— У нас никогда не было никаких конфликтов, — повторяла Вика сама себе, перемешивая овощи в сковороде. — Просто мы с Леной разные. Это нормально.
Она старалась в это верить. Лена — младшая сестра Саши, на год всего младше, но по манере говорить и вести себя — будто на десять. Такая яркая, шумная, бесцеремонная. Рядом с ней всё вокруг превращалось в фон.
Когда Вика только начала встречаться с Сашей, Лена показалась ей милой и даже заботливой. Пригласила в кафе, посоветовала «что носить рядом с Сашкой — он любит поярче». Подарила серьги на Новый год. Вика старалась ответить тем же — выбрала для Лены духи, оплатила вместе с Сашей билеты на концерт её любимой группы. Всё было неплохо… пока они не поженились.
Свадьба стала первым звоночком. Лена устроила сцену за день до торжества — якобы Вика попросила ее не надевать красное платье, «потому что это будет перебор». Хотя никакой такой просьбы Вика не делала. Пришлось выслушивать нотации от свекрови: «Ну зачем вы обижаете Леночку, она всю душу вкладывает». Вика не ответила. Она вообще в первое время молчала.
— Тебе же важно, чтобы меня уважали? — как-то сказала она Саше в переполненном автобусе, не в силах сдержать слёз. — Я же не просила ничего невозможного.
— Просто она немного… эмоциональная. Не обращай внимания, — буркнул он и повернулся к окну.
Прошло три года. За это время Лена успела пожить у них дважды — «пока ищу квартиру, на недельку буквально» — и каждый раз оставалась на два месяца. Первый раз после расставания с парнем. Второй — «переехала поближе к новой работе». Вика устала намекать. Потом устала просить. Потом просто ходила мимо, как мимо шкафа.
— Мне с ней нормально, — говорил Саша. — Ну подумаешь, поживёт чуть-чуть. Ты же сама говоришь — семья.
Однажды Вика не выдержала:
— Семья — это когда уважают друг друга. А не когда я под её ноги кастрюли убираю, чтобы не споткнулась, потому что она не моет посуду, и в коридоре её чемодан месяц лежит!
Он вздохнул. Обнял. Пообещал поговорить. Лена через день обиделась и уехала. Оставила записку на холодильнике: «Надеюсь, тебе теперь легче дышится в пустой квартире. Хотя не уверена, что ты понимаешь, что такое быть одной».
— Это манипуляция, Саш, — сказала Вика. — Ты же понимаешь?
— Да что ты на нее всё вешаешь? У неё и правда никого нет. Намного хуже, чем тебе. У тебя хотя бы я есть.
Спустя год Вика узнала, что беременна. Саша обрадовался. Лену новость, кажется, искренне расстроила. Она пришла с тортом, громко поздравила, но во взгляде мелькнуло: «Теперь я точно вторая». С этого дня она начала звонить Саше чаще. Заходить к нему на работу. Устраивать «случайные» встречи. Привозить еду, «потому что ты же теперь не доедаешь — Вика готовит только супы».
А на семейных ужинах говорила:
— Надеюсь, вы не планируете перекладывать всё на маму. С ребёнком-то. Хотя знаю я вас, молодых, как только в декрет — так всё, ответственности нет, муж сам справится.
Однажды Вика попросила Сашу:
— Скажи ей, чтобы перестала так… снисходительно говорить со мной. Я не обязана это терпеть.
Он молчал. Потом покачал головой:
— У тебя гормоны. Ты всё воспринимаешь остро.
И тогда Вика впервые ушла из-за стола раньше. Приехала домой, села в ванной и дала себе разрешение плакать. Долго. Без объяснений. Без оправданий. Просто плакать.
Мальчик родился весной. Маленький, хрупкий. Саша был рядом, заботился. И даже Лена поначалу вела себя аккуратно. Принесла подгузники, игрушки, одежду — правда, всё яркое, с какими-то черепами и надписями «Папа — король». Но Вика даже за это была благодарна. Всё было почти по-настоящему.
