— Ты очень рано об этом задумался, мне всего шестьдесят три.
— В том-то и дело, тебе уже шестьдесят три. Ты мне говорила, что всё достанется мне, — нервничал Илья.
— Я не меняла своего решения, — Тамара пыталась держать себя в руках, хотя хотелось кричать.
— В чём проблема? Поехали, всё оформим, я записал нас к нотариусу!
— Я никуда не поеду, я всё сказала.
— Уверена? А если я через суд пойду?
— Готов? Иди.
Илья выскочил из квартиры, проклиная Тамару.
Тамара Дмитриевна двадцать лет назад совершила самую большую ошибку в своей жизни. По крайней мере, именно так ей говорили все родственники.
Тамара Дмитриевна никогда не была замужем, работала учительницей начальных классов. И когда у одного из ее учеников случилось горе, она не осталась в стороне.
— Илья больше не будет учиться в вашем классе, будет жить в детском доме, — сообщила директор.
— Почему? Что случилось?
— Мамы не стало у мальчика, а папу посадили.
— Такой хороший мальчик, такой воспитанный, жалко очень…
Тамара Дмитриевна не спала всю ночь, а утром поехала в отдел опеки узнать, что именно произошло.
И тогда она решила, что возьмет Илью к себе.
— Ты что делаешь? Это чужой ребенок, — говорил брат. — Своего потом родишь.
— Я не могу его оставить… У него никого нет… Бедный ребенок…
Отговорить у родных не получилось, Тамара взяла мальчика под опеку. И через несколько месяцев он уже называл ее мамой.
— Какая красота, — Илья рассматривал фигурки. — А это твое?
— И твое тоже, — отвечала Тамара.
Она была счастлива, получила не просто ребенка, а сразу большого и умного мальчика.
Илья вырос. После школы поступил в университет на бюджет, но Тамара всё равно помогала — на еду, на жилье, на «поездку на практику» в Краснодар.
Сама экономила, отказалась от отпуска, вязала варежки на заказ, лишь бы сын не чувствовал себя обделенным материально.
— Мам, у нас на курсе все с айфонами…
— Хорошо, я подумаю.
И через месяц у Ильи появился первый смартфон, правда, в кредит на Тамару. Но разве это могло огорчить радость сына?
Он учился неплохо, потом устроился на работу. Женился. Тамара с радостью приняла невестку — Алину.
Помогла с организацией свадьбы, отдала почти все накопления. Даже второй кредит оформила на себя.
Они обещали всё вернуть. Но не вернули. Сначала говорили, что «пока не получается», потом вообще будто забыли про долг.
Да Тамара и не требовала, разве в деньгах счастье? Главное, чтобы у Ильи все было хорошо.
Теперь Илье было двадцать пять. Уверенный в себе, с машиной и квартирой, он зашел к ней один, без предупреждения. С порога ни «привет», ни «как ты?»
— Перепиши на меня квартиру, — начал он сразу. — А то мало ли, у тебя родственники объявятся.
— Ты очень рано об этом задумался, мне всего шестьдесят три, — тихо ответила Тамара.
— В том-то и дело. Тебе уже шестьдесят три. А вдруг что случится?
А вдруг найдутся какие-нибудь наследники, документы какие-нибудь всплывут… Я ж не родной тебе.
— Всего шестьдесят три, — повторила она уже холодно. — Не сто три. Я сама могу решать, что мне делать.
— Ты обещала, что всё достанется мне! — повысил голос Илья. — С детства говорила! Я у тебя один!
— Я не меняла своего решения, — Тамара старалась держаться, но внутри всё дрожало.
— В чём проблема? Поехали, всё оформим. Я уже записал нас к нотариусу. Просто подпишешь — и всё.
— Я никуда не поеду, Илья.
— Уверена? А если я через суд пойду?
Тамара замолчала на секунду, потом равнодушно ответила:
— Готов? Иди.
Илья вскочил с табурета, лицо его сделалось красным.
— Да знаешь что?! Ты мне вообще никто по документам! Ноль! Просто чужая женщина! А я тут жизнь положил! Я имею право!
Тишина. Такая, что слышно было, как где-то в соседней квартире капает вода.
— Повтори, — попросила Тамара.
— Ты. Мне. Никто. Мать — это не просто слово. Это не обед и не варежки. Это документы. А ты просто…
Ты добрая, да. Спасибо тебе, конечно. Но я не обязан ждать, пока ты откинешься.
Он вышел, хлопнув дверью так, что с полки упал фарфоровый слоник. Подарок к его восьмому дню рождения.
Тамара не пошла его поднимать. В голове крутились фразы брата, который всё время учил Тамару:
— Опека до восемнадцати, зачем его дальше тянешь? Думаешь, он тебе спасибо скажет?
— Он мне родной.
— Да какой родной? Он просто пара.зит, который сидит у тебя на шее, а ты радуешься и за слово «мама» готова всё сделать.
