Когда Олег предложил съехаться, Лена удивилась. Они были вместе меньше полугода. Но он говорил:
— Возраст уже не юношеский, чего тянуть. Мама моя будет только рада, ей женской руки в доме не хватает.
Слово за слово, и через неделю Лена уже ставила шампуни на полку в их совместной ванной. Правда, «их» — это с натяжкой. Квартира была родительская, обжитая, с облупленным кафелем и тяжёлой дубовой мебелью. А хозяйкой, конечно, была Ирина Валерьевна, Олегова мать.
С первого дня Ирина посмотрела на Лену с лёгкой усмешкой и ласково-кисловатым тоном сказала:
— Не стесняйся, доченька, располагайся. Дом у нас простой, но мы — люди душевные. Главное — друг к другу с пониманием.
Лена действительно старалась понять. Работала бухгалтером в аптечной сети, вставала в шесть, возвращалась к восьми, по вечерам гладила, стирала, готовила. Старалась не шуметь, не мешать, была вежлива. Даже когда Ирина оставляла за собой раковину, забитую волосами, или надкусывала её шоколад и обратно заворачивала в фольгу, Лена ничего не говорила. «Привыкаю, адаптируюсь. Это не навсегда. Мы накопим — и съедем», — твердила она себе.
Олег вёл себя ровно. Работал водителем в крупной логистике, по дому — ни туда ни сюда. Мог починить дверцу у шкафа, но редко делал это без напоминания. «Устал», «завтра», «да-да, помню» — любимые его фразы. К матери относился с уважением, но без особой теплоты. Лене казалось, что он просто привык к её выходкам и научился не замечать.
Первые тревожные звоночки начались на второй неделе.
— Лен, ты могла бы помыть ванну после себя? А то как-то… мыльно, — сказала Ирина, проходя мимо, не глядя.
Лена вспыхнула. Она мыла. Всегда. Но только кивнула.
— Конечно.
На кухне однажды она услышала, как Ирина по телефону говорит сестре:
— Да нет, нормальная вроде бы. Не вредная. Пока. Но в себе. Бухгалтер всё-таки, у них у всех свой пунктик. Посмотрим, как оно пойдёт.
Потом начались «мелочи»:
— У тебя сыр какой-то несвежий, я его выбросила.
— Молоко твоё скисло, хоть и по сроку ещё нормальное — ну, я его в тесто пустила.
— Ты наварила борща, но я чуть подсолила — пресноватый был.
Лена пыталась не принимать на свой счёт. Но однажды пришла с работы — её контейнер с обедом вскрыт. Там была куриная грудка и гречка. Она сама готовила себе на несколько дней, чтобы не зависеть от общего меню. Контейнер был пуст.
— Я голодная была, — спокойно сказала Ирина, увидев её взгляд. — А твоё — диетическое, полезное. Я всё равно для нас с Олежкой жарила картошку, а он как раз твою еду и не жалует.
Лена открыла рот, но Олег в этот момент включил телевизор и сказал:
— Мам, ну ты бы хотя бы спросила.
— Так я же не чужая! — воскликнула Ирина. — У нас всё общее. Вы ж семья или как?
На следующий день Лена начала искать съёмную квартиру. Но Олег отмахнулся:
— Да зачем? Потерпим. Мамина натура — это мамина натура. Надо подстроиться.
Подстраиваться приходилось каждый день. Ирина имела привычку звать в дом гостей без предупреждения. Подруг, соседок, коллег по библиотеке, где она проработала тридцать лет. Лена приходила поздно, в уставшем виде, а на кухне уже сидели две или три женщины с селёдкой, вином, тортиками.
— А ты с нами посиди! Не уставай одна, — тянула её Ирина, а потом добавляла с улыбкой: — Или вы там у себя, в своей бухгалтерии, все такие угрюмые?
Гости ухмылялись. Однажды Лена сдержалась. Второй раз — стиснула зубы. Но на третий, когда одна из подруг назвала её «залётной», она ушла в комнату, хлопнув дверью.
— Вот и поговорили, — сказала Ирина, глядя ей вслед. — Ни терпения, ни чувства юмора. А ведь замуж собралась.
Олег молчал.
Соседи сверху — пенсионеры Петр и Люда — как-то на лестнице обронили:
— Ира как всегда всех под себя. Мы-то думали, сынок женится — угомонится. А то всё один цирк: кто невестка, тот на вылет.
Лена тогда впервые задумалась: а была ли до неё ещё одна? Или несколько?
Через месяц напряжение стало почти осязаемым — как натянутый трос, готовый лопнуть от любого дуновения.
Лена просыпалась с тяжестью в груди и засыпала с тревожными мыслями. Порой ей казалось, что у неё галлюцинации — настолько часто Ирина «случайно» делала мелкие пакости, которые никто, кроме Лены, не замечал или считал пустяками.