До тех пор, пока Лена не начала приходить без предупреждения.
— Ну я же тётя. Какие могут быть вопросы?
Она брала ребёнка на руки, когда Вика шла в душ. Давала ему пробовать «грушевый сок — ничего, что три месяца, мы раньше пили и ничего». Учила его хлопать в ладоши. Кричала в лицо: «Ты мой, ты мой, ты мой!». Вика чувствовала, как внутри поднимается дрожь. Не от ревности. От тревоги.
— Я чувствую себя чужой в собственном доме, — призналась она однажды подруге. — Как будто живу на арендованных метрах. И каждый раз боюсь, что мне скажут: вы съезжаете, это не ваше.
— А Саша что?
— Он думает, что всё нормально. Что «Лена привязалась к малышу, потому что сама не может завести». Как будто это объясняет всё.
Подруга молчала. Потом выдохнула:
— Держись. Это надолго. Или до первого серьёзного скандала. Или до первого предательства.
И Вика почувствовала, как сердце предательски сжалось.
Прошел почти год. Ребёнок научился ходить, лепетать первые слова, и чаще говорил «ма» — но иногда, при виде Лены, тянул ручки к ней. Та, разумеется, не упускала момента:
— Смотри, он меня любит больше! Правда же, мой хороший, тётя тебя балует!
Вика не реагировала. Она давно научилась держать лицо при родственниках. Но потом, в ванной, мыла руки до онемения, будто могла смыть с себя чужую тень.
Проблемы начались не только дома. Саша стал уставать на работе, возвращался поздно, иногда раздражался по пустякам. Вика была терпелива. Готовила ужин, следила за ребёнком, подрабатывала удалённо. Но он всё чаще уставал от её усталости.
— Я не могу быть вечно между вами, — сказал он однажды. — Почему ты её просто не принимаешь такой, какая она есть?
— Потому что она не просто «есть», Саша. Она наступает. Постоянно. Каждый день.
— Ты преувеличиваешь.
Он не понимал. Или делал вид.
Однажды вечером, уже поздней осенью, Лена пришла с новостью:
— У меня всё! — радостно сказала она, едва переступив порог. — Я ухожу от Олега!
Это был ее третий гражданский муж за пять лет. Олег терпел три месяца.
— Ты где будешь жить? — осторожно спросила Вика, хотя уже догадывалась.
— Ну, пока у мамы. Потом, может, сниму. Или… — она сделала паузу, — ты ведь говорил, что та квартира в Балашихе всё ещё пустует?
Саша замер.
— Да, она пустует, — медленно сказал он. — Но я не думал…
— А что думать? — перебила Лена. — Я ж не навсегда. Пока в себя приду. Ну ты же понимаешь.
Вика молчала. Но в груди стало холодно. Они столько обсуждали, что сдадут квартиру — пусть за недорого, но накопят на летний отпуск. Или купят новую стиралку. Или просто начнут откладывать на ребёнка.
Позже, уже в спальне, она спросила:
— Ты же не отдашь ей квартиру. Правда?
— Это на время. Она же без денег. Без крыши. Не выгонять же?
— А мы? Мы тоже не из золота сделаны.
— Вика…
Он не договорил. Взял её за руку, посмотрел снизу вверх, как ребёнок.
— Просто пойми. Она моя сестра. Ей плохо. Я не могу по-другому.
Прошло несколько месяцев. Лена обустроилась в той квартире быстро — привезла мебель от Олега, повесила шторы, купила коврик в ванную. Приглашала подруг, устраивала посиделки.
Саша ездил туда часто: «Починить кран», «Посмотреть Wi-Fi», «Завести документы». Иногда возвращался с коробками еды: «Лена передала тебе варенье».
Однажды Вика поехала туда сама — забрать старый ноутбук, который Саша забыл.
Лена открыла дверь не сразу, была в халате, волосы мокрые. В квартире пахло лавандой. Телевизор гудел, в углу играла музыка.
