Когда Алина познакомилась с Олегом, ей казалось, что ей невероятно повезло. Спокойный, рассудительный, заботливый — после череды нервных ухажёров с завышенной самооценкой он казался подарком судьбы. Он не любил громких слов, но мог молча заметить, что она замёрзла, и просто накинуть на плечи куртку. Мог молча съездить к ней на другой конец города, если ей нужно было поменять лампочку в ванной.
Сначала она почти не сталкивалась с его семьёй. Пара звонков матери, короткие разговоры — всё буднично. А вот о сестре Олег упоминал часто.
— У нас с Леркой всегда была особая связь, — говорил он, чуть улыбаясь. — Она меня на год младше, но ещё в детстве вечно лезла защищать, будто старшая.
Когда Алина впервые увидела Валерию, та показалась ей милой. Чуть эксцентричной, слишком ярко накрашенной, с хрипловатым голосом и острыми шуточками. Они встретились в кафе — инициатива была с Лерииной стороны.
— Ну, расскажи, как ты моего брата в свои сети затащила? — спросила Валерия, подперев подбородок рукой. — Он у нас вообще парень непростой. Бывшая его — прям лапка была, шила, готовила, всю родню знала по именам…
— Уверена, вы с ней отлично ладили, — спокойно ответила Алина, делая глоток кофе.
Лерина улыбка чуть дрогнула.
— Я вообще легко нахожу язык с нормальными людьми.
Первые звоночки Алина начала замечать уже через месяц после свадьбы.
Они жили с Олегом в однушке, съёмной, но уютной. Заработки были средние, но они справлялись. Алина работала в логистике, Олег — в IT. Стабильная, предсказуемая жизнь. До тех пор, пока в одну пятницу Олег не сообщил:
— Слушай, Лерка уволилась. Снова. Говорит, сил больше нет терпеть токсичного начальника. Поживёт у нас недельку, пока не решит, что дальше. Я не мог отказать — сама понимаешь.
Алина, на самом деле, не понимала.
— У нас и так один шкаф, Олег. И один диван. И кухонька четыре квадрата.
— Ну это ненадолго, — отмахнулся он. — А Лера такая раскисшая, жалко её. Ты ведь у меня добрая, да?
Она промолчала. Добрая — это комплимент или ловушка?
Валерия въехала с двумя чемоданами и пластиковым контейнером с комнатными растениями. С первого дня чувствовала себя как дома.
— Ой, девчонки, я картошку только по-своему умею готовить, — сообщила она уже на третий вечер. — В кожуре, с розмарином. Я надеюсь, это не нарушит ваших кулинарных ритуалов?
Алина молча убрала её кастрюлю в дальний ящик, когда на следующий день от розмарина запахло даже в бельевом шкафу.
Лера часто заходила к Алине в комнату, даже не постучав. Комната была одна, конечно, но они с Олегом старались держать хоть какую-то границу. Валерия — нет.
— Ой, а ты краску для бровей вот эту используешь? — спрашивала она, перетаскивая косметичку. — А можно я попробую? О, а это что, твоя ночнушка? Слушай, такая мягкая ткань. Я одну ночь посплю в ней?
— Алина, не будь занудой, — говорил потом Олег, когда она пыталась деликатно поставить границы. — Лера же не ворует у тебя ничего, просто по-свойски интересуется.
По-свойски.
Это слово начинало Алину подташнивать.
Через две недели Лера устроилась на новую работу и… не съехала.
— Да я пока привыкну, — пожимала плечами. — Да и здесь удобно: до офиса ехать тридцать минут, а от мамы — час. Вы ж не против, ребят?
— Может, на пару месяцев? — осторожно предложил Олег. — Пока подкопит на жильё…
Алина заглотнула кислород, чтобы не наговорить лишнего.
— Конечно. Если пару месяцев — то ладно.
В конце концов, семья — это поддержка.
Но поддержка превращалась в медленно тлеющий конфликт, как огонь под сухими листьями: снаружи — тишина, внутри — жара.
