— А чего это ты тут распоряжаешься? – спросил Вадим.
— Не капризничай, сынок! – усмехнулся Гриша. – Вещи мне надо положить!
— В мой шкаф?
— У мамки все занято, не к Ленке же мне класть? – Гриша широко улыбнулся. – Сейчас мы тебя ужмем, и всем будет хорошо!
— А если я против? – спросил Вадим.
— Тебе что, пару полок для отца жаль? – нахмурился Гриша.
— У меня в шкафу тот порядок, который я сделал, — ответил Вадим. – И я не собираюсь его менять!
— Ничего! Поменяешь! – Гриша начал вынимать вещи сына с полок.
— Остановись! – прикрикнул Вадим. – А с чего ты решил, что можешь устанавливать тут свои порядки?
Гриша повернул к сыну раздосадованное лицо:
— По тому праву, что ты носишь мою фамилию и отчество! И где это видано, чтобы дети своим родителям что-то запрещали?
— Да, делай ты, что хочешь! – воскликнул Вадим. – Только не на моей территории! Это мой шкаф, моя комната и вещи это мои! И я не хочу, чтобы кто-то в них рылся!
— Не собираюсь я рыться, — отмахнулся Гриша. – Сейчас три полки освобожу и положу свои! И вот только их буду брать, а к твоим даже пальцем не прикоснусь!
— Нет! – твердо ответил Вадим. – Твоих вещей в моем шкафу не будет!
— Ну, и куда мне их положить? – с усмешкой спросил Гриша.
— А вот это меня вообще не интересует! – Вадим положил свои вещи на место и закрыл дверцы. – Где-то же они лежали? Вот туда и положи!
— Ты еще мне указывать будешь? – разозлился Гриша. – Да я тебя!
Вадим сделал шаг назад и указал на дверь:
— Вон из моей комнаты!
— Ты будешь отцу указывать?
— Буду, — кивнул Вадим. – И не только указывать! А если ты снова начнешь мне про фамилию и отчество говорить, то я пойду и поменяю фамилию на девичью матери!
И отчество поменяю! Мне, между прочим, двадцать! – Вадим выдержал прямой недобрый взгляд. – А не двенадцать, когда ты смел мною командовать, а я не знал, как сказать «нет».
— Тобой не командовать надо было, а воспитывать! – Гриша ухмыльнулся. – Но это никогда не поздно исправить!
— Только попробуй! – Вадим отступил к стене.
— Ну, если Тонька не смогла, придется мне наверстывать упущенное! Кто ж знал, что пока я в отлучке, сынок так разбалуется! – Гриша сделал еще шаг к сыну. – Посмотри на него! Папке полку в шкафу пожалел! Нехорошо это! Да и взрослый ты уже! Пора тебе съезжать!
— Без тебя разберусь, как мне жить и когда съезжать! – ответил Вадим с вызовом. – Я тут, как раз дома, это ты в гостях!
— Все! Ты нарвался! Вот я тебя сейчас!
— А не за это ли ты два года тюремных клопов кормил? – с усмешкой спросил Вадим. – Думаешь, не знаю?
— Да… да…. – Грише перехватило дыхание.
— Я все знаю! – холодно ответил Вадим. – Что-то мне мама рассказала, что-то соседи поведали, а что-то и участковый рассказал, когда ты освободился.
Только непонятно, а чего ты пришел-то только через шесть лет? Или тебя там тоже выгнали?
Гриша побагровел.
— Молись, если умеешь!
Детские воспоминания – вещь особая. Или особенная. Иногда человек помнит мячик, который ему подарили в три года, а иногда какие-то важные и интересные моменты из памяти выпадают.
Вадим свои важные воспоминания и хотел бы забыть, но не смог бы никогда.
Как у любого ребенка, у него было много радостных событий, но в память врезались те, что вызывали оторопь и злость у людей взрослых.
Первый кадр, что врезался ему в память, был, когда ему было четыре года. Он помнил плачущую мать, которая прижимала его к своей груди одной рукой, а второй удерживала дверь ванной. А еще крик!
— Гриша, не надо! Гриша, я так больше не буду!
Вообще, слезы у матери на лице Вадим запомнил хорошо. Было их много, и были они часто.
