Когда Ира только познакомилась с Витей, она сразу обратила внимание, как он тепло говорит о своей сестре.
— У нас с Ленкой разница в год, но мы как близнецы. Всё детство вместе, — с улыбкой рассказывал он на третьем свидании.
Это тогда казалось милым. Заботливый брат, крепкая семья — разве плохо?
На свадьбе Лена держалась подчеркнуто радушно. Даже чуть наигранно.
— Ну, теперь ты за него в ответе! — подмигнула она Ирине, когда та поправляла фату. — Береги моего брата.
Сначала Ира искренне старалась подружиться. Звала Лену на ужины, дарила ей мелочи по праздникам, терпела бесконечные разговоры про её проблемы на работе. Лена то увольнялась, то снова устраивалась, жаловалась на коллег, а Ира слушала, кивала. Потому что это — сестра Вити. Потому что семья.
Но со временем что-то стало меняться. Не сразу. Мелочи.
— А чего это ты курицу на сковородке жаришь? Она у тебя варёная на вкус, — комментировала Лена за ужином.
— Просто я без масла делаю, — пыталась объяснить Ира. — Чтобы легче было.
— Ну понятно, хочешь, чтобы Витька похудел, да? Всё ты за него решаешь.
Смеялась. Вроде бы в шутку. Но взгляд был не весёлый.
Лена появилась у них дома чаще, чем хотелось. Без предупреждения.
— У меня сегодня отключили воду, — однажды заявила она на пороге с пакетом белья.
— Это надолго? — аккуратно спросила Ира.
— Да кто ж его знает. Пока у вас побуду. Вы ж свои.
Ира рассказала Вите, что ей не нравится, когда кто-то без спроса остаётся ночевать. Тот вздохнул:
— Ну это же Лена. У неё и правда вечно всё наперекосяк. Она не со зла.
На Новый год Лена не просто пришла, а осталась на три дня. Помогать, как она сказала. И всё бы ничего, если бы не «помощь».
— Ирин, а ты кутью варить не умеешь? — в голосе Лены сквозило искреннее изумление. — Мама всегда говорила, что жена должна готовить праздничные блюда. Ну ладно, я сварю. А ты пока салатик порежь, ладно?
Витька же, довольный, пил глинтвейн и кивал:
— Вот, сестра у меня — золото. Ира, учись!
После праздников Ира попыталась спокойно поговорить:
— Вить, мне тяжело. Она у нас каждый второй день. Я прихожу с работы, а Лена уже тут, с ключами, на кухне…
— Она же не чужая, Ирин. Да и ключи ты ей сама дала в ноябре, помнишь? — удивился он.
Да. Дала. На один раз — забрать посылку с курьером. А теперь ключи стали как будто не её, Ирины, а Ленины. Как будто и квартира — не совсем их.
Весной Лена принесла с собой ночник и постельное бельё. Оставила их в комоде. Просто «на всякий случай». Ира выкипела внутри, но сдержалась. Она пыталась сохранить семью. Не конфликтовать. Она хотела быть правильной женой.
Но всё менялось. Постепенно. Незаметно.
А однажды, когда Ира вернулась домой пораньше с работы, застала странную сцену. Лена стояла в ванной в её халате.
— А чего ты так рано? — удивилась она, отдёргивая пояс.
— Ты… ты чего?
— Я голову мыла. Твой шампунь лучше, чем мой. Извини, если обидела.
Она говорила это как будто с вызовом. Как будто проверяла границы.
На следующий день Ира забрала ключи. Без скандала. Просто сказала, что дверь теперь всегда будет на сигнализации, и лучше позвонить заранее. Лена промолчала, но Витя потом долго ходил мрачный.
— Зачем ты так? Она же одна. У неё никого. Только мы с тобой.
— Так пусть живёт своей жизнью, Вить, — устало сказала Ира. — Я не против общения. Но у нас с тобой должна быть своя территория. Своё пространство.
Он не ответил. Только пожал плечами.
Но через неделю Лена вернулась — с чемоданом.
— У меня, кажется, развод, — сказала она и расплакалась. — Можно я у вас пока?
Ира молча смотрела на Витю. Тот стоял, виновато опустив глаза.
— Только ненадолго, — сказал он. — Ну ты же понимаешь…
Ира действительно понимала. Но что-то внутри неё оборвалось.
Сначала Ира решила потерпеть. Она понимала — развод — это тяжело. Сама бы не бросила подругу в такой момент. Тем более Лена — не просто подруга, а сестра мужа.
Но Лена даже не пыталась показаться временной гостьей. Через день на полке в ванной появились её кремы. Через два — в коридоре стояли две пары её сапог. А через неделю — на подоконнике на кухне красовался её любимый кактус в керамическом горшке.
— Я же говорила — на время, — раздражённо отозвалась Лена, когда Ира завела разговор. — Но ты же не хочешь, чтобы я жила, как бомжиха, среди пакетов? Дай мне хоть угол нормальный.
Угол оказался не просто углом — Лена обставила его как свою комнату. Плед, свечки, любимый постер из Икеа. Спала она на раскладном диване в зале. Ира ночами слушала, как она смотрит сериалы в наушниках, но с включённым экраном — мерцание мешало спать, даже сквозь щель в двери спальни.
Ира пыталась поговорить с Витей, не один раз. Тот всё отмахивался.
— Ты такая нервная стала. Может, тебе отдых нужен?
— Мне нужен дом, Вить. Чтобы я приходила туда и чувствовала себя дома.
Он снова промолчал.
А Лена продолжала жить, как у себя. Варила борщ на два дня, но комментировала каждый шаг Иры на кухне.
— Ты опять капусту переварила. Ты, наверное, с детства не умела, да?
Витя улыбался:
— Ну она же повар в прошлом, ты ж знаешь.
Ира не отвечала. Внутри нарастало раздражение. Оно пульсировало где-то между желудком и горлом, и иногда казалось, что от него темнеет в глазах.
Как-то Ира вернулась домой пораньше — задержались в садике, детей эвакуировали из-за проблемы с отоплением. И застала Лену в своей спальне. Та стояла у комода, держала в руках её украшения.
— Я просто примеряла, — сказала Лена спокойно, даже не смутившись. — У тебя серьги красивые. Мне бы такие пошли, кстати.
— Выйди, — с трудом выдавила Ира.
— Ты что, злишься? Ну ладно, не заводись, — Лена пошла к двери, но добавила через плечо: — У тебя, кстати, нижнее бельё всё однотипное. Надо бы поярче. А то скука смертная.
В ту ночь Ира не спала. Она смотрела в потолок, считала про себя: шаги, вдохи, замирания. Искала, что в этой истории ещё можно исправить.
На следующий день она забрала ребёнка из садика, пошла в торговый центр, купила новенькое постельное бельё, крем для глаз, новую скатерть.
— Что это за траты? — удивился Витя.
— Это просто вещи. Мне нужно было. Для себя.
Он только пожал плечами, но с той ночи спал, отвернувшись.
Весна сменялась летом. Лена всё ещё жила с ними. Иногда, когда Ира звонила свекрови, та говорила с явным намёком:
— Ну хорошо, что вы Лену приютили. А то мне и так тяжело, вся надежда на вас.
Однажды Ира случайно узнала, что Лена уже подала документы на развод больше месяца назад. И в квартире мужа её никто давно не ждёт.
— Почему ты мне не сказала? — спросила она вечером.
— А смысл? Всё равно мне сейчас некуда. Да и у вас хорошо. Уютно. Я, может, тут подкоплю, да съеду потом.
Подкопить означало: есть за их счёт, пользоваться её косметикой, залезать в стиральную машинку без спроса. Иногда даже брать вещи Иры — кофту, резинку, тапочки. И всё это — с лёгкой усмешкой, как будто по праву. По праву сестры хозяина квартиры.
А однажды, возвращаясь с работы, Ира услышала, как Лена говорит Вите:
— Ну ты же понимаешь, что она к тебе не очень. Ты для неё просто проект. А ты — мой родной человек. Мы с тобой связаны. Навсегда. Сколько бы она ни пыталась влезть — не получится.
Витя не ответил. Он только вздохнул. Не спорил. Не защитил.
Ира стояла в коридоре с ключами в руках и слышала всё это. Она не вошла сразу. Постояла. Подумала. Потом пошла в подъезд, села на ступеньки и заплакала. Тихо, чтобы никто не слышал. Только в груди что-то ломалось. Не одно. Многое.
Через пару недель Ира улетела на два дня к подруге — старой однокурснице, живущей в другом городе. Просто чтобы перевести дух. Вернулась — и увидела, что её подушка лежит на кресле. На кровати — бельё Лены.
— Это… случайно, — сказал Витя. — Лена плохо себя чувствовала, уснула у вас. Не стал будить.
— Ты в зале спал?
— А что? Там телевизор.
В этот момент что-то щёлкнуло. Щёлкнуло по-настоящему.
После той ночи Ира больше не могла спать. Не рядом с Витей. Не в той спальне. Даже просто лежать на той подушке вызывало у неё раздражение — как будто в её личное пространство кто-то вломился без спроса, не постучав, не извинившись.
— Это не твоя постель, Лена.
— А чья? — усмехнулась та. — Мы тут живём одной семьёй, разве нет?
Они разговаривали в коридоре. Между ними стояла полка с обувью. Смешанной: Ирины босоножки, Витины кроссовки, Ленины ботильоны.
— Нет, не одной. И никогда не были.
— Ой, драму развела. Я же сказала — это временно.
— Прошло полгода. Полгода, Лена. Временные гости не переставляют мебель.
Лена сделала шаг ближе и с холодной усмешкой произнесла:
— Боишься, что я важнее в его жизни, да?
Ира в этот момент поняла — Лена не уходит потому, что ей негде жить. Ей просто удобно здесь. Удобно быть рядом с братом. Удобно постоянно подчёркивать своё превосходство. И в этой квартире она чувствовала себя не гостьей, а хозяйкой.
Ира начала собирать вещи. Не свои — Ленины. Без истерик. Спокойно. Сложила в сумку её косметику, книги, упаковку чая, которую та притащила из Бали.
Лена вернулась вечером.
— Это что такое?
— Ты уезжаешь, — сказала Ира. — Завтра.
Та рассмеялась. Смех был короткий, злой.
— Сама решила? Витька в курсе?
— Мы живём тут с ним. Это наша квартира.
— Вот именно. С ним. А не с тобой одной. Так что ты, может, и жена, но я — сестра. Родная. Понимаешь?
На этом моменте вошёл Витя.
— Что происходит?
— Спроси у своей жены, — вскинулась Лена. — Она меня выселяет.
— Я не выселяю, — сказала Ира. — Я прошу тебя съехать. С миром. Без криков.
Но крики всё равно начались. Лена повышала голос, говорила, что её предали, что ей негде жить, что она всегда была рядом, когда Вите было плохо, что никто, никто не имеет права выгонять её, как собаку.
— Я тебе вообще не чужая! А ты кто? Кто ты такая, чтобы решать, кому жить в этой квартире?
Ира смотрела на Витю. Он молчал. Опять.
— Ты скажи хоть что-нибудь, Витя. Просто скажи. Я перегибаю? Я не права?
Он опустил глаза. Потом, как обычно, развёл руками:
— Девочки, ну давайте спокойно. Без скандалов.
Лена усмехнулась и прошипела:
— Вот видишь? Даже он сам не знает, на чьей стороне. Потому что ты тут чужая.
На следующий день Ира отвела сына в сад, зашла в кафе и полчаса просто пила кофе. Молчала. Смотрела в окно. Думала.
Возвращаться не хотелось. Но надо было.
Когда она открыла дверь, в квартире было тихо. Витя сидел на кухне, курил на балконе. Лены не было.
— Где она?
— Уехала. К подруге. Сказала, на время.
— Хорошо.
Она прошла в спальню, села на кровать. Смотрела перед собой, не моргая.
— Ты сердишься? — осторожно спросил он.
— Я устала. Очень.
— Я не хотел, чтобы всё так вышло. Просто Лена… она сложная. Но она моя сестра. А ты…
Он замолчал. Не договорил.
— Я — твоя жена, Витя, — медленно сказала Ира. — Или уже нет?
Он посмотрел на неё — усталый, подавленный.
— Конечно, жена. Просто я между вами… как в ловушке.
— Нет, Витя. Ты не между. Ты просто не выбрал.
Она встала, подошла ближе, тихо, почти беззвучно добавила:
— А ведь я просто хотела семью. Не вражду. Не борьбу.
Он ничего не ответил. Только потупил взгляд, как школьник на выговоре.
Неделю они жили почти молча. Нейтральные разговоры. Сын — в саду. Работа — каждый день. Лена звонила. Иногда Витя выходил поговорить в подъезд. Возвращался мрачный.
На восьмой день она приехала. С чемоданом.
— Я не могу у той подруги больше. Да и не собиралась там вечно.
— Мы об этом уже говорили, — тихо произнесла Ира.
— Нет, это ты говорила. А я — нет. У нас с Витей общее прошлое, общая жизнь. А ты — пришлая. Ты просто удачно вышла замуж. А я — его кровь.
Ира вдруг поняла: ей не страшно. Совсем. Ей даже не больно. Только обидно за потраченное время и за то, что когда-то она считала Лену роднёй. Семьёй.
Она повернулась к мужу. Витя стоял у стены. Молчал. Всё то же молчание, которым он предавал её каждый день последние месяцы.
— Скажи ей сам, — тихо сказала Ира. — Я больше не буду. Или ты с ней, или со мной. Но всё сразу — больше не получится.
Он помедлил. И вдруг сказал:
— Лена… давай пока… не будем торопиться. Просто побудь немного внизу, ладно? Я… я потом спущусь, поговорим.
— Понятно, — сказала Лена. Она даже не смотрела на него. Только на Иру.
— Поздравляю, ты победила. Но помни: он всегда будет моим. Неважно, где он спит.
Ира смотрела, как она выходит. Как закрывается дверь.
Потом повернулась к мужу и произнесла, тихо, спокойно, без истерики, как приговор:
— А квартира чья, Витя? Твоя или жены сестры? Выгони ее, — закричала жена.
Но крик был не громким. Просто последним. И необратимым.