Однажды она обнаружила, что её новая блузка с биркой, аккуратно повешенная в шкаф, испорчена. Кто-то явно постирал её на горячем режиме — ткань села и стала грубой.
— Я думала, это тряпка для пола. Такая уж серая, — пожала плечами Ирина. — Ну прости, перепутала. Зачем вы такие вещи вообще покупаете — ни формы, ни цвета.
Лена вцепилась пальцами в подлокотник дивана. Она знала, что купила ту блузку за последние свободные деньги. Но что скажешь? «Вы сделали это специально?» — прозвучит как паранойя.
— Ничего, — только и выдавила она. — Бывает.
Ситуации множились. Олег продолжал «не замечать».
— Лен, ну маме 60, она выросла в другое время. Ей сложно перестроиться. Ты же сама спокойная, мудрая. Не будь как они.
Как «они» — Лена не понимала. Она старалась до изнеможения. Мыла, варила, следила, чтобы всё было «в порядке». Даже начала класть Ирине шоколадку по пятницам в её чайный ящик — чтобы сгладить.
Однажды на кухне она услышала, как та говорит по телефону своей младшей сестре:
— Она вроде бы неплохая, но какая-то… сдержанная. Как будто считает, сколько я чего съела. Чужая она, чужая. Вот Таня — другое дело. Та, когда у нас жила, так душой отдыхали. Всё по дому делала, в магазин бегала без просьб. Её и просить не надо было. А эта с таким лицом картошку чистит — будто на каторге.
Лена стояла в коридоре, прижавшись к стене. Она не знала, кто такая Таня, но имя словно гвоздь вбилось в её голову.
Следующая волна конфликта пришла с приездом Ириного племянника — Саши. Ему было двадцать три, он приехал «на время», пока найдёт себе жильё. Ирина сияла.
— Наш, родной. Сашенька. Умница. На айтишника учится. Устроится — всех нас прокормит.
Саша вёл себя как в гостинице: не убирал за собой, съедал всё, что было приготовлено, а потом требовательно спрашивал, где ужин. По ночам смотрел ролики на телефоне, забывая надеть наушники. Однажды Лена обнаружила, что он носит её домашние тапочки.
— А чё, мои мокрые были, — пожал он плечами. — Не разорюсь же я из-за тапок.
Лена снова промолчала.
Но однажды она не выдержала, когда после работы зашла на кухню и увидела пустую кастрюлю.
— Вы съели всё? Я тоже весь день не ела! — вскинулась она.
Саша хмыкнул:
— Готовь больше. У тебя ведь работы-то не такая и сложная, вон, по цифрам щёлкать.
Олег сидел в телефоне.
— Ну правда, Лен, сварила бы побольше, что тебе, сложно? Мы ж теперь втроём, считай, семья.
Слово «семья» прозвучало как насмешка.
Позже она попыталась поговорить с Олегом.
— Мы когда-нибудь съедем? Это невозможно. Я как на иголках. Мне всё время кажется, что я — лишняя. Что я должна что-то отрабатывать.
— Слушай, — вздохнул он, — ну мама реально сейчас без нас не справится. Саша — временно. Куда нам в съёмную лезть? Всё подорожало. Потерпи. Ты же у меня умничка.
Лена замолчала. Умничка. Терпи. Подстраивайся. Гибкая, спокойная. Не подводи.
Но пик наступил неожиданно. Это был вечер пятницы. Лена пришла домой с двумя пакетами продуктов — на выходные. Стояла на кухне, разбирала покупки, когда Ирина с Сашей зашли с улицы. Весёлые, с запахом фастфуда.
— Мы зашли в «Бургер Кинг», — бросил Саша. — Всё равно тут готового ничего нет.
— Ага, — подхватила Ирина. — Ты ж только на салаты и супы. Мы хотим по-человечески поесть. А то дома каждый сам за себя.
Лена стояла, держала в руках коробку с яйцами. Она вдруг ощутила: если она сейчас ничего не скажет, то больше никогда не сможет говорить. Ни с ними, ни с собой.
— Я не повар и не домработница, — сказала она тихо. — И не хочу быть обслуживающим персоналом. Я человек. Живу тут, потому что доверилась Олегу. А не потому что обязана всем угождать.
Ирина от неожиданности даже рот приоткрыла.
— Да ты чего, девочка? Мы ж так, по-доброму. Семейно. У нас всегда так было.
— У вас, может, и было. А у меня — нет, — Лена сняла фартук, повесила на крючок. — Я не умею жить, постоянно оправдываясь. Мне это не подходит.
На кухне повисло молчание. Олег вышел из комнаты, наконец подняв голову.
— Лен, ты сейчас несёшь какую-то чушь. Это твой дом. Мы все стараемся.
— Кто старается? — она посмотрела прямо на него. — Я — да. Вы — нет. Вы просто привыкли, что кто-то рядом будет всё делать. Без слов. С поклоном.
