— Я ж говорю, ненадолго, буквально на месяцок, — уверенно сказала Света, усаживаясь за кухонный стол, будто она дома. — Пока у нас с Мишкой вопрос с арендой не решится. Ну ты ж понимаешь, Наташ, у вас и места много, и атмосфера такая… домашняя.
Наташа опустила взгляд на свои руки. Хотелось сказать «нет», но рот будто заклинило. Рядом на табурете заерзал Егор — муж, спокойный и молчаливый, как всегда в таких ситуациях.
— Мишка к тебе как к сестре, ты ему почти родная. Ну а я, считай, уже как родственница, — хихикнула Света. — Мы, между прочим, на твоей свадьбе познакомились!
Это была правда. Но это также была правда, что с того самого дня Света бесцеремонно вторгалась в их жизнь: приходила без звонка, пользовалась Наташиными кремами, одалживала кофты, которые потом исчезали навсегда.
Теперь же Света с Мишей, у которых «всё временно» и «всё наладится», стояли с чемоданами в коридоре.
— Это ж временно, Наташ, — сказал Егор, когда они остались вдвоём на кухне вечером. — Дай людям немного времени.
— Я знаю, что ты хочешь помочь брату. Но… Мне страшно, что это «немного» растянется. Ты сам видел, как они живут.
— Ну Светка, конечно, непростая… но это ж семья. А семья должна помогать.
Наташа кивнула, но внутри уже нарастало то напряжение, которое бывает, когда человек против своей воли открывает дверь — из чувства вины, из страха показаться черствым.
С тех пор пошёл обратный отсчёт.
Света начала хозяйничать с первого дня.
— Где у тебя полотенца? Я взяла одно, оно мокрое было — странно вообще. А можно мне твой фен? А то свой не нашла.
Она не просила — она констатировала.
Через два дня Наташа увидела, что её любимая сковорода стоит в мойке — с толстым слоем пригоревшего соуса.
— Ой, я думала, у тебя антипригарная, — беззлобно пожала плечами Света. — Не получилось. Зато у Мишки аппетит какой!
Наташа улыбнулась натянуто. Но внутри сжималось.
На четвёртый день Света предложила:
— Слушай, Наташ, а может ты не будешь тратить деньги на магазин? Я хорошо готовлю. Давай я сама. Только ты мне карточку оставь, ладно?
— Зачем? — тихо спросила Наташа.
— Ну, чтоб с доставкой не мучиться. Своей нет, у меня ж там долг висит. А у тебя всё по уму.
Егор не вмешивался. Он всё ещё повторял: «Это временно». Хотя с каждым днём его лицо хмурилось, особенно когда Миша вслух размышлял, «неплохо бы остаться до осени».
Наташа работала из дома. Кабинет, переоборудованный из маленькой комнаты, стал её оплотом. Но даже туда Света заходила запросто:
— Ой, я думала, ты не занята! Я просто посмотреть, как вы тут всё оборудовали. Мишке бы тоже так. Кстати, у тебя кофе есть?
Рабочие звонки стали пыткой. Миша врубает кино на колонках, Света болтает по видеосвязи в соседней комнате, громко смеясь.
Когда Наташа однажды вежливо попросила потише, Света закатила глаза:
— Извиняюсь, ваша светлость. Забыла, что живу в библиотеке.
Прошла неделя. Наташа уехала на день в офис, а вечером обнаружила, что в ванной стоит чужая зубная щётка, а её любимый крем — пустой.
На кухне Света весело делилась с подругой в телефоне:
— Да у неё вообще столько всего! Я ж не ворую, просто пользуюсь. Мы ж почти сёстры, чё делиться-то?
В тот вечер Наташа впервые плакала в душе. Не от обиды даже — от бессилия. Она не знала, как вернуть своё пространство, не став «той самой злой стервой».
Но внутри начало просыпаться нечто новое. Что-то, похожее на злость, но с холодным хребтом решимости.
— Наташ, ты чего такая? — спросила на следующий день Оля, коллега. — Вечно уставшая, тихая… Ты же у нас раньше командовала отделом, помнишь?
— Всё нормально, — отмахнулась Наташа.
— Ты же дома работаешь? Чего тебе уставать-то?
Наташа замолчала. Вроде бы и правда — чего. Только внутри каждый день чувствовала себя, как посторонняя в собственной квартире. И с каждым днём сильнее хотелось сбежать.
— Мам, ты чего опять про Свету плохо говоришь? — Егор раздражённо уткнулся в экран. — Она, может, и шумная, но с душой. Мы не можем её просто выгнать.
— А чего нет-то? Ты свою жену спроси, как ей живётся, — бросила свекровь. — Мне не нравится, что ты не вмешиваешься.
— Мам…
— Ты бы ещё тётку с собакой поселил. А Наташе жить когда?