Тамара так и стояла, опираясь на край стола, пока не услышала, как в подъезде захлопнулась ещё одна дверь.
Она подняла глаза. Только сейчас поняла, что всё это время едва дышала.
«Ты мне никто»
«Ждать, пока ты откинешься»
Слова, как гвозди, безжалостные, разбивали всё то, что она так долго строила…
Она медленно подошла к полке. Подняла остатки слоника — одно ухо откололось, хвост отлетел. Тамара вздохнула.
— Знал же, что он мне дорог… Знал.
Села на диван, руки дрожали. В голове разом всплыли все сцены — не радостные, не нежные, не первые шаги, не рисунки с надписью «мамочке», — а те, что были после.
После свадьбы, когда Алина всё решала, а Тамару перестали приглашать даже на ужины. После кредита, который они так и не вернули, а потом обвинили в «давлении».
После рождения внука — о котором она узнала от соседки, а не от сына.
Он ведь с ней и раньше так говорил. Только раньше тихо так, неуверенно… А теперь… В лицо нагло.
Зазвонил телефон.
«Илья» на экране.
Тамара дрожащей рукой нажала «ответить».
— Да?
— Я тебе деньги верну. Все. Только подпиши. Мы завтра с Алиной прилетим. Это всё не назло. Просто…
Ну пойми, мы должны быть уверены, а ты держишься за эту квартиру, как собака за кость!
— Повтори? — голос у Тамары был ледяной.
— Что?
— Последнее, про кость.
— Да образно, мам… То есть Тамара Дмитриевна. Не придирайся.
Тамара молча нажала «отбой».
Выключила телефон. Села.
«Мама. Тамара Дмитриевна. Сначала мама. Теперь собака».
Она встала. Достала из шкафа старую коробку. Там лежала копия завещания, которое она когда-то начала, но так и не закончила.
Писала всё для Ильи, только ему. Он единственный, никому больше. Он ближе, чем родной ребенок, он называл ее мамой.
— Мне говорили, — шептала она. — Все говорили… И брат, и подруга, и директор школы… «Он тебе чужой. Он просто жил у тебя». А я не верила.
Я верила в слово «мама».
Тамара подошла к зеркалу. Смотрела на себя долго. Потом медленно сказала:
— Всё. Хватит. Я у себя одна.
Звонок повторился через два часа. Снова Илья.
Тамара ответила.
— Ты чего добиваешься? — сказал он раздражённо. — Чтобы я чувствовал вину?
— Я хочу, чтобы ты понял, что нельзя выбрасывать людей, как пустые коробки.
— Да я никого не выбрасываю! Просто ты цепляешься за квартиру, как будто не хочешь мне ее отдать. А мне она сейчас нужна, понимаешь? Сейчас!
— Тут вся моя жизнь. Ты пришёл сюда маленький, ободранный, испуганный. А теперь кричишь, что я тебе никто. Только «дай, оформи, отдай».
— Ты же обещала! Сама говорила! А теперь заднюю даёшь! Ты играешь в добренькую бабушку, но по факту просто жа.дная ста.руха!
Сама без семьи, без мужа, вцепилась в квартиру!
Тамара замерла. А он продолжил:
— Я тебя не просил брать меня! Ты сама захотела. Твоя инициатива. Вот и не навязывай теперь чувство вины. У тебя не было детей, вот ты и прилипла.
— Я прилипла?
— Да! У всех нормальных матерей есть дети, мужья, внуки. А у тебя что? Никого у тебя нет, так что я был для тебя спасением.
И ты теперь хочешь этим меня попрекать?
Спасибо, что не выбросила в детдом, конечно… Но всё, хватит. Мне надо жить дальше.
— Ты говоришь, как будто я тяну тебя назад, — Тамара почувствовала, как у неё сжались пальцы. — Как будто я твой балласт.
— А кто ты? Я уже взрослый мужик. У меня семья, планы. А ты… Ты обижаешься, как девочка. То не позвонил, то не поцеловал. А теперь ещё и за квартиру воюешь, как будто я тебе враг.
— А ты не враг? — резко спросила она. — Я для тебя кто?
На том конце наступила тишина. Долгая.
— Ты… Ну ты Тамара. Просто Тамара. Я уважаю тебя. Спасибо тебе. Правда. Но я не обязан быть тебе сыном до конца жизни.
И отключился.
Тамара несколько дней не могла найти себе места, позвонила Алине, надеялась на ее благоразумие.
— Алина, привет.
— Чего вам? — сухо ответила невестка.
— Хотела узнать, как вы там? Как Илья?
— Илья пошел к адвокату, хочет получить свою долю.
— Алина, тут нет ничего его. Передай ему, что только зря время потратит, — Тамара отключилась.
Больше она с сыном не разговаривала, в суд, конечно, он не подал. Но и приходить к матери перестал. Понял, что ему теперь ничего не обломится.
Плохо знал свою жену