— Бабуле осталось недолго, и квартира достанется нам, — весело говорила Анжела, просматривая варианты ремонта в комнатах с высокими потолками. — Тут будет наша спальня.
Смотри, что мне приложение выдало, тут поставим кровать, там будет комод…
— Это еще моя спальня, — громкий голос заставил Анжелу вздрогнуть.
— Бабуля, — широко улыбнулась она. — Конечно, твоя, я так сказала, на будущее.
Ты же понимаешь… Никто не вечен… А мне нужно деньги на ремонт откладывать.
— Понимаю, но сейчас это моя спальня! И нечего тут делать! — пожилая женщина вытолкала внучку с мужем из собственной спальни и плотно закрыла двери.
Не для этого она пустила их пожить к себе… Совсем не для этого…
Валентина Петровна последние сорок лет жила одна. Дочь давно выросла, внучку уже замуж выдала. И к восьмидесяти почувствовала, что не справляется одна.
Квартира большая, да и здоровье начинает подводить. Вот совсем недавно голова сильно кружилась, пришлось звонить соседу, отвлекать его. А у того свои заботы, здоровья совсем нет. Инвалид как-никак.
Валентина Петровна настолько погрузилась в свои мысли, что вспомнила и молодость, и того самого соседа, которого знала всю жизнь. И беду, которая с ним приключилась.
— И ведь не упал духом, — пробормотала самой себе. — Всегда опрятный, вежливый.
Егор Дмитриевич, сосед Валентины Петровны, был также немолод, у них была разница не такая большая. На десять лет Егор Дмитриевич младше. Но это не мешало ему ухаживать за красивой пожилой женщиной.
Он спокойно справлялся со своим инвалидным креслом, выезжал из подъезда, рвал ромашки на клумбе, словно подросток, и стучался к Валентине Петровне.
А когда у той закружилась голова и она позвонила ему, так он уже через минуту был рядом со стаканом воды и лекарством.
— Сейчас полегчает… — успокаивал он. — Возраст, что поделать… Разрешила бы, я всегда был бы рядом, звонить бы не пришлось…
Валентина Петровна улыбалась про себя, нравилось такое внимание. Но жить с ним вместе не собиралась. Даже не думала об этом.
Раздумья прервал звонок в дверь. Дочь пришла проведать. Она всегда заходила в один и тот же день недели, в одно и то же время.
— Мама! — кричала Люба и проходила по квартире. — Всё нормально?
— Чего орешь? Я старая, но не глухая. Всё хорошо у меня.
— Мам, слушай, тебе одиноко одной, тяжело наверняка.
— И что? Ко мне захотела?
— Да нет, мне и с мужем хорошо. Анжелке некуда деваться, квартиру снимают. А у тебя комнаты пустые. Может…
— Пусть заезжают, — проворчала Валентина Петровна.
Внучка с мужем переехали в этот же вечер, словно готовились заранее. Теперь вся прихожая была заставлена коробками, но Валентина Петровна старалась этого не замечать.
Анжела встала раньше обычного. Тихо прошлась босиком на кухню, заварила кофе, приготовила завтрак. На подносе — кружка с ромашками для бабушки, тарелка с яичницей и маленькая вазочка с конфетами.
— Бабуль, доброе утро, — заглянула в комнату с улыбкой. — Я всё приготовила, можно вставать не спеша.
— Спасибо, внученька, — раздался сонный голос. — Я позже… Посижу пока.
Анжела аккуратно прикрыла дверь и пошла обратно. На кухне уже сидел Антон, хмурый, с телефоном.
— Ну и долго ты ещё будешь перед ней кланяться? — буркнул он, даже не поднимая глаз.
— Пока не подпишет завещание, — так же спокойно ответила Анжела, наливая себе кофе. — Ты думал, всё за неделю решится?
— Мