— Не трогай мои вещи, ты мне не мать! — Вероника бросила свёрток с платками обратно в комод. — И никогда ей не была!
Ольга Павловна медленно опустилась на край кровати. В руках у неё дрожали тонкие пяльцы с недошитым узором.
— Я не трогала, просто хотела убрать в шкаф, чтобы не пылилось.
— А мне не надо, чтобы ты «хотела». Ты вечно лезешь туда, куда не звали.
Ольга молча поджала губы. Веронике исполнилось 27, но каждое их утро всё ещё напоминало сцены из трудного подросткового возраста.
— Ты хочешь сказать, что я тебе мешаю? — наконец сказала женщина. — Может, не я тебя домой тогда привезла?
— Привезла, потому что папа настоял. А ты… Ты просто прицепилась. Вечно в роли хорошей мамочки.
Вероника стянула с вешалки куртку, хлопнула дверцей шкафа и уже собиралась уйти, но Ольга не выдержала:
— Вера… Ты когда-нибудь вообще интересовалась, как ты у нас появилась?
— А зачем? — Вероника оглянулась. — Я помню — была в детдоме. Потом папа забрал меня. А ты… ты мне не мама.
— А откуда ты знаешь, что не мама? — тихо спросила Ольга.
— Интуиция, — усмехнулась та. — Ты ведь всегда держала дистанцию. Никогда не называла меня «доченька».
— Ты была совсем малышкой… — Ольга провела рукой по колену, словно стирая невидимую пыль. — Тебе было три, когда мы забрали тебя.
— Ну вот, — перебила Вероника. — Значит, не родная, я знала. А отец… Он был моим. Он меня любил.
— Он любил, — Ольга кивнула. — И я любила, всегда, просто ты не давала мне подойти ближе.
— А нечего было подходить. Ты ему не пара была. Он тебя жалел…
— Довольно! — впервые за всё время голос Ольги дрогнул. — Ты не ребёнок, ты взрослая женщина. И пора бы уже вести себя подобающе!
Вероника отвернулась.
— Если бы ты действительно была моей матерью, я бы это почувствовала.
— Конечно, ты бы всё у нас почувствовала и поняла. Если ты считаешь, что это не так… то скатертью дорога. Устала я от тебя.
Ты взрослая, вот и иди, строй свою жизнь. И мать, может, родную найдёшь.
Она вышла из комнаты, оставив Веронику одну, с дрожащими руками и колючими мыслями.
Прошло десять минут, прежде чем она залезла в документы. Приёмная мать права, надо найти родную, и все проблемы закончатся. Где-то должны быть документы, хоть какие-то…
Под свёртком платков и старой тетрадкой лежала тонкая папка с гербовой печатью. На первой странице — «Свидетельство об усыновлении». На второй — копия письма из роддома, с номером дела и словом «самоотказ».
Вероника сидела на полу, прислонившись к кровати, с дрожащими руками и ошарашенным взглядом. Документы лежали перед ней, она всегда знала, что из детского дома. Помнила, как её забирали, пусть ей было всего три, но такое не забывается…
Ей всегда казалось, что Ольга — просто жена её отца, мачеха, чужая женщина, которая старалась быть доброй, а вот отец родной. А по документам непонятно ничего..
Рядом лежал второй документ: «Свидетельство об усыновлении. Усыновитель: Игорь Павлович Самохин». Тот самый, кого она называла «папой» всю жизнь.
— Нет… — выдохнула Вероника, — нет, вы что, сговорились?!
Она скомкала бумаги, но тут же разжала пальцы. Она найдёт настоящих родителей… Комната закружилась. Вероника вскочила, сбросила с кровати папку и метнулась в коридор. Ольга мыла посуду.
— Ты… Вы мне врали, и он мне не отец?
Ольга поставила чашку в раковину, не оборачиваясь.
— Я… Это я от тебя отказалась тогда, а потом забрала…
— Отдала?! — сорвалась Вероника. — А потом вдруг вспомнила? Ага. Как удобно!
А «папа»?! Это тоже подстава? Он мне чужой?!
— Он не был тебе чужим. Он любил тебя, растил…
— ВСЕ вы предатели! — закричала Вероника. — Вся ваша жизнь — один спектакль!
Мне три года было, когда вы пришли за мной, да? А сколько раз я спрашивала: кто мои настоящие родители?! А вы только смотрели, кивали, молчали!
А я… Я себе всё придумала, да? И сейчас ты мне врешь, я сама найду свою маму и папу заодно!
Ольга повернулась.
— Ты сама себе придумала, а мы не спорили, думали, так будет лучше…
Вероника дёрнула шкаф, вытащила старый дорожный рюкзак, тот самый, с которым в студенчестве ездила на сессии.
Швырнула его на кровать и стала лихорадочно запихивать вещи: джинсы, две футболки, ноутбук, пару книг с полки, лишь бы занять место. Молнию заело, девушка рванула сильнее, и зубцы рассыпались, как бусины.
— Куда ты? — Ольга встала в дверях.
— Туда, где нет вранья! — Вероника подхватила куртку. — Не смей меня останавливать.
— Я и не пытаюсь. Но скажи хотя бы, зачем тебе этот побег? Я готова рассказать всё.
— Поздно рассказывать! — она бросила на пол сломанный рюкзак, выскользнула в коридор и схватила у вешалки плащ. — Столько лет вы молчали. Молчите дальше.
Ольга шагнула ближе, но Вероника вскинула руку:
— Не трогай. Только попробуй пожалеть, я закричу так, что весь дом сбежится.
— Пожалеть? — Ольга выдохнула. — Я хочу, чтобы ты выслушала меня, а не убегала. Мне было страшно тогда… страшно и сейчас…
— Не о чем нам говорить! — Вероника натянула ботинки на босу ногу, потянулась за ключами.
В прихожую вышел Игорь Павлович, хлопнув дверью подъезда: вернулся с работы раньше. В руках пакеты с продуктами.
— Что случилось? — он взглянул на перекошенное лицо дочери, потом на побледневшую жену. — Вер, ты куда в таком виде?
— «Вер»? — она почти рассмеялась. — Не утруждайтесь, Игорь ПАВЛОВИЧ. Вы для меня оба чужие, я всё знаю.
Он поставил пакеты, хотел обнять, но она отпрянула, как от огня.
— Я еду искать настоящих маму и папу. Найду родных, к вам больше не вернусь!
— Вероника, стой! Послушай, отец… — Ольга осеклась. — Он не виноват.
— Виноват тот, кто молчал! — она распахнула дверь, на ходу натягивая плащ. — И ты, и он.
— У тебя же нет ни адреса, ни имен… — прошептал Игорь.
— Зато есть желание выяснить правд! — девушка выскочила на лестничную клетку и на прощание крикнула. — Идите к чёрту со своим сочувствием!
Дверь хлопнула. В тишине звенели ключи, ещё дрожавшие в замке. Ольга прислонилась лбом к косяку.
— Я потеряла её снова, — прошептала она.
— Нет, — Игорь положил руку ей на плечо. — Дай ей время во всем разобраться. И она вернётся.
Ольга кивнула, но слёзы всё-таки потекли.
На автобусной остановке осенний ветер хлестал в лицо. Вероника прижимала к груди телефон с открытой вкладкой «Архивы роддомов области».
Далеко, пусть даже в другом городе, но она найдет эту женщину и спросит, зачем та отказалась от нее. Ей нужна правда.
Автобус подъехал. Вероника поднялась на подножку, даже не обернувшись к дому, где из окна кухни горел тёплый свет. Свет тех, кого она называла родителями… до сегодняшнего дня.
Автобус тронулся, плавно выезжая с остановки. Вероника села у окна и закрыла глаза. В голове было пусто, как будто всё, что она узнала час назад, вытеснило остальные годы.
— Следующая остановка — вокзал, — проговорил водитель.
На вокзале было шумно. Вероника сидела на скамейке в зале ожидания, с рюкзаком. Электронное табло мигало названиями: Орёл, Тамбов, Рязань, Воронеж.
— Ну что, мама, — пробормотала она, — готовься. Я еду.
Рядом присел пожилой мужчина с газетой.
— Куда путь держишь, девочка?
— К маме, — сказала она, чуть усмехнувшись. — Найти надо. Говорят, когда-то отказалась.
Он кивнул, будто понял, и вернулся к чтению.
Вероника купила билет на ночной поезд до Воронежа. Именно оттуда, по словам Ольги, она родом. Там находился тот самый роддом №5, откуда началась её жизнь — и где, возможно, её впервые оставили.
В купе было тихо. За окном мелькали огни. Она разложила перед собой распечатки: скан заявления, копию медицинской карточки.
Если повезёт, узнаю о матери. Может, даже найдутся соседи, может, хоть кто-то скажет, где она сейчас.
А если не повезёт…
С этой мыслью она уснула.
Утром девушка сошла с поезда. Труда не составило разыскать нужный родом и добраться до него.
Внутрь ее, конечно, не пустили, но пожилая женщина, которая подметала двор и выносила мусор из роддома, была не прочь поговорить.
— На пенсии, больше никуда не берут, а дома сидеть невмоготу. Вот и осталась рядом с родной работой.
— Вы тут работаете? А не скажете… Я тут родилась в 96-м году…
Женщина смотрела на Веронику, а та рассказывала, что знала, показывала документы.
— Припоминаю… вымахала, значит, выжила.. И маму твою запомнила хорошо, она у нас до родов долго лежала, плохо ей было, к ней врачи постоянно приходили из других отделений…
Пожилая женщина рассказала всё, что знала, даже назвала фамилию матери и адрес.
— Это дело у нас на контроле стояло. Тогда невиданная редкость в нашем роддоме была, чтобы отказывались от детей…
Но родительницу твою увезли в психдиспансер, возможно, она там до сих пор.
Вероника поблагодарила и отправилась по адресу, по которому жила ее мать. Остановка находилась рядом с облупленным двухэтажным домом с деревянными балконами. Почтовые ящики с криво нарисованными номерами. Она подошла к подъезду…
— Савина? — переспросила бабушка с соседнего балкона. — Такая тихая была. Молоденькая. Жила тут. Потом вдруг увезли. Вроде… в психиатрическую.
— Вы не знаете, куда?
— Нет, деточка. Это ж двадцать с лишним лет прошло… — женщина вздохнула. — Может, и жива, а может… Ты кто ей будешь?
— Дочка, которую она оставила.
Бабушка посмотрела на неё долго. Потом только покачала головой:
— Надо же…
Вечером Вероника позвонила Ольге.
Гудок, второй, третий. Не сразу мать ответила:
— Алло?
Вероника вздохнула:
— Я… Я просто хотела сказать… спросить… Можно мне вернуться?
— Вероника, — голос Ольги дрогнул. — Я твоя мама. Я тогда отказалась от тебя, потому что мне требовалось лечение. А потом забрала, когда смогла…
— Не могла тебе рассказать правду… к тому же ты была маленькая, чтобы понять. Папу приняла как родного, тянулась к нему, больше, чем ко мне.
Меня ты всегда недолюбливала… Я считала — это мне наказание за то, что пришлось отказную написать… оставить тебя в роддоме…
Вероника отключилась. Она была растеряна. Зачем теперь ей эта правда.
Вскоре девушка вернулась домой.
— Тест ДНК сделаем? — спросила она у матери.
— Если тебе это нужно, то конечно…
Подруги