С каждым днём Алина всё чаще ловила себя на ощущении, что она — в гостях у Валерии, а не наоборот. Утром Лера занимала ванную на сорок минут, распевая под фонтанирующий душ старые песни. Завтракала, оставляя после себя на столе чашки, мёд, хлебные крошки. Брала Алиныну косметику и полотенце. А однажды устроила видеозвонок с подругами прямо в комнате Алины и Олега, сидя на кровати, пока те пытались уснуть после работы.
— Ну не убираться же мне в шесть утра ради ваших интимных моментов, — хохотала она в трубку.
— Олег, — шептала Алина потом в темноте, — может, поговорим с ней? Это уже переходит все границы.
— Она просто темпераментная, — выдохнул он. — Ты же знаешь, как она непросто всё переживает. Давай дадим ей время.
Время шло. Алина почти не слышала «спасибо», зато всё чаще — упрёки.
— Ты часто готовишь с грибами, — заявила как-то Лера. — У меня, между прочим, слабый желудок. И вообще — каша с курицей три дня подряд? Ну вы тут питаетесь, как в столовке.
Олег за столом неловко жевал, не поднимая глаз. Алина выложила ложку обратно в тарелку.
— Готовь сама. Или питайся на работе.
— Господи, как остро ты реагируешь. Это же просто совет, — протянула Лера. — Я, между прочим, заботилась.
К весне стало хуже. Алина ловила себя на раздражении даже от дыхания золовки. От звука её каблуков в прихожей. От вечных «А помнишь, Олежка, как ты в третьем классе защитил меня от того хулигана?»
— Ты, кстати, тогда сказал, что всегда будешь меня защищать, помнишь? — сказала Лера однажды за ужином, положив руку брату на плечо.
— Помню, — усмехнулся он. — Ты тогда ещё плакала от одной ссадины на коленке.
— Ага, как и сейчас. Только теперь ссадины от жизни, — сказала она с грустной улыбкой, и Алина поняла, что это уже не игра. Это спектакль.
А она — в нём не главная героиня.
Семейные обеды у свекрови стали пыткой. Лера расписывала там свою «борьбу за жизнь», рассказывая, как тяжело женщине одной. Как Алина холодна и равнодушна.
— Мы с Олегом, знаешь, всегда были очень близки, — говорила она как-то свекрови, когда Алина выносила пустую тарелку. — Но теперь он как будто стал чужим. Семья меняет людей, и не всегда в лучшую сторону.
— Алина просто другой человек, — вставил Олег, глядя в стол.
— Вот именно, другой, — подчеркнула Лера.
Алина тогда впервые почувствовала не обиду, а злость. Прямую, нечистую, такую, что даже руки дрожали.
Скандал случился неожиданно. Лера пришла домой с двумя огромными пакетами и бодро заявила:
— Я тут решила часть зарплаты на шмотки потратить, а то совсем подзапустилась. Олеж, помнишь, ты говорил, что мне подойдёт пальто с поясом? Вот оно! И сапоги — тоже класс, правда?
— Молодец, — пробормотал он. — А ты же вроде в долгах была?
— Да ерунда. Алине же ты дарил тот блендер за десять тысяч, да? Вот и считай, это тоже подарок. От семьи — семье.
Алина застыла.
— Простите, вы с каких это пор тратите семейные деньги на подарки себе? — спросила она.
— Ой, только не начинай, — махнула рукой Лера. — Бюджет у вас общий, деньги всё равно из одного кармана. Я ж не чужая вам. Или уже да?
Ответить Алина не успела — за неё ответил звонок. Это была её мама.
— Алиночка, вы приедете к нам на Пасху?
— Мы подумаем, — ответила она.
— Вместе с Лерой? — переспросила мать, чуть напряжённо.
Алина сжала губы. До этого момента она даже не задумывалась, что её родители за всё это время видели Леру только один раз — на свадьбе.
— Нет, мам. Мы — это я и Олег.
После звонка Лера подошла к ней на кухне.
— Ты чё, реально хочешь с роднёй меня не брать? А если мама узнает? Думаешь, ты мне всё перекроешь, а брат молча проглотит?
