Хочешь жить в чистоте? Убирай сам

— Да ты что, с ума сошла? — возмутился муж. — Я же отдыхаю!

— А я работаю! И при этом еще дом должна убирать, пока ты отдыхаешь!

— Но ты же… ты же привыкла. У тебя так легко получается.

— Привыкла! — Марина всплеснула руками. — Я привыкла, значит, мне и убирать. А ты не привык, значит, можешь ничего не делать. Удобно!

Андрей молчал, хлопая глазами.

Носки валялись под журнальным столиком — один полосатый, второй однотонный, будто специально разбежались по углам.

Марина замерла с пылесосом в руках, глядя на этих текстильных беглецов.

Три дня назад она складывала их в стопочку, аккуратную, по парам. Вчера напомнила Андрею убрать в шкаф.

Сегодня утром они лежали на диване. А теперь — вот так, врассыпную.

— Андрюш, — позвала она, сдерживая раздражение в голосе. — Ты не мог бы…

— Что? — отозвался он из кухни, где гремел посудой.

Она подняла носки, скомкала в руках. Мягкая шерсть согрелась от ее ладоней.

— Ничего. Неважно.

Полгода назад, когда они только получили ключи от этой двушки на восьмом этаже, все казалось сказкой.

Андрей внес ее на руках через порог, они целовались посреди пустых комнат, планировали, куда поставить диван, где повесить телевизор.

«Наконец-то мы одни», — шептал он ей в волосы.

Наконец-то без его матери, которая каждое утро стелила их постель, готовила завтрак, складывала вещи.

Марина тогда думала — вот оно, настоящее семейное счастье.

Первый месяц и правда был медовым.

Андрей помогал собирать мебель, таскал сумки из магазина, даже пару раз мыл посуду.

Но постепенно энтузиазм угас.

Сначала он перестал застилать постель — мол, все равно вечером спать ложиться.

Потом начал оставлять тарелки в раковине — «помою потом, когда накопится».

Носки, футболки, джинсы стали появляться в самых неожиданных местах: на спинке стула, на подоконнике, даже раз на кухонном столе.

Марина поначалу молчала.

В конце концов, она тоже работала, приходила домой усталая, но почему-то автоматически начинала наводить порядок. Так воспитали.

Мама всегда говорила: «Женщина должна создавать уют».

А Андрей, видимо, воспитывался по-другому.

У Татьяны Сергеевны он был единственным сыном, баловнем — она сама стирала его вещи, сама убирала его комнату, даже зубную щетку ополаскивала после него.

— Андрей, — сказала Марина однажды вечером, когда он устроился на диване с планшетом, а на кухне высилась гора немытых тарелок. — Может, поделим обязанности как-то?

— А? — Он не оторвался от экрана. — Что ты сказала?

— По дому. Чтобы справедливо было.

— Мариш, ну что ты. — Он наконец поднял глаза, улыбнулся виновато. — Я же работаю. Устаю очень. У тебя работа легче.

Она прикусила губу.

Легче? В офисе, где восемь часов подряд звонят телефоны, где начальник требует отчеты к вчерашнему дню, где коллеги строят интриги? Легче?

— Я тоже работаю, — тихо сказала она.

— Ну да, конечно. Я же больше зарабатываю. Значит, и ответственности больше.

Логика железная. Не поспоришь. Марина вздохнула и пошла мыть посуду.

Месяцы текли, превращаясь в рутину. Марина просила — Андрей обещал. Марина напоминала — Андрей отмахивался.

Она начинала говорить строже — он раздражался.

— Опять ты со своей уборкой! — вспыхивал он. — Неужели нельзя расслабиться дома? Не я же тут св.инарник развожу!

— А кто же? — холодно спрашивала Марина. — Домовой?

— Ну… я просто живу. А ты из каждой мелочи проблему делаешь!

Но св.инарник устраивался сам собой.

Крошки на диване после его бутербродов. Жирные пятна на плите. Волосы в ванной после бритья.

Мелочи, но они складывались в картину, которая все больше угнетала Марину.

— Ты не понимаешь, — говорила она подруге Оле по телефону. — Я не требую от него глажки или готовки. Но хотя бы за собой убирать!

— А ты попробуй не убирать, — посоветовала Оля. — Пусть посмотрит, что получится.

