды. —Как ты мог?

— Маринка, не сгущай краски… — попробовал оправдаться муж.

— Это я сгущаю краски? Я? Да я разрывалась в выходные между своими детьми и этим… этим… подкидышем, а ты…

— Маринка, у него больше никого нет…

— Это не мое дело!

Марина познакомилась с Сергеем два года назад. Она — в разводе с двумя детьми, он — с одним ребенком.

Обоим за сорок перевалило, кто-то даже из знакомых говорил, что в таком возрасте о новой семье и не задумываются.

А Марина и Сергей взяли и расписались, купили общую квартиру и стали жить.

Совместная жизнь давалась нелегко. Дети у Марины приняли Сергея не сразу. Сын мужа, который приезжал по выходным, тоже был каким-то странным.

Но потихоньку супруги справлялись.

Сергей привозил домой сына на выходные. Каждый выходные…

Марина с уж.асом наблюдала, как одет мальчик. Поэтому она покупала ему новые вещи. Приобрела для пасынка даже новый смартфон в кредит.

Женщина старалась различия между детьми не делать, заботилась о сыне мужа, как о своих родных детях.

— А день рождения когда у Вани? — как-то спросила Марина, и Сергей замешкался, он не знал…

Забыл день рождения сына? Вот это новость! Вот это папа!

Тогда-то жена впервые насторожилась, разве может такое быть? Не помнить день появления на свет единственного чада?

С того разговора Марина начала приглядываться. Что-то в поведении мужа вдруг стало казаться неестественным.

Он уклонялся от подробностей, когда речь заходила о сыне. Ни одной фотографии из детства, ни воспоминаний.

На семейных встречах Ваня вёл себя тихо, но какой-то отчуждённый, словно чужой.

Как будто стеснялся дотронуться до чего-либо в доме — даже чашку держал двумя руками, как в столовой.

— А вы когда с бывшей женой в отпуск ездили, Ваню с собой брали? — пыталась Марина узнать хоть какие-то подробности из прошлого супруга.

Сергей хмыкал, отводил глаза:

— Нет. — ответил муж.

— Да. — одновременно с отцом сказал Иван.

— Да он не любитель моря. Мы с бывшей больше одни отдыхали.

Мариш, давай не будем ворошить прошлое. Ну словно на допросе…

Марина задумалась. Что-то не сходилось. Интуиция уже орала.

В субботу утром, когда Сергей снова собрался «забирать Ваню», Марина поехала за ним.

Муж не заметил слежки.

Машина свернула с основного шоссе, миновала город и остановилась возле кирпичного здания с облупившейся табличкой: «Детский дом №4».

Марина застыла за рулём.

Потом, как под гипнозом, вышла, подошла к забору… И увидела, как Сергей выходит с мальчиком. Тот радостно обнял родителя.

Сергей поправил ему шапку, подхватил сумку и повёл к машине.

Марина села в машину и поехала обратно. По дороге не могла перестать дрожать. В груди колотилось, будто её предали.

Как муж мог позволил родному сыну жить в детском доме? Что он тогда вообще за человек?

***

Марина вернулась раньше супруга. Сергей приехали через несколько. Тихо вошел в квартиру. Вани с ним не было.

Мужчина положил ключи на тумбочку, снял куртку, прошёл на кухню — как обычно.

Он и не подозревал, что произошло. Его тайна рухнула.

— Как Ваня? — спросила жена, ровным голосом, не глядя на него.

Сергей замешкался, потом сказал:

— Хорошо. С репетитором занимается. Математику подтянул.

— В детдоме?

Сергей замер. Пальцы слегка дрогнули. Он не смотрел жене в глаза.

— Ты… ты за мной следила?

— А что? У тебя есть от меня секреты? — её голос всё так был же спокоен. — Ты думал я не догадаюсь?

Почему твой сын живет в детдоме, Сергей.

Не у родственников, не у бывшей жены? В детдоме. Почему?

Он сел напротив. Медленно. Словно устал за день.

— Всё не так просто, — наконец произнёс.

— Попробуй объясни по-простому.

Он отвёл взгляд в сторону и замолчал. Марина ждала.

— Ты бросил собственного ребёнка в детдоме?

— Марин…

— Нет, не перебивай. Ты — взрослый мужчина с работой, с жильём, с семьёй. И при этом — твой сын живёт в интернате?

Каждый выходной ты его забираешь, как вещь напрокат, показываешь, как может быть дома, как пахнет суп на плите и где лежит телевизионный пульт.

А потом — обратно? Ты что, считаешь это нормой?

— Я… — Сергей запнулся, — я помогаю ему, как могу. Забираю, навещаю, покупаю вещи…

— Покупаешь?! — Марина вскочила. — Ты называешь это помощью? Своему же сыну?

Да он должен жить с тобой! Ты должен был за него вцепиться зубами, если мать отказалась!

Где ты был, когда его туда отправляли?

— Ты не понимаешь…

— Объясни тогда! Объясни мне, как мать могла оставить ребёнка, а отец — не забрать к себе?

Ты вообще знаешь, что чувствует ребёнок, которого привозят каждые выходные в семью, а потом снова отправляют обратно?