Второй кадр относится уже к возрасту семи лет. Над Вадимом замер отец с поднятой рукой вверх, в которой сжимал ремень. И возглас матери:
— Гриша, не смей!
Посмел ли Гриша или нет, память скрыла от Вадима.
Потом были не кадры, а кинопленка. И каждое действие этого фильма было связано с кричащим на мать отцом, а мать в слезах, жалась в углу или на диване.
Детское сознание подсказывало, что именно происходит в семье. Точнее говорило, что происходит что-то нехорошее. Только спустя годы Вадим смог сформулировать, чему именно был свидетелем.
Когда Вадиму исполнилось восемь, родилась Лена. Вот перед рождением сестры и сразу после рождения, были только крики и слезы, но папа маму не трогал. А потом снова началось. Но тут уже и Вадиму периодически перепадало.
Но последнее воспоминание об отце стало кош.маром. Нет, сам Вадим как-то это перенес без серьезных психологических последствий, а люди посторонние лишь качали головами, жалея и восхищаясь поступком мальчика.
Запомнил Вадим так:
Перед ним стоит побагровевший от ярости отец, что-то кричит, но слов Вадим не запомнил. А еще у папы в руках швабра.
Вадиму было очень стр.ашно, но он дрожащим голосом говорил:
— Нельзя! Не надо! Я не хочу!
А еще он не двигался с места, потому что сзади была мама, а у нее на руках двухлетняя сестренка.
Потом был удар, и его отшвырнули, как тряпичную куклу. Но Вадим не стал забиваться в угол и плакать, он выскочил из комнаты, а потом и из квартиры. И стал кричать на весь подъезд, что маму с сестренкой нужно спасать.
Соседи вызвали полицию, та – скорую, и началось разбирательство.
Папу заковали в наручники и усадили на табуретку. Мама что-то писала, сидя за кухонным столом. А Вадима увезли с переломом руки в больницу.
Потом уже Вадим узнал, что приехали обе бабушки и поднялся крик.
Папина мама настаивала, что в семье сами разберутся, а мамина мама силой заставила маму писать заявление. Если бы не представители правопорядка, они точно бы подрались. А так, только крика было много.
Так еще маму Вадима старалась обвинить папина мама, что она сама его спровоцировала.
А мамина мама настояла на медицинском освидетельствовании своей дочери и внучки! С внуком и так было понятно, травма средней тяжести.
Доказательная база росла, пополняясь заключениями и показаниями соседей. В итоге папе дали два года. А мамина мама настояла, чтобы еще и развестись с этим человеком.
Насколько помнил Вадим, когда из больницы вернулся, в доме стало намного тише. Только Лена иногда плакала по ночам, когда ей плохой сон снился. Но это было неудивительно.
А еще они стали хуже жить.
Мама все равно плакала, но не так, как раньше. Теперь она тихо плакала на кухне. А когда Вадим спросил, почему, та ответила:
— Сыночек, понимаешь, денежек у нас мало! Не хватает нам! Если бы ты Леночкой мог заниматься, я бы на вторую работу пошла!
Вадим согласился. Не мог не согласиться. Он бы и сам пошел работать, да кто возьмет на работу мальчишку двенадцати лет?
Но Вадим все равно умудрялся приносить домой какие-то деньги. Он подрабатывал, когда гулял с Леной на улице или после школы, пока Лена еще была в саду.
Он выгуливал собак, помогал донести покупки, присматривал за детьми, пока родители бегали в магазин или по делам.
Конечно, это было копейки. Но они были, и это радовало, потому что их могло бы и не быть!
Годам к четырнадцати Вадима вызвали в опорный пункт, где с ним психолог провел беседу.
— Если твой отец появится, сразу беги к нам! Сам ничего не делай, просто предупреди! Он лишен родительских прав, и ему в судебном порядке запрещено с вами общаться. Ты все понял?
Вадим понял, но отец не появлялся, хотя сказали, что на свободу тот вышел.
В шестнадцать Вадим смог подрабатывать сравнительно официально. А в восемнадцать устроился в пункт выдачи заказов, что позволило его маме уволиться со второй работы и больше уделять времени младшей дочке и дому.
Учиться же Вадим поступил на экономический заочно.
По сути, с восемнадцати лет Вадим на себя взвалил обязанности по содержанию семьи. А так же все текущие мужские дела. Он стал хозяином в своем доме.
Двадцать лет было Вадиму, когда мать привела отца.
— Сыночек, доченька! – обратилась Тоня к детям. – Папка ваш вернулся! Я с ним поговорила, он поклялся, что исправился! Теперь у нас будет полноценная семья!
Лена, которой было двенадцать, папу не помнила. Мама не рассказывала, Вадим тоже не сообщал причины исчезновения папы. Поэтому ей было, по большому счету, все равно.
Вадим к решению подходил настороженно. Он помнил все! И воспоминания были отчетливы и ярки, будто все произошло вчера.
Но, видя глаза матери, в которых была надежда, жалость, прощение и любовь, согласился.
Вадим подумал, что сейчас ему не двенадцать, а двадцать. И теперь он сможет дать отцу достойный отпор, если тот вспомнит свои былые подвиги.
Два месяца прожили вместе. А Вадим уже мог сделать предварительные выводы.
Мама была счастлива. Она влюбленными глазами смотрела на бывшего мужа, старясь угодить ему любым возможным способом.
Лена к отцу относилась настороженно. Он ей не нравился. Лена сторонилась, а чаще всего запиралась у себя в комнате. Вадим специально врезал ей замок и сказал:
— Если что, заперлась и звони в полицию! Без вариантов!
А сам Гриша расхаживал по квартире с видом полновластного хозяина. Только квартира принадлежала в равных долях маме и детям, мамина мама, которой эта квартира принадлежала ранее, так распорядилась имуществом. Ходил и приговаривал:
— Распишемся, ремонт устроим! Надо будет стенные шкафы снести и дверные проемы расширить! Так современнее будет!
Это Вадима насторожило, однако преподаватель по праву объяснил, куда тут ветер дует.
— Это сравнительно легальный способ отобрать часть жилого помещения. Если гражданин настолько явно это говорит, значит, доверять ему не стоит!
Вадим и не доверял. Он продолжал наблюдать, когда наглость папаши прорвется наружу. Специально не провоцировал, но удобного момента ждал. Тем более, у Вадима в рукаве был козырь!
А тут Гриша решил покуситься на шкаф своего сына, чтобы вещи свои разложить. Хотя, а это Вадим заметил, сначала обшарил полки на предмет того, что там могло быть спрятано.
Дальше ждать чего-то еще смысла не было.
Работая в пункте выдачи, таскать Вадиму приходилось много всякого. Поэтому мышцы на руках и ногах быстро приобрели каменную твердость. А его напарник, видя силу Вадима, предложил тому позаниматься восточными единоборствами, до которых был сам любителем.
Полтора года не прошли даром.
И от второго у..дара Гриши Вадим увернулся. А дальше решил прекратить этот танец. Вадим перехватил руку папы, завел чуть назад, а потом придал ускорение в сторону стены.
Когда у Гриши перед глазами все перестало двоиться, он рассмотрел своего сына, который над ним склонился.
— Послушайте сюда, гражданин нехороший, — сказал Вадим. – То, что мать тебя приняла, это еще не значит, что тебя простили и приняли мы с Леной.
Я уже совершеннолетний, но она еще нет! А судебный запрет на твое с ней общение никуда не делся! Мне достаточно одного звонка, и ты отсюда вылетишь!
— Мать не позволит, — заныл Гриша.
— К сведению! – Вадим улыбнулся. – Не только мать владелица квартиры, но и мы с Леной! Так что, ремонты ты тут можешь делать сколько угодно, а вот отобрать… сам понимаешь.
Гриша прищурился.
— И связываться со мной не рекомендую!
Вадим сдавил руку Гриши повыше локтя. Гриша взвыл.
— Я готов превысить самооборону, когда буду защищать от тебя свою мать и сестру! Доступно или сжать где-то в другом месте?
Гриша по..зорно уполз из комнаты Вадима.
А через два дня он сослался на какие-то важные дела и уехал. Больше он не появлялся.
Зато Вадим точно знал, что он хозяин в своем доме, и от него зависит благополучии его семьи.
Как хорошо, что у вас есть мнение. А у нас — квартира — Аня закрыла дверь за свекровью