Наташа слушала из кухни и чувствовала, как что-то внутри переворачивается. Может, она и не одна в этом ощущении. Может, это не её каприз — а реальность, которую пора признать. Но пока она молчала.
Через десять дней Наташа начала просыпаться раньше, чтобы просто побыть в тишине. В эти полчаса, пока все спали, она завтракала на кухне, пила кофе, читала заголовки. Тогда ещё казалось, что можно выкроить для себя хоть что-то.
Но Света быстро просекла:
— А что это ты без нас завтракаешь? Скрываешь, что у тебя мюсли с орехами? Эгоистка!
Она смеялась, но Наташа всё реже понимала, где шутка, а где насмешка.
Первым серьёзным ударом стала суббота.
Наташа с Егором планировали выехать за город, но накануне Света сообщила:
— Мы, кстати, уже пригласили своих на шашлыки. Не возражаете? Всё на вашей машине, да?
— Нашей? — переспросила Наташа.
— Ну да. А что, у Мишки прав нет. А ты всё равно дома работать будешь. Вот и сгоняем быстро.
— Свет, мы вообще-то сами собирались…
— Ой, не жадничай. Один раз в жизни попросили!
Егор что-то промямлил про «неудобно отказывать», и в итоге в субботу Наташа осталась дома, а её машина укатила на шашлыки с чужими людьми.
На следующий день Света приволокла домой две огромные сумки из ТЦ.
— Посмотри, какие туфли! На распродаже — почти даром. Я, конечно, с твоей карты взяла, но Мишка отдаст. Как аванс получит.
— Ты… с моей карты?! — Наташа впервые за долгое время не сдержалась.
— Ну а чья она была в приложении? Ты ж сама мне доступ дала! Не кипятись. Это ж не навсегда. Не беднеешь же!
У Наташи затряслись пальцы. Она хотела сказать всё сразу, но в это мгновение пришёл Егор, и Света уже весело обнимала его:
— Братец! Смотри, какие сапоги взяла! А Наташка тут буянит — ревнует, наверное.
Снова смех. Снова притворная семья.
Ночью Наташа не спала. Егор храпел рядом, а она прокручивала в голове все сцены за последние две недели. Внутри было ощущение, будто кто-то поселился в её доме и выдавливает её из собственной жизни.
Наутро она решила поговорить серьёзно.
— Егор, так нельзя. Мне тяжело. Я не хочу больше, чтобы они тут жили. Я не могу быть «понимающей» и «удобной» всё время. Это мой дом. Наш. Но я в нём гостья.
Он долго молчал. Потом потёр лицо:
— Я понял. Дай мне поговорить с Мишей. По-мужски. Попросим их начать подыскивать жильё.
Но Миша только пожал плечами:
— Ну ты же сам говорил — пока всё не наладится. Нам на днях должны перевести. Сразу съедем.
— Это «на днях» — уже полмесяца, — тихо сказала Наташа.
— Что ты завелась? — перебила Света. — Мы же не на шее сидим. Мы же семья!
— Семья — это когда не пользуются тобой, — почти прошептала Наташа.
Света засмеялась:
— Вот это сейчас было громко сказано. Может, тебе отдохнуть надо? Ну, от нас, от людей.
С этого дня Света стала язвить открыто:
— Хозяйка недовольна. Всё ей не так. Не тронь чайник, не дыши в ванну. Бедный Егор, как ты с ней живёшь?
Миша, как обычно, отмалчивался. Просто уходил в телефон. Его это будто вообще не касалось.
Наташа заметила: когда она говорила — он даже не смотрел на неё. Как будто её не было.
Подруга, Лена, однажды зашла к ним без предупреждения. Света сидела на диване, громко обсуждая по телефону «дурную хозяйку, у которой даже орехов в доме нет».
— Ты чего терпишь? — спросила Лена, когда они вышли покурить на балкон. — Ты ж с ума сходишь. Видно же.
— Я не хочу быть «той самой», что всех выгоняет. Потом всю жизнь Егор будет напоминать.
— А может, ты боишься не Егорки, а того, что тебе потом будет нечего жаловаться? Как будто без них ты не сможешь оправдать, что несчастна.
Наташа долго молчала. В этих словах было больно, но — что-то верное.
Прошло ещё несколько дней. Света вела себя так, будто хозяйка квартиры. Однажды Наташа застала, как та проводит экскурсию по комнатам своим подругам:
— А тут мы спим. Ну, вообще-то, это была гардеробная, но ничего. Сами понимаете, хозяйка у нас современная.
— Сама-то где? — хихикнула одна из гостьей.
— Где-где. В угол забилась, как мышь. Она у нас интроверт.
Это было последней каплей.
Наташа не пошла на работу. Она сварила себе кофе, достала блокнот и целый день писала. Не дневник, нет. Просто выписывала всё, что чувствовала. Каждую обиду. Каждый момент, где промолчала. Каждое своё «да», когда хотелось «нет».
Она поняла, что каждый раз, соглашаясь ради мира, теряла по кусочку себя.
Теперь этих кусочков почти не осталось.
К вечеру Света позвала в гостиную:
— Наташ, тут к нам сейчас девчонки приедут. Поиграем, поболтаем. Ты ж не против?
Наташа посмотрела на неё спокойно.
— Нет. Я против.
— В смысле?
— Уезжайте. Вы должны были уехать две недели назад. И я не обязана объяснять. Просто уйдите. Сегодня.
В комнате наступила тишина.
Света будто застыла на месте. Несколько секунд она просто смотрела на Наташу, будто не понимая смысла слов. Потом рассмеялась — громко, с натяжкой, как актриса в неудачной сцене.
— Ты чего, с ума сошла? Это шутка такая? — Она обернулась к Мише. — Скажи ей!
Миша поднял глаза от телефона. Помолчал. Потом выдохнул:
— Наташ, ты перегибаешь. Мы ж вроде договорились. Неделю, максимум две.
— Эти «две» уже давно прошли, — сказала Наташа. Голос был тихий, но в нём что-то изменилось. Больше не дрожал.
— Да мы бы и уехали давно, — заголосила Света, — да вот, видимо, ты всё ждала повода, чтобы показать своё настоящее лицо! Вот оно, да? Холодная, эгоистичная, выгоняешь родню!
— Ты — не моя родня, — спокойно произнесла Наташа. — Ты женщина, которая прикидывается милой, пока ей это выгодно.
Миша поднялся.
— Ладно, хватит. Соберёмся и уйдём. Не бойся, никто у тебя тут не умрёт.
Егор молчал. Он стоял у стены, опустив голову. Наташа впервые в жизни увидела, что он не понимает, на чьей он стороне. Или не хочет понимать.
Когда Света с Мишей наконец ушли — с хлопаньем дверей, надуванием губ и обиженным «спасибо, что не под дверь выставила» — в квартире стало тихо. Пронзительно.
Наташа сидела на диване, завернувшись в плед. Егор сел рядом. Он явно собирался что-то сказать, но замолчал.
— Ты злишься? — спросила она, не глядя.
— Не знаю… Я просто… всё это как-то быстро. Ты могла сказать раньше, что тебе тяжело.
— Я говорила.
Он замолчал. Было слышно, как у соседей сверху плачет ребёнок.
— Ты могла бы подождать. Ещё немного. Разве трудно? — сказал Егор.
Наташа повернулась к нему. Смотрела долго, без злости, но как на чужого.
— Я и так подождала больше, чем должна. И потеряла больше, чем ты думаешь.
На следующий день в подъезде Наташу перехватила соседка, тётя Лида:
— Что это у вас вчера шумело? Света с чемоданом вниз бежала как ошпаренная! Что стряслось?
Наташа пожала плечами:
— Уехали.
— Надолго?
— Надеюсь.
Тётя Лида покачала головой:
— Я ж говорила Егору: не впускай её. Ещё год назад она у Тани с мужем жила — тоже «на недельку». Пока те сами не съехали. Ужасная девка.
Наташа сжала зубы. Значит, это было не в первый раз.
— Да она просто такие ситуации создаёт, чтобы тебя виноватой выставить. А потом уходит, как будто это ты всех разогнала, а она бедная.
На работе Лена встречала её крепкими объятиями:
— Говори, что выгнала, говори, что ты смогла!
— Смогла, — улыбнулась Наташа устало.
— Ну и что теперь?
— Теперь… живу. Снова. Без чужих кружек, без чужих щёток, без чужих гостей и бесконечных «дай, одолжи, потерпи».
— А Егор?
Наташа замялась.
— Не знаю. Он… Он не противился, но и не поддержал. Сидит, как будто ждёт, что всё вернётся.
— Вернётся?
— Нет.
Через два дня Миша написал Егору:
«Нам пока негде. Может, я один на диване у вас поживу? Светка к подруге ушла».
Егор показал сообщение Наташе.
— Ну, это уже совсем на время… И один, без Светы. Он говорит, что будет искать варианты.
Наташа встала из-за стола. Подошла к окну. На улице хлюпала слякоть, на остановке кто-то курил под капюшоном. Она долго молчала.
Потом обернулась. Говорила медленно, как будто внутри что-то устаканилось.
— Я не обязана объяснять. Просто уйдите. Сегодня.
Егор остался сидеть за столом. Молчал.
История закончилась. Или только началась.
В квартире стало просторно. Воздух — чище.
Но между двумя людьми, когда-то близкими, теперь стояло нечто большое, как комод, который никак не выбросить. Только обойти стороной.
Наташа села за компьютер. Открыла документ.
Над строкой курсор мигал — ровно, без спешки.
Как дыхание.
Как начало чего-то нового.
Как шанс.
И тишина.
Твоя мать чуть не угробила нашу дочь! А ты всё молчишь и молчишь