Когда Лера предложила Сергею пригласить к себе его сестру с детьми на время их «сложной жизненной ситуации», она ещё не знала, что это приглашение расколет их дом напополам. Просто ей казалось: так правильно. У людей проблемы, а у них — просторная двушка, муж нормально зарабатывает, дети взрослые, внуков пока нет. Места хватит.
— Ну пусть живут пока, — сказала она, подливая себе чай. — Это же не навсегда?
— Ну… — протянул Сергей неуверенно. — Лизка с детьми, может, у нас пару месяцев перекантуется. Пока не найдёт ничего. Она говорит, что хозяин квартиры, где они снимали, её «на мороз» выставил, мол, родственники у него приехали. С вещами на улицу, считай.
Сама Лиза на тот момент не звонила. Не просила, не унижалась. Просто переслала брату голосовуху: «Я теперь без квартиры. Сама не справлюсь. Мне бы хоть временно, к вам…»
Лера тогда подумала: раз человек не лезет напрямую, значит, ей действительно тяжело. И дверь она открыла с добром, со словами:
— Дом — это не только стены. Дом — это тепло. Входи.
Первые дни прошли тихо. Дети Лизы — мальчик восьми лет и девочка четырёх — шумели, конечно, но терпимо. Вечерами они собирались все вместе на кухне, Лера готовила, Сергей разговаривал с племянниками, Лиза мыла посуду. Всё было… почти семейно.
Но спустя неделю начал меняться тон.
— А я вот не поняла, — сказала Лиза как-то утром, — почему детям нельзя мультики смотреть, когда они хотят?
Лера, поднимаясь из-за стола, ответила спокойно:
— У нас телевизор в зале, а Сергей работает из дома. Ему нужно тишина. Вы же можете включать в планшете — я вам дала пароль от Wi-Fi.
— Ну да, планшет, — буркнула Лиза. — Один на двоих. А свои мы сдали в ломбард, чтобы переехать. Кстати, еду вы только вечером готовите? А детям-то что днём есть?
— Есть макароны, есть каша, хлеб с сыром. Я ж не запрещаю.
— Просто как-то неудобно постоянно в холодильник лезть. Не хочется нарушать ваш идеальный порядок.
Сказано было вроде спокойно, но Лера вдруг почувствовала, как внутри что-то обрушилось.
Нет, она не хотела войны. Просто… почему на неё смотрят, как на хозяйку пансиона?
Через пару недель Лера перестала находить свои вещи в тех местах, где обычно лежали. То прихватка окажется в детской, то её расчёска исчезнет и появится в сумке Лизы.
— Наверное, случайно к себе бросила, — пожала плечами та. — У меня же дети, сама понимаешь… Всё тащу в одну кучу. Сама уже не разбираю, где чьё.
— Ну, разбери. Я ж не могу теперь всё в свою комнату прятать, — ответила Лера сдержанно.
— А чего бы и нет? Хочешь — запри. Я не против.
Но ключ от спальни где-то потерялся. И Лера впервые подумала: может, купить замок?
Её подруга, Лида, слушала рассказы и качала головой:
— Ты слишком мягкая. Они у тебя на голове танцуют, а ты варенье подаёшь.
— Лида, ну у неё двое детей…
— Ну и что? Это не значит, что можно вести себя как хозяйка в чужом доме. Ты же не к ней вваливалась с чемоданами. Это она к тебе.
— Я просто не хочу ссор.
— А тебе не кажется, что ты уже в ссоре, просто молча?
Муж Леры, Сергей, старался не лезть. Уходил в комнату с ноутбуком, делал вид, что ничего не замечает.
— Ты же понимаешь, — сказал он однажды, — если я начну с ней говорить, она обидится. Потом вечно будет напоминать, что «родной брат выгнал». А так… ну, перетерпим.
— Сколько?
Он промолчал.
Через месяц в ванной появился новый коврик. С розовыми цветами. Яркий, дешёвый, чужой.
— Это Лизка купила, — сказал Сергей, увидев, как Лера пытается закинуть коврик в стиральную. — Говорит, её дети боятся стоять на холодной плитке.
— У нас был коврик. Он нейтральный, серый. Я его подбирала.
— Ну… этот ярче.
Лера в тот вечер уснула поздно. Перед глазами стояли розовые цветы, скользящие по мокрому полу. И у неё было стойкое чувство, что эти цветы начали расползаться по всей квартире.
Когда в квартире стало пахнуть жареными пельменями в девять утра, Лера встала с постели с глухим раздражением.
Не потому что пельмени — не блюдо для завтрака.
А потому что запах проник в спальню, прилип к шторам, к её подушке, к волосам.
Она вбежала на кухню в халате и увидела Лизу в футболке и трусах, стоящую у плиты.
— Доброе утро, — сказала Лиза не без вызова. — Детям захотелось чего-то горяченького. А что — ждать вечера, когда ты появишься?
— Я вообще-то работаю, между прочим. Ты могла спросить.
— Да ты же не против была! Сама говорила — пользуйтесь всем, чувствуйте себя как дома.
— Я говорила это, когда думала, что это будет временно. Но теперь…
Лера сдержала дыхание.
— Теперь я не понимаю, где границы. И чьи они вообще.
Лиза развернулась, поддёрнула трусы и протянула:
— Ну давай, обговорим. Границы. Например, можно ли детям моим открывать холодильник без разрешения?
На следующей неделе Лера взяла отгул.
Хотела побыть дома, прибраться, наконец, спокойно полежать на диване и дочитать свой недочитанный роман.
Но не успела налить себе чаю, как на кухню влетела Лиза:
— Ой, а ты что — дома? А я собралась бельё стирать. Ты надолго?
— Я вообще-то здесь живу.
— Ну да, но я думала, ты на работе. А так — может, освободишь ванную? У меня дети грязные. Да и машинка свободная нужна.
Лера ничего не ответила. Просто вышла. Села в своей комнате на кровать, положила книгу на колени.
Страницы расплывались в глазах.
Она не могла поверить, что её дом стал ей чужим.
К середине второго месяца дети Лизы стали ходить в комнату Леры без стука. В один вечер, вернувшись с прогулки, она застала племянницу на своей кровати.
— Ань, ты чего?
— А я куклу потеряла. И мама сказала, что, может, она сюда закатилась.
— А почему ты босиком? Ты же на улице была!
Девочка молчала, ковыряя в носу.
— Где мама?
— В ванной… С телефоном.
Лера подошла к коридору, постучала:
— Лиза! Дети ко мне в комнату заходят, между прочим! И вообще, вы же обещали, что они будут только в зале!
Из ванной послышалось ленивое:
— Ну извиняй. Не уследила. Они же дети, господи.
Вечером того же дня пришла в гости сестра Сергея — Таня. Младшая. Сумка на плече, лицо ироничное.
— Ну как живётся? — спросила она Леру с каким-то особым интересом. — Нашествие родственников — это всегда весело.
— Весело — не то слово, — сухо ответила Лера.
— Лиза рассказывала, как ты на них кричишь.
— Я?!
— Да ладно, я понимаю. Она, конечно, ещё та… Но дети-то тут при чём?
Лера чуть не подавилась чаем.
— Таня, ты всерьёз считаешь, что я ору на детей?
— Я ничего не считаю. Просто… Может, тебе стоит быть мягче?
— Это ты мягче будь. Возьми их себе.
— У меня однушка и кот.
— Ну вот и молчи.
Сергей вечером пытался усмирить обе стороны.
Но выходило как-то вяло:
— Лер, ну потерпи. Ну правда. Они ж не навсегда. Ну что тебе стоит чуть-чуть подвинуться?
— Я уже подвигаюсь второй месяц. Я не ем нормально, я не отдыхаю, мои вещи исчезают, дети бегают где хотят, их мать жарит пельмени в трусах! А ты где?
— Я… не хочу ссор. Я стараюсь всех примирить.
— Ты просто сбежал. Сидишь в комнате. Типа ничего не происходит.
Он развёл руками.
— Ну а что я должен? Орать на сестру? Я не могу.
— Тогда я могу. Но ты не жалуйся.
В один из дней, когда Лера решила навести порядок в кладовке, она обнаружила, что несколько коробок с её вещами сдвинуты. Плед, подаренный матерью, был в пыли, рядом лежала детская лопатка, а её коробка с документами стояла открытой.
— Это что ещё такое?