— А, это ты, — без особого удивления сказала Лена. — Зачем?
— За ноутбуком. Саша забыл. Он сказал, можно зайти.
Лена медленно шагнула назад, не пригласив.
— Там, на кухне. Только не разбей ничего.
Вика прошла, стараясь не смотреть на детали. Но глаза всё равно цеплялись: на холодильнике — детские фотографии Саши, та самая рамка, которую они с мужем выбирали в «Икее». В ванной — полотенце из их дома. Подоконник украшен растениями, которые Вика выбрасывала как засохшие.
Лена смотрела, чуть склонив голову:
— Не переживай. Я не претендую на него. У тебя же всё есть. А у меня — вот это. Да и то — временно.
Вика хотела что-то ответить, но только кивнула. Вышла, задыхаясь. У подъезда села на скамейку и долго смотрела на окна. В них горел свет. Чужой свет.
Весна пришла неожиданно. Саша стал приходить домой всё позже. Объяснял усталостью, пробками, срочными делами.
— Мы почти не видимся, — сказала Вика однажды вечером. — Ты дома, но не здесь. Там.
— Не драматизируй, — ответил он, даже не отрываясь от телефона.
— Ты меня теряешь, — шепнула она. — Потихоньку. И даже не замечаешь.
Он ничего не сказал. Ушел спать в другую комнату. Сказал, что нужно выспаться.
А на следующий день Лена прислала голосовое сообщение. Вика случайно увидела — телефон Саши лежал на зарядке, экран загорелся. Там были слова:
«Ты же понимаешь, что у нас с тобой связь, которой у неё никогда не будет. Я скучаю. Приезжай поскорее».
Вика не стала слушать дальше. Она просто вышла на балкон и смотрела вниз. Холодный воздух обжигал лицо. Что-то в ней замерло.
Позже, в тишине, она спросила:
— Саш, а если бы перед тобой поставили выбор — она или я?
— Не ставь таких условий, Вика. Это некрасиво.
— Иногда жизнь сама ставит.
Он промолчал. И она поняла: выбора он не сделает. Никогда.
Прошло еще несколько месяцев. Вика чувствовала, как между ними с Сашей образовалась пропасть, которую он не спешил сокращать. Они жили под одной крышей, но словно в разных мирах. Саша все больше времени проводил в телефонных разговорах, многие из которых начинались с Лениных звонков.
Однажды вечером, возвращаясь домой, Вика увидела у подъезда Лена. Она улыбалась, обнимая подругу, и эта сцена словно вбивала клин между Викой и её мужем.
Войдя в квартиру, Вика попыталась начать разговор.
— Ты ведь понимаешь, что это уже не просто временно? — сказала она, чувствуя, как голос дрожит. — Ты уже почти не дома. А если дома — думаешь о ней.
Саша опустил глаза.
— Я не могу перестать заботиться о ней, — тихо сказал он. — Она же моя сестра.
— А я? — Вика прикусила губу, сдерживая слезы. — Мы с тобой — семья. А ты отдаешь ей квартиру, решаешь за меня и даже не спросил, что я думаю.
Тут она уже не смогла скрыть боль.
— Саш, а я правильно поняла — ты просто отдал квартиру, не посоветовавшись? — спросила она спокойно, хотя сердце кричало.
Саша молчал. Он знал, что ответить — значит признать поражение, но и молчать — значит оставить рану открытой.
За окнами наступал вечер. В воздухе повисла тяжесть неизреченных слов и неразрешенных обид.
Вика понимала, что отношения между ней и Сашей уже не будут прежними. Лена же, словно призрак, всегда будет рядом — в телефонных звонках, в углах их дома, в сердце брата.
Она не знала, как сложится их будущее: сможет ли муж выбрать — или так и останется пленником сестринских уз.
Вика знала только одно: дальше так жить нельзя.
Но первый шаг к переменам — всегда самый трудный.
И история еще не закончилась…
«Это квартира моего сына и я имею право принимать тут решения!»