— Не могу. Противно самой в грязи жить.

— Тогда терпи.

Противно было и терпеть.

Марина ловила себя на том, что начинает злиться на мужа. Не просто раздражаться — злиться по-настоящему.

Когда он приходил с работы и плюхался на диван, не замечая, что она полчаса оттирала плиту от вчерашнего ужина.

Когда жаловался на усталость, забыв, что она тоже целый день на ногах.

Когда удивлялся, почему дома кончился хлеб, будто еда материализовывалась сама собой.

А потом у Андрея начался отпуск.

Две недели свободы.

Марина втайне надеялась — может, теперь он поймет, сколько времени уходит на домашние дела. Поможет, разделит нагрузку.

Первый день отпуска он проспал до одиннадцати. Встал, выпил кофе, который она приготовила перед работой, и уселся за компьютер.

— Во что играешь? — спросила она вечером.

— В новую стратегию. Классная вещь! Там надо цивилизацию развивать, города строить.

На второй день он встретился с друзьями. На третий — снова игры. На четвертый — опять друзья.

Марина молчала. Приходила с работы, готовила ужин, убирала, стирала.

Андрей благодарно ел, рассказывал о прохождении очередного уровня или о том, как они с Сергеем ходили в боулинг.

— Здорово отдыхаю, — признавался он. — Так расслабился!

Марина смотрела на разбросанные диски, на стол, усеянный крошками от чипсов, на кружки с засохшими кольцами кофе. Спокойно для кого?

На пятый день что-то внутри нее щелкнуло. Она встала утром, собралась на работу и… не стала ничего делать.

Не помыла вчерашние тарелки. Не вынесла мусор, хотя пакет уже трещал по швам.

— Пока, — сказала она Андрею, который сладко спал, раскинувшись по всей кровати.

Вечером картина не изменилась.

Посуда как стояла в раковине горой, так и стояла. Мусор переполнял ведро.

— Мариш, а что у нас с тарелками? — спросил Андрей, заглядывая в шкаф. — Чистых нет.

— Помой, — коротко ответила она.

— А я думал, ты… Ладно, сейчас.

Он помыл ровно одну тарелку — ту, которая была нужна ему. Остальные остались ждать своей очереди.

Марина продолжала эксперимент. Не убирала, не стирала, не мыла. Только готовила себе еду и мыла за собой одну тарелку.

Дом начал приобретать апокалиптический вид.

— Что-то у нас беспорядок какой-то, — заметил Андрей через три дня. — Может, генеральную уборку устроим на выходных?

— Устрой, — сказала Марина.

— То есть как?

— Ты в отпуске. У тебя времени полно. Устрой генеральную уборку.

Он посмотрел на нее с недоумением, будто она предложила ему станцевать лезгинку на голове.

— Но я же не умею… То есть, конечно, умею, но у тебя лучше получается. Женское дело ведь.

— Почему женское?

— Ну… так принято. Мужчина зарабатывает, женщина дом ведет.

— Я тоже зарабатываю. Меньше тебя, но зарабатываю. И дом веду. А ты что делаешь?

— Как что? Работаю!

— Сейчас ты в отпуске. И что делаешь?

Андрей растерялся. Такого поворота он явно не ожидал.

— Отдыхаю, — неуверенно сказал он.

— Вот именно. Отдыхаешь. А я работаю и дом убираю. Справедливо?

— Мариш, ну что ты завелась? Я же не специально…

— Не специально что? Не специально живешь как в гостинице? Не специально считаешь, что чистота появляется сама собой?

Голос у нее дрожал. Все накопившееся раздражение, все проглоченные слова, все сдержанные эмоции рвались наружу.

— Знаешь что? — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Пока ты в отпуске — все домашние дела на тебе. Хочешь жить в чистоте? Убирай сам.

— Да ты что, с ума сошла? — возмутился он. — Я же отдыхаю!

— А я работаю! И при этом еще дом должна убирать, пока ты отдыхаешь!

— Но ты же… ты же привыкла. У тебя так легко получается.

— Привыкла! — Марина всплеснула руками. — Я привыкла, значит, мне и убирать. А ты не привык, значит, можешь ничего не делать. Удобно!

Андрей молчал, хлопая глазами. Видимо, до него начинало доходить, что жена говорит серьезно.