— Я думаю, — спокойно сказала Алина, — что пора тебе снимать жильё.
— Ага, чтобы ты одна тут командовала, как тебе удобно?
— Чтобы мы были семьёй, а не коммунальной квартирой.
— Знаешь, Алиночка, — прошипела Лера, — я этого так не оставлю.
— Мне всё равно.
— Тебе не будет всё равно, когда Олег уйдёт.
— А ты правда думаешь, что сможешь его увести? Ты же не жена. Ты — сестра.
— Я ему ближе, чем ты, — бросила Лера. — Всегда была. Ты просто временная.
И тогда Алина, впервые, почувствовала — борьба вышла из тени. Это уже не скрытая агрессия. Это — война.
После той сцены на кухне Алина ждала, что Олег вмешается. Скажет хоть что-то. Поддержит. Разведёт руками. Примет сторону. Но он молчал. Ходил по квартире тенью, старался избегать обеих. Валерия демонстративно хлопала дверями и вздыхала. Алина мыла посуду с нажимом, от которого могли треснуть тарелки.
— Нам надо поговорить, — сказала она однажды, когда они с Олегом наконец остались одни. Лера ушла на йогу, впервые за полтора месяца дав им пару часов тишины.
— Давай позже, — пробормотал он. — У меня в голове каша.
— Именно поэтому — сейчас. Олег, ты вообще видишь, что происходит?
Он откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
— Я вижу, что две самые близкие мне женщины грызутся, как кошки. Я прихожу домой и хочу, чтобы дома был покой. А не поле боя.
— А ты не думал, что этот «бой» начался не по моей инициативе? Что я пыталась — и не раз — найти компромисс? Сидеть, молчать и терпеть, пока она у нас под носом хозяйничает?
— Она не хозяйничает, — устало возразил он. — Просто ты слишком остро реагируешь.
— Да? А если бы я ходила по дому в твоей рубашке, называла твоего отца «папочкой», рассказывала родне, какой ты в постели, ты бы тоже сказал, что это просто моя открытая натура?
Он вскочил:
— Ты перегибаешь!
— А ты прогибаешься! — голос Алины дрогнул. — Олег, ты взрослый мужчина. Но с ней ты превращаешься в мальчика, который боится, что сестра обидится.
Он отвернулся.
— Она просто очень одинока.
— А я? А мне не одиноко с вами двумя? — голос сорвался на хрип. — Ты слышишь меня вообще?
На следующий день Лера снова появилась с чемоданом.
— Меня начальство отправляет в командировку на две недели. Съезжу, подумаю, как дальше. А то реально атмосфера у вас — как на складе с тухлой рыбой, — бросила она, с улыбкой, закидывая в чемодан зарядки и платья.
— Ты не думаешь, что этой «атмосферы» ты и создала? — тихо спросила Алина.
— Знаешь, у меня с братом всегда была гармония. А теперь… он стал другим. Может, это и к лучшему, — бросила она через плечо. — Пусть подумает, кого он больше любит.
Когда дверь за ней захлопнулась, наступила тишина. Такая, что Алине захотелось просто сесть посреди коридора и не двигаться.
Олег вышел из комнаты. Постоял.
— Может, нам съездить куда-то? Перезагрузиться. Отдохнуть.
— А Леру с нами возьмём? — горько усмехнулась Алина.
Он вздохнул.
— Не начинай.
— Я не начинаю. Я заканчиваю. Заканчиваю молчать. Заканчиваю играть в добрую жену, которая всё поймёт и всё стерпит.
Он посмотрел на неё так, как будто только сейчас услышал.
— Ты хочешь, чтобы я сделал выбор?
— Я хочу, чтобы ты увидел, что выбор уже сделан. Просто не мной.
Прошло три месяца.
Лера вернулась из командировки, но уже не жила с ними. Сняла квартиру. Часто звонила, звала Олега на обеды, а в соцсетях писала посты с тонкими намёками: «Брат — это тот, кто останется с тобой, даже когда весь мир против». Или: «Семья — это не та, что по браку, а та, что в крови».