Сергей опустил голову. Марина стояла, тяжело дыша. Её трясло.

— Ты не мужчина. Ты… ты… Строишь из себя заботливого! Только это не забота. Это игра. Игра в «папу».

Сергей замолчал, потом выдохнул глухо, устало, как будто сдался.

— Он не мой, — сказал наконец.

Марина сначала не поняла.

— Что?

— Он не мой сын. Совсем. Ни по крови, ни по документам.

Она замерла.

— Повтори.

— Он чужой мальчик. Я не отец. Я… просто знал его мать. Она ум.ерла.

Родственников у него не осталось. Его отправили в детдом.

Я как-то заехал туда… по работе… и он подошёл. Помнил меня.

Тогда был ещё совсем малыш.

Он сам схватил меня за руку. Сказал: «Папа пришёл».

Я не знал, что сказать. Не смог разрушить его мечты. А потом… я стал приезжать. Каждый выходной. Привозил сюда.

Он спрашивал: «Я теперь у вас навсегда?» А я не мог ответить…

— Ты… — Марина взялась за голову. — Ты… просто привёл в наш дом чужого мальчика. Не сказав ни слова.

Заставил меня поверить, что это твой ребёнок.

Мой муж врёт мне в лицо?! Сколько бы еще продолжалась эта ложь?

— Я не знаю…

— Ты сделал меня посмешищем. — Марина разразилась горьким смехом.

— Он один, Марин… У него никого нет

— А я не одна? — рявкнула она. — У меня дети! Я мать! Я должна знать, кто живёт в моём доме!

Я ни приют, ни фонд помощи бездомным! Ты хотя бы понимаешь, что это — не только твоя жизнь?! Мы — семья, или ты сам по себе?

Марина вдруг рухнула на стул, обессиленная. Лицо пылало. Слёзы лились по щекам.

— Я заботилась о нём, понимаешь? Как о своём. Я привыкала. Я боролась с ревностью своих детей, чтобы они его не обижали.

Я просила у подруг вещи для него. А он… он не был твоим. Ты даже не удосужился предупредить.

— Я правда думал, ты поймёшь…

— Я бы поняла, если бы ты сказал правду. Но теперь я ничего не хочу понимать. Ни тебя, ни его, ни этой сказки про доброго папу.

— Он верит мне, — прошептал Сергей.

— А я тебе больше — нет.

Он посмотрел на неё. Глаза ее были красными, губы сжаты.

— Я уйду, если ты скажешь…

— Уходи.

Прошла неделя. Супруги продолжали жить в одной квартире, но не общались. Старались даже в коридоре не сталкиваться.

Но внутри Марины что-то не отпускало. Лицо мальчика, его робкая улыбка. Как он аккуратно складывал полотенце, как смотрел ей в глаза, когда спрашивал:

«А можно добавки?» — так, будто боялся услышать «нет».

В пятницу, утром, она села в машину. Не сказав ни слова, поехала одна — к тому самому детдому.

Старое здание с облупившимися стенами, стальной забор. Никакого уюта. Но внутри — порядок. И дети. Много детей.

Кто-то бегал, кто-то лепил, кто-то просто сидел у окна. Среди них — он. Ваня. Сидел на подоконнике, прижав к себе старую мягкую игрушку, и смотрел на улицу. Ожидал.

Марина не стала подходить. Просто стояла в коридоре и смотрела, пока одна из воспитательниц не заметила её.

— Вы… к кому-то? — женщина была внимательная, в голосе звучала настороженность.

— Я… хотела узнать про одного мальчика. Ваня. Девять лет. К нему приходит Сергей…

— А, Ваня! — лицо женщины сразу смягчилось. — Замкнутый он. Сложный. Но очень хороший. Очень.

К Сергею тянется — он для него как опора. Он ждал его годами.

Первое время ни с кем не разговаривал. Только когда Сергей начал навещать, Ваня раскрылся. Рисовать начал. Стихи какие-то учит.

А ещё он очень аккуратный. За всё благодарит. Даже за кашу.

Знаете, он один из тех, кто умеет ценить малое. Потому что у него никогда не было нормальной семьи…

Марина молча кивала, глотая слёзы. Выйдя из детдома, она долго сидела в машине. Не плакала — дышала. Глубоко. Как будто только сейчас смогла вдохнуть по-настоящему.

Вечером она зашла в комнату, где сидел Сергей. Он всё понял сразу. Поднял глаза, но ничего не сказал.

Марина опустилась рядом, медленно. Села и долго молчала. Потом заговорила:

— Я была у него сегодня. В детдоме.

Сергей замер.

— Видела, как он сидит у окна. С игрушкой. Ожидает. Как будто каждый день ждёт, что его всё-таки заберут. Не в гости — навсегда.

Он сглотнул.

— Я поговорила с воспитателями. Они его хвалят.

— Почему ты поехала туда?

— Потому что злилась. А злость, если не перерасти её — становится бессилием. Я не хочу быть бессильной. Я не смогла простить сразу, не смогла понять.

Она подняла глаза.

— Давай заберём его. Официально. Домой. Насовсем.

Сергей сжал кулаки. Губы задрожали. Он пытался говорить, но вышло только: