Вика с детства не мечтала о принце. Она хотела стабильности. Надёжного мужа, маленькую уютную квартиру, чашку кофе по утрам. Всё это у неё появилось с Андреем — в свои тридцать она считала, что вытащила счастливый билет. Они поженились спустя два года отношений, свадьба была скромная, даже без банкетов — вместо этого купили себе б/у, но ухоженный «Сид» с автоматом. Подарок на двоих, как символ начала жизни вместе.
Андрей был спокойным, немного рассеянным, но добрым. Умел слушать. Не пил, не гулял, сам мыл посуду — и Вика часто ловила себя на мысли, что ей с ним легко. Всё бы так и шло, если бы не Юля — его младшая сестра. Стройная, с ухоженными волосами, всегда на каблуках, говорила громко, смеялась звонко, входила в комнату так, будто ждала аплодисментов.
Юля не была злой, но… Вика всегда чувствовала, как в её взгляде скользит что-то снисходительное. Как будто она не совсем «свою» приняла. Как будто всё ещё ждала, что Андрей, одумавшись, женится на «нормальной».
— А вы и шкаф собрали без помощи? — с удивлением поджала губы Юля, глядя на новенький икеевский гардероб. — Я думала, ты в шурупах не разбираешься, Андрюш. Вика тебе помогала? Ну-ну…
— У меня руки откуда надо, — улыбнулся Андрей, не заметив подкола.
— Или просто Вика настояла, — с усмешкой добавила Юля.
И вот таких мелочей было много. То совет, как лучше вымыть окна. То замечание про «дорогой, но бесполезный крем». То «шутка» о том, как Андрей в детстве терпеть не мог суп из брокколи — как раз в день, когда Вика сварила суп из брокколи.
Они жили своей жизнью, но Юля появлялась с завидным постоянством. «Заезжала по пути», «забрать блендер», «перекантоваться на пару дней». Спала на раскладушке в гостиной, но на утро хозяйничала на кухне, меняла местами банки и кастрюли. Иногда Вика находила свои щётки для унитаза в ведре с тряпками — «Так гигиеничней».
— Ты не заметил, что она за нас решает, как мы должны жить? — шептала Вика мужу.
— Она просто помогает. И вообще, это моя сестра, ты могла бы быть добрее. Она одна. Развелась ведь. Тяжело ей…
А Вике никто не объяснил, почему «развелась» автоматически даёт право залезать в чужую семью с ногами.
Однажды, спустя полгода после свадьбы, Юля взяла у них в долг — десять тысяч. Мол, «до получки», «вышла накладка с кредиткой», «банк глючит». Деньги вернула только через два месяца и не извинялась. Вика не сказала ничего, но осадок остался. Особенно когда через неделю Юля выложила в сторис новый пуховик и поход в дорогой ресторан с подписью: «Сестра сказала: развелась — живи! Ну и живу».
А потом была вечеринка у друзей. Вика пришла чуть позже, Андрей уже был там. Юля тоже. Пила коктейли, смеялась, крутилась возле Андрея.
— Ну ты же всегда хотел, чтобы твоя девушка не ревновала? Вот она — твоя мечта! — крикнула Юля, когда один из гостей заметил, что она ведёт себя слишком вольно.
Все рассмеялись, даже Андрей. А Вике стало так неуютно, что она ушла раньше всех. Андрей догнал её лишь через полчаса, злился:
— Ты зачем устроила сцену? Это просто шутки. Ты слишком всё близко принимаешь. Юля же просто веселится!
Но в тот вечер Вика поняла: у них с Юлей разная мера допустимого. И у Андрея, похоже, с сестрой — одна на двоих.
Потом началась история с машиной.
Юля попала в ДТП. Небольшое, но страховка всё съела, а на ремонт у неё не было денег. Пришла к ним. С глазами щенка. С кружкой чая. С историей, как ей тяжело ездить на метро, как у неё спина и «вообще, ты же знаешь, я без руля как без рук».
— Давай так, — предложил Андрей, — ты пока на моей поездишь, а я на Викиной. Всё равно она сейчас на удалёнке и редко выезжает.
Юля кивнула, не глядя на Вику. Как будто согласие жены — это формальность.
— Я не очень хочу, чтобы она ездила на моей, — тихо сказала Вика, когда Юля ушла курить на балкон. — Там всё по мне настроено. И вообще, у неё ведь есть машина. Её же не списали…
— Да ты чего, — вздохнул Андрей. — Это временно. Мы же семья. Надо помогать. К тому же ты сама почти не ездишь…
Вика ушла в ванную, заперлась и села на край ванны. В её голове крутилась одна фраза, но она не решилась произнести её вслух. Пока.
Юля быстро освоилась в новой реальности. Уже через три дня она выложила фото с Викиной машиной у кафе: «Люблю начинать утро с капучино и свободы». И ни слова, что машина не её. Ни намёка на благодарность. Ни единого упоминания брата и его жены.
Вика смотрела это сжав зубы. Она не хотела истерик. Не хотела быть той, кто «не даёт помочь сестре». Но было что-то глубоко неправильное в том, как Юля распоряжалась их вещами — будто они ей принадлежали. Будто она просто взяла паузу, а потом вернётся и продолжит руководить.
— Ты поговорил с ней? — тихо спросила Вика вечером, когда они сидели ужинать.
— О чём?
— О том, что она не благодарит. О том, что выкладывает фото, будто это её машина.
Андрей пожал плечами:
— Ну, она просто переживает. У неё сейчас всё наперекосяк. Это мелочи.
— Мелочи? — голос Вики дрогнул. — А если бы я взяла твой ноут и стала выкладывать сторис, как кайфую на своём маке?
Андрей помолчал.
— Это не одно и то же.
Она усмехнулась.
— Конечно. Потому что ноут не у Юли.
Потом был вечер, когда Вика пришла домой, а в раковине стояли грязные тарелки. Не их. С суши и лимоном. Юля не ночевала у них — она просто приехала, пока никого не было. Оставила мусор, воспользовалась ванной, пледом, косметикой. Вика чувствовала себя вторженцем в собственной квартире. Но сказала только:
— Она заходила?
Андрей вздохнул:
— Да, взяла ключ. Сказала, что хотела душ принять — у неё воды не было. Потом заскочила пообедать.
— А можно она будет звонить, прежде чем «заскакивать»?
— Вика, ты перегибаешь.
— Я? А ты не перегибаешь, отдавая ей ключи от нашей квартиры?
— Нашей? — переспросил Андрей.
— Да. Нашей. Моей тоже.
И тут впервые они поссорились. Не громко. Не со скандалом. Но с напряжённой тишиной, затянувшейся на сутки.
Через неделю Юля заявила, что не может ездить на Андреевой машине — у неё «сцепление тугое». Попросила вернуть свою.
— Я пока всё равно не езжу, — пытался объяснить Вике Андрей. — Давай дадим ей твою на неделю. Она потом отдаст.
— У неё уже есть твоя.
— Но ей неудобно. Она права. У тебя автомат, ей проще.
— А мне, значит, сложно — и ничего? — Вика почти не узнавала свой голос. Он стал резким, натянутым, как струна.
— Ты чего начинаешь? Это всего лишь машина. Это просто железо!
— Не в машине дело, Андрей. А в том, что она просит — и ты отдаёшь. Без обсуждения. Я в этой схеме — кто?
Он молчал. Глаза бегали по комнате, как у школьника, пойманного на списывании.
Следующие месяцы прошли в натянутом спокойствии. Юля иногда заезжала, всегда неожиданно. Часто звонила Андрею: «Помоги», «Заедь», «Посмотри, что у меня с компьютером», «Сможешь отвезти?» Он кивал, вставал и ехал. А Вика делала вид, что ей всё равно. Читала книги, ходила на йогу, пыталась держаться. Иногда выходила на улицу просто, чтобы не слышать, как они смеются по телефону в соседней комнате.
Однажды она поехала к маме. Без предупреждения. Просто села в автобус и уехала на выходные. Мама ничего не спрашивала — просто поставила на стол пирог и налила чай.
— Устала? — спросила.
— Устала.
— От кого?
— От них двоих. Я как будто между ними. Вклинилась. А они всё ждут, что я уйду.
Мама погладила её по руке.
— Не уходи, пока не поймёшь, что ты больше не хочешь быть с ним. А если хочешь — борись. Только знай: мужчина, который не ставит тебя на первое место, никогда не научится. Он просто не умеет.
Вика вернулась и нашла в почтовом ящике извещение о штрафе. Камера. Нарушение. Дата — день, когда она была у мамы. Машина — её. За рулём — не она.
Она положила бумагу на стол перед Андреем.
— Это Юля?
Он помолчал.
— Наверное, да.
— Штраф оплачивать кто будет?
— Ну… я. Конечно. Не переживай.
— Я не переживаю. Я просто хочу понять, как это устроено. Я теперь сдаю машину в аренду? Я что — водительский парк?
— Вика…
— Почему ты не отдал ей свою, а отдал мою? — перебила она. — Ты же говорил, это временно. Но она ездит уже два месяца. На моей.
— Да я хотел сказать… — он замялся. — Я отдал ей свою. Насовсем. Просто она просила…
И тут в голове у Вики вспыхнула одна-единственная фраза. Она посмотрела на него, чуть склонив голову, и медленно произнесла:
— Ты свою машину отдал сестре, а на моей будешь ездить? — уточнила она.
И в комнате повисла такая тишина, что было слышно, как в ванной капает вода.
— Это временно… — начал он, но голос звучал уже неуверенно, будто сам себе не верил. — Я просто хотел, чтобы она вырулила. Ну, ты же знаешь — после развода у неё всё посыпалось. Она реально держится из последних сил.
Вика молча встала и пошла на кухню. Открыла кран, помыла чашку. Усталая спина, сутулая. Всё, что ей хотелось в этот момент — выключить свет в голове. Чтобы не думать. Не чувствовать.
Он зашёл следом.
— Я тебе компенсирую. Купим тебе другую. Или оставим эту тебе, а я себе что-то дешевле возьму…
— Андрей, — она обернулась, — ты правда не видишь, в чём дело?
Он растерянно пожал плечами. В его лице не было злобы. Только непонимание и усталость. Он не был плохим. Просто — удобным. Всегда стремился сгладить углы. Быть «нормальным» братом, хорошим мужем, приятным зятем. Он хотел мира — но не понимал, что ценой мира становится она.
— Ты же умный, — тихо сказала Вика. — Ты же должен был догадаться, что это не про колёса и не про штраф. Это про то, что твоя сестра занимает моё место. Постепенно. Сначала — кухня. Потом — ключи. Теперь — машина. Завтра, может, и ты сам?
— Ты перегибаешь, — отозвался он, почти шёпотом.
— Нет, Андрей. Я просто начала видеть чётко. Без «но». Без скидок. Без твоих «она просто». Это не просто.
С тех пор многое изменилось — и почти ничего. Вика продолжала работать, как ни в чём не бывало. Андрей старался вести себя чуть внимательнее. Меньше споров, больше разговоров. Юля появлялась реже — но если уж появлялась, то с новой «бедой»: полетел ноутбук, арендодатель повысил плату, начальница намекнула на увольнение.
Однажды, когда Юля приехала, чтобы «постоять на парковке» и «переночевать», Вика уже не вышла на кухню. Она лежала с закрытыми глазами, слушая, как они смеются в другой комнате.
Потом был вечер, когда Юля снова взяла машину. Без спроса. Андрей развёл руками:
— Ну она же уже привыкла.
И всё, что Вика почувствовала — это внутреннюю пустоту. Как будто внутри неё выключили последнюю лампочку.
Они с Андреем больше не говорили о машине. Она забрала документы, заблокировала доступ к приложению, поменяла пароли. Он не возражал. Только смотрел на неё долго, как будто впервые замечал, что у неё есть глаза. И в них — ни одной просьбы. Ни одной уступки. Ни одного «ну ладно».
Юля снова выкладывала сторис. Уже с его машины. Подписывала: «Брат всегда рядом». Или: «Надёжные мужчины всё ещё существуют».
Вика не комментировала. Не ставила «не нравится». Просто смотрела — и закрывала.
Наступил апрель. Вика уехала в командировку на два дня, а когда вернулась, обнаружила, что её машина стоит у другого подъезда, на чужом месте, с каким-то смятым пакетом на заднем сидении. В салоне пахло духами, которых она не носила. Она открыла бардачок — там лежал чужой пропуск, чужие солнцезащитные очки и… чек из автосервиса. С её номером машины.
— Ты давал Юле мою машину? — спросила она, когда вечером Андрей вернулся с работы.
Он растерянно почесал шею.
— Она просила. На пару часов. Вроде бы срочно. Там клиент в офисе, всё горело…
— Ты спросил у меня?
— Ну, ты же была в отъезде… я подумал…
— Вот именно. Ты подумал.
Она встала, взяла куртку и направилась к выходу. На пороге остановилась и обернулась.
— Я устала быть второй. Я не просила быть главной. Я просто хотела, чтобы меня уважали. Но, похоже, в вашей семье это не в ходу.
Он подошёл, взял её за руку.
— Подожди. Ну не уходи. Мы ведь можем как-то…
Она посмотрела ему в глаза. Там было всё то же — тревога, попытка уладить, сделать «как раньше». Только она знала, что «как раньше» уже не будет.
— Скажи, — медленно произнесла Вика, — если бы я так с твоей машиной, с твоей сестрой, с твоим пространством — ты бы что сказал?
Он не ответил.
— Вот и я не знаю, что ещё должна сказать.
Она закрыла за собой дверь.
Прошло три недели.
Они не расстались. Не подали на развод. Он писал ей каждый вечер, звонил, приезжал. Говорил, что всё понял. Что теперь будет по-другому. Что он поставит границы. Что ему больно.
Она не верила. Не потому, что он врал. А потому, что границы не строятся на обещаниях. Только на поступках. А поступки были прежними.
Однажды вечером он заехал к ней. Стоял в коридоре, в руках — торт. На лице — привычная робкая улыбка. Она не пустила его дальше кухни. Чай пить не стала.
— Я хотел поговорить, — сказал он.
— Я слушаю.
Он вздохнул:
— Я всё уладил. С Юлей. Объяснил. Она больше не будет брать без спроса. И машину я ей забрал.
Она чуть прищурилась:
— Свою?
— Ну… твою тоже. Я просто… хотел, чтобы ты поняла — я выбираю тебя.
Она кивнула. Поставила чашку в раковину. И, не глядя, произнесла:
— Ты свою машину отдал сестре, а на моей будешь ездить? — уточнила Вика у мужа.
И тишина, как и прежде, заполнила всю кухню. И за ней — вся история, в которой больше не осталось свободных мест.
Капризная жена