Лиза, проходя мимо, пожала плечами:
— Да я искала аптечку. Младшая поранилась. Надо было йод. У вас не нашла, пошла туда. Потом забыла сложить. Извиняй.
— Ты открывала коробки с документами?!
— Я думала, там бинты! Что ты орёшь?
Лера не орала. Но голос дрогнул:
— Это мои личные вещи. Я тебе не лезу в сумку, правда?
— А я — к тебе и не лезу. Я искала для ребёнка, между прочим! Ты бы ещё полицию вызвала…
— Не исключено, если так дальше пойдёт.
Подруга Леры, Лида, предложила ей снять квартиру.
— Я знаю одну на соседней улице. Недорого. И — свобода.
— Ты предлагаешь мне бежать из собственного дома?
— А ты хочешь жить как чужая в своём? Пока твой муж играет в миротворца?
Лера в тот вечер написала на бумажке: «Что я должна, а что — нет».
Потом вычеркнула «должна».
Потому что никто не обязан терпеть захват территории под видом родства.
Но самым странным стал вечер, когда Лиза принесла в дом новое покрывало. Яркое, блестящее, с цветами и золотыми вставками.
— Для зала, — сказала она. — А то ваш старый диван не в духе. Хоть веселей стало.
— Но это мой диван. Я выбирала его. Мне не нужно «веселей».
— Тебе, может, и нет. А вот дети довольны. Правда, Дань?
Мальчик кивнул и сказал:
— А мы ещё ваш телевизор вчера развернули! Чтобы из кухни было видно!
— Что?!
— Ну он стоял не так. Мы повернули, а потом он сам…
Лиза резко повернулась:
— Дань, молчи. Ты не понял. Он ничего не трогал.
— Так упал же, — не унимался мальчик.
Сергей вышел из комнаты и посмотрел на разбитый экран.
— Это что?
Лиза развела руками, скривив лицо в театральной досаде:
— Телевизор сам упал. Мы вообще не трогали, — выкручивалась золовка.
Сергей стоял над телевизором и будто не мог поверить.
Медленно присел, потрогал треснувший угол. Стекло пошло паутиной, кусочек пластика откололся и валялся рядом.
— Он же был на тумбе, — сказал он глухо. — Крепко стоял. Там же никто не ходит близко.
— А вот и ходят! — вскинулась Лиза. — Мы же не музей у тебя тут открыли, чтобы ничего не трогать. У меня дети! Они играли, и вообще, может, ты сам плохо поставил?
Сергей посмотрел на неё с недоумением. Потом перевёл взгляд на Леру. Та молчала, прижимая к груди пульт — каким-то нелепым жестом, будто защищая последнее, что уцелело.
— Лера, ты чего? — удивился он. — Скажи хоть что-нибудь.
— А что тут говорить? — её голос был тихим, но в нём слышалась сталь. — У нас больше нет телевизора. У нас больше нет дивана. У нас больше нет границ.
— Началось, — проворчала Лиза. — Что ты как драматург? Дети бегали, случайно зацепили, ну с кем не бывает!
— Ага. И случайно открыли мою коробку с документами. И случайно сломали фен. И случайно нарисовали на стене в коридоре фломастерами. Всё у вас — случайно.
— Ты, по-моему, вообще не в себе стала. Всё тебе не так, всё тебе мешает. А мы-то здесь живём как можем!
— Вот именно. Живёте, как можете. А я существую.
В тот вечер Лера не спала.
Она лежала в темноте, слушая, как за стенкой Лиза что-то обсуждает по телефону. Голос звучал взволнованно, с обрывками фраз:
«Ну да, упал…»,
«А что я могу сделать?..»,
«Она сама уже на взводе…»
Сергей лежал рядом, уткнувшись в стену.
— Ты понимаешь, что она врет? — спросила Лера почти шёпотом. — Ну просто нагло врёт.
— Ну не знаю… Может, не врет… дети, бывает…
— Хватит. Хватит это терпеть. Я больше не могу. Или ты что-то делаешь, или я ухожу.
Он повернулся к ней:
— Ты хочешь, чтобы я выгнал сестру?
— Я хочу, чтобы ты вспомнил, что этот дом — наш. Не её. Не их. Наш.
— Ну хорошо. Я поговорю.
— Когда?
Он замолчал. Потом сказал:
— Завтра.