Свекровь стала реже звонить. Иногда сбрасывала звонок Алине и перезванивала Олегу.
Олег стал молчаливее. Сидел вечерами в телефоне. Один раз Алине показалось, что он пишет Лере: «Прости, всё не так просто, как ты думаешь». Но спрашивать она не стала. Устала.
В один из вечеров, когда они возвращались с работы, Олег вдруг сказал:
— Знаешь, я всё думал. Может, тебе стоит быть помягче с ней. Всё-таки родная сестра. Она же не со зла. Просто характер такой.
Алина остановилась. Развернулась к нему. Говорила тихо. Спокойно. Но с тем холодом, от которого уши начинают неметь.
— Я вообще-то замуж вышла, а не к вам в коммуналку вселилась.
Он не ответил.
А Алина пошла вперёд, не оглядываясь.
Олег вернулся домой позже. Алина уже лежала в спальне, с телефоном в руке, но не листала ничего — просто смотрела в экран, как в окно, за которым давно погас свет.
Он зашёл на цыпочках, как будто боялся потревожить не её сон, а её тишину.
— Не спишь?
— А ты хочешь, чтобы я тебя ждала?
Он замолчал.
— Я заходил к Лере. Она передаёт привет, — сказал, будто между делом, как будто речь о бывшей коллеге.
Алина не повернула головы.
— Она что, снова не справляется?
— Просто скучает, — мягко сказал он. — Ты же знаешь, она всегда всё пропускает через себя. А сейчас одна, без поддержки…
— Поддержка — это не когда ты валишься кому-то на шею и требуешь жить по твоим правилам. Это когда умеешь уйти, не разрушая чужое. Ты это понимаешь?
— Я пытаюсь, Али… Но ты жёсткая.
— Нет. Я стала жёсткой, чтобы выжить рядом с вами.
Он сел на край кровати. Руки положил на колени, как школьник перед разбором полётов.
— Я не хочу, чтобы ты думала, будто я выбираю кого-то одного. У нас ведь семья.
— Ты боишься выбрать, — устало произнесла она. — Потому что знаешь: кого бы ты ни выбрал, кто-то другой будет рыдать тебе в ухо.
Он опустил голову.
— Я думал, всё наладится. Само. Что вы обе остынете. Встретитесь, поговорите…
Алина засмеялась. Тихо. Без радости.
— Ты понимаешь, что мы говорили? Я — словами. А она — действиями. Только ты слышал не меня.
Он помолчал.
— Может, стоит пожить раздельно. Немного. Чтобы подумать.
— Это твоё решение?
— Я не знаю. Я просто хочу, чтобы ты осталась.
— А я хочу остаться там, где есть я, а не она. Где я — жена, а не посторонняя на вашей семейной кухне.
Тишина снова разрослась, как плесень по стенам. Медленная. Вездесущая.
— Я спрошу прямо, Олег. Если бы я поставила ультиматум — либо она, либо я, — ты бы выбрал?
Он долго не отвечал.
И в этом молчании было всё: его растерянность, его трусость, его надежда, что обойдётся без решений.
А потом он сказал:
— А если бы я попросил тебя подождать?
Алина встала. Медленно, будто скидывала не плед, а усталость последних месяцев. Подошла к шкафу, вытащила сумку, сунула внутрь щётку, пару футболок и документы. Без истерик. Без спектакля.
— Я подожду. Но не здесь.
Он смотрел, как она застёгивает молнию. Как оборачивается. Как стоит у двери.
— Я вернусь только если ты сам будешь знать, зачем я тебе.
Она вышла. А дверь закрылась с тихим щелчком.
В лифте Алина впервые за долгое время позволила себе расплакаться. Но не от слабости. От облегчения.
Иногда уход — это тоже форма любви. К себе.
А дальше? Дальше она поживёт у родителей. Возьмёт отпуск. Посмотрит, кто первым позвонит. А может — вообще никто. И это тоже ответ.
Свекровь прокололась