— Ладно, — пробормотал он. — Попробую.

Попытка оказалась… катастрофической.

Марина вернулась с работы и обмерла. Пол был вымыт, но разводы расплывались по нему мутными озерами.

Пыль на мебели размазана тряпкой. Белье висело на балконе — мокрое, скомканное, явно стиранное в одной машинке белое с чем-то красным.

Ее любимая блузка теперь была нежно-розовой.

— Я старался, — виновато сказал Андрей. — Правда старался. Но у меня как-то не очень…

— Не очень — это мягко сказано, — пробормотала Марина, разглядывая полинявшее белье.

— Я же говорил, что не умею! У меня руки не из того места растут.

— Руки у тебя растут из правильного места. Просто ты думал, все само как-нибудь сделается.

Она села на диван, который остался неубранным — видимо, Андрей решил, что крошки на обивке — это декоративный элемент.

— Слушай, — сказал он, садясь рядом. — А может, мы как-то по-другому договоримся? Ну, разделим обязанности.

Я буду… ну, что-то делать. А ты — что-то свое.

Марина посмотрела на него. Лицо у него было растерянное, немного испуганное и обиженное.

Как у ребенка, который впервые столкнулся с тем, что мир не вращается вокруг него.

— Что именно ты готов делать? — спросила она.

— Ну… — Он замялся. — Пылесосить могу. Это несложно.

— Ага. А еще?

— Продукты покупать. Мне все равно по дороге с работы.

— Продукты покупать — это значит список составлять, планировать меню, следить, что заканчивается.

— Э… А разве нельзя просто пойти и купить все?

Марина вздохнула. Объяснять, что «купить все» — это путь к холодильнику, забитому йогуртами и пустой хлебнице, было бесполезно.

— Хорошо, — сказала она. — Попробуем. Ты покупаешь продукты — но по списку, который мы вместе составляем.

Пылесосишь полы — раз в неделю, но качественно.

Помогаешь готовить — чистишь овощи, режешь мясо, варишь макароны.

Белье в стирку сортируешь — отдельно белое, отдельно цветное.

Справишься?

Андрей кивнул с таким видом, будто соглашался на восхождение на Эверест.

— А ты что будешь делать?

— Готовить основные блюда. Гладить. Убирать пыль. Мыть ванную. Планировать закупки. Следить за чистотой каждый день.

— То есть я делаю меньше?

— Ты делаешь то, что можешь. Пока. Может, потом научишься большему.

Первые недели шли тяжело. Андрей забывал купить половину из списка, пылесосил только середину комнаты, оставляя углы нетронутыми, резал лук так, будто рубил дрова. Но он старался.

Марина видела, как он морщится, сортируя белье по цветам, как сосредоточенно изучает упаковки в магазине, как осторожно чистит картошку, снимая кожуру толстыми неровными лентами.

— Тяжелая же работа, — признался он как-то вечером, устало плюхнувшись на диван после готовки борща. — Я думал, это просто — кинул овощи в кастрюлю, и готово. А оказывается, там куча нюансов.

— Особенно когда каждый день, — согласилась Марина. — И я этим занималась одна.

— Да… — Он помолчал, осознавая. — Получается, да.

Он молчал, задумчиво глядя в потолок.

— Прости, — сказал он вдруг. — Я …рак. Думал, что у тебя все само собой получается. Что это легко.

— Не легко. Но можно научиться.

— Я учусь, — серьезно сказал он. — Честное слово, учусь.

Марина улыбнулась. Первый раз за много месяцев — искренне, без раздражения.

— Вижу. И ценю.

Дом перестал быть полем битвы. Не сразу, постепенно. Андрей по-прежнему резал овощи неидеально и иногда забывал протереть плиту после готовки.

Но он пытался. И главное — он больше не считал домашние дела чем-то, что происходит само собой.

— А знаешь, что самое сложное? — сказал он однажды, складывая чистое белье. — Не сама работа. А то, что она каждый день.

Вот помыл сегодня посуду — а завтра опять надо. Почистил плиту — через день опять грязная.

Нет, они не стали идеальной парой из рекламного ролика. Андрей по-прежнему иногда оставлял носки где попало, а она по-прежнему иногда раздражалась из-за мелочей. Но теперь это были именно мелочи.