Но на следующее утро Лиза уложила детей и ушла «по делам». Вернулась только вечером — с пиццей и коробками из супермаркета.
— Ну, раз уж всё так, — бросила она, — то вот вам компенсация. Пицца — большая, детям взяла йогурты, вам — кофе. И телевизор купим. Может, не сразу, но купим. Скинетесь, и купим.
— Мы? — переспросила Лера.
— Ну, а что? Вы ж тоже смотрите. А этот, между прочим, сам упал. Никто не трогал.
— Ты ведь даже не умеешь извиняться.
— А ты умеешь быть благодарной?
Сергей в тот вечер сидел молча. Доел пиццу, убрал со стола. Вечером, когда Лера мыла посуду, подошёл и сказал:
— Я пока не готов делать радикальные шаги. Но я тебе верю. И я не слепой.
— Просто ты слишком медлишь. А мне больно — каждый день.
Он кивнул. Но ничего не изменилось.
Лера однажды вышла с мусором и столкнулась в подъезде с соседкой. Та вздохнула:
— У вас там, конечно, весело. Слышно всё. Как ребёнок крикнет — аж вздрагиваю.
— Я извиняюсь, — Лера натянуто улыбнулась.
— Да ладно. Только вчера, кажется, что-то грохнулось сильно. Мы с мужем подумали — не мебель ли?
— Телевизор.
— Ох…
— Сама упал, — проговорила Лера и усмехнулась.
На третий месяц Лера начала искать вторую работу. Не потому, что нужны были деньги. А потому что легче дышалось, когда её не было дома.
Лида подкинула контакт юриста:
— На всякий случай. Мало ли. Пусть он тебе расскажет, какие у тебя права.
— Права? А мне бы просто тишину…
Лиза теперь вела себя будто ещё свободнее.
Стирала когда хотела, занимала ванную, сидела в Лериной комнате с племянниками, когда «им удобнее там мультики смотреть». А когда Лера пришла с работы и увидела, что девочка уснула на её кровати, просто прошла мимо.
— Устала, — кивнула Лиза. — Пусть полежит. Я потом перенесу.
— Ты не поняла… Это моя кровать. Не ваша.
— Ну ты не зверь же, в самом деле? Могла бы быть человечней.
Лера вышла. Пошла в ванную. Заперлась. Села на крышку унитаза. Долго сидела. Вспоминала, как наивно улыбалась, когда открывала дверь этой женщине.
Вечером Сергей снова сел с сестрой поговорить.
— Лиз… Ну правда. Вы тут уже третий месяц. Может, вы подыщете что-то? Я помогу с деньгами. Просто… это уже всех измотало.
— А ты раньше не мог сказать? — удивилась Лиза. — Или это Лера надавила?
— Неважно. Важно, что я тоже устал.
— Ну, понятно. Как только что-то не по-вашему — всё, выставить. Хорошо. Дайте нам ещё пару недель. Найду вариант.
— Только не затягивай.
На следующий день, возвращаясь с работы, Лера застала мальчика в коридоре.
— Ты куда собрался?
— К Саньке. Мы в парк. Мама разрешила.
— А кто с сестрой?
— Она спит. В твоей комнате.
— Опять?!
Он пожал плечами.
Лера вошла в комнату. Девочка лежала поперёк кровати, голова на её подушке.
Рядом — надкусанный батончик.
На полу, у самого края тумбы, валялся пульт.
Пульт от нового телевизора.
Того, что Лиза с Сергеем заказали два дня назад — по скидке, в рассрочку.
Он ещё даже не стоял на тумбе. Только из коробки достали, поставили на табурет временно.
И Лера вдруг увидела: он накренён. Угол — будто повис в воздухе. Дёрни — и всё.
И она стояла, не шевелясь, с этим знанием. Что если он упадёт — будет вторая серия. Снова начнётся:
«Телевизор сам упал, мы вообще не трогали…»
Она села на край кровати. Взяла пульт. Положила его в ящик тумбы.
А потом прошептала, не в силах сдержать усталый смех:
— Ну да. Сам упал. Вы вообще не трогали.
И вот с этим знанием, с этим полураспадом тишины и чужих детей на своей подушке, она осталась одна.
С осознанием, что в её доме теперь все по-своему правы. И никто — не уходит.
Долги не прощу