Тогда Ирина впервые не смогла придумать ответ. Она только щурилась и внимательно смотрела.
В ту ночь Лена не спала. До рассвета лежала с открытыми глазами, вслушиваясь в звуки: скрип дивана, бормотание телевизора за стенкой, бульканье в трубах.
Олег лег рядом поздно, пах перегаром и чужим парфюмом. Сказал только:
— Перебесишься — поговорим.
Она отвернулась к стене.
Утром Ирина молчала. Вела себя подчеркнуто мирно — не язвила, не комментировала, даже не заглянула на кухню, когда Лена готовила себе завтрак. Но Саша компенсировал с лихвой.
— Ну ты, конечно, выдала. Всех строем поставила. Только я не понял — это ты сама себя уважаешь или просто устала быть полезной?
Лена на него не ответила. Просто вышла из квартиры и ушла к подруге — к Ире, с которой училась на курсах бухучета. Та давно звала «приходи, хоть на пару дней, у нас свободная комната, муж в командировке».
У Иры было тихо. Кошка на подоконнике, чистая ванная, свежий хлеб. Лена сидела на кухне и ела горячую овсянку с маслом, впервые за долгое время не торопясь.
— А чего ты к нему вообще переехала? — спросила Ира, наливая чай. — Ну ведь чувствуется, что мама у него — альфа-самка. Таких только через жёсткие границы можно обуздать.
— Я… я тогда не понимала, — призналась Лена. — Он был тёплый, вроде бы разумный. А я жила с мамой в однушке, хотелось… своего. Думала, с ним будет надёжно.
— А получилось — как в коммуналке на правах шестой. Причём в долгу у всех.
Лена кивнула, сжав губы.
Через два дня вернулась — не потому что простила, а потому что не хотела оставлять свои вещи. И не была готова к резкому разрыву. Надеялась, может, разговор получится.
Олег встретил её с равнодушной миной.
— Долго гуляла? Мы тут без тебя соскучиться успели.
— Я не за этим пришла, — спокойно ответила Лена. — Я хочу поговорить. Если мы не можем съехать, то хотя бы нужно установить правила. Я не собираюсь больше готовить на всех. И не позволю обращаться со мной, как с прислугой.
Он засмеялся.
— Ох, Лен. Ты с ума сошла. Какие правила? Мы дома, а не в офисе. Тут живут по любви, а не по уставу.
Из комнаты вышла Ирина.
— Ну зачем ты опять начинаешь? У нас ведь всё хорошо. Да, может, чуть тесновато. Но ведь никто зла тебе не желает. А ты — с претензиями. Разве это по-женски?
— По-женски — это не молчать, когда на тебе ездят, — отрезала Лена.
Ирина сощурилась.
— Вот раньше девки были другие. Терпеливые. Хозяйственные. А ты… Что ты умеешь? Яичницу? Молча страдать? Тоже мне невеста.
Лена пошла собирать вещи. Она не знала, куда уйдёт, и не была уверена, что поступает правильно. Но чувствовала, что остаться — значит предать саму себя.
Вещей оказалось немного — пара коробок, чемодан и пакет с книгами. Олег стоял в дверях, не помогал. Только сказал:
— Ну что, гордость выше отношений?
Она посмотрела ему в глаза:
— У нас не отношения. У нас хозяйственно-бытовой абьюз. И ты в нём — молчаливый участник.
Соседи провожали её взглядами, но ничего не говорили. Пётр только тихо вздохнул и шепнул жене:
— Опять не прижилась. Сколько их уже было?
— Четвёртая, если не путаю, — пожала плечами Людмила. — У Иры все плохие, одна она мать-героиня.
В тот же вечер Лена остановилась у Иры. Сидела на диване, держала в руках чашку и думала: а дальше что? Устроиться к психологу? Снимать комнату? Жить по чужим углам, пока не найдёт силы начать всё заново?
Телефон разрывался от сообщений. Олег сначала писал вяло: «Ты перегнула». Потом — агрессивно: «Зачем выставила нас идиотами перед соседями?» Потом — с вызовом: «Найди такого, как я. Не найдёшь. Никто не будет терпеть твоё нытьё».
Последнее сообщение пришло от Ирины. Фото: её пустой полка в холодильнике, подписанное:
— «Не стесняйтесь, кушайте, как дома. А мы потом в долг у соседей возьмём?» — с усмешкой сказала Ирина.
Лена выключила телефон. И почему-то улыбнулась.
Потому что знала: назад — не шагнёт.
Ирина, Олег, Саша… у них всегда будет кто-то, кто «должен». Кто «терпит». Кто «в долгу». Только это уже будет не она.
А дальше?
А дальше — будет по-другому. Обязательно.
– Никогда при маме не говори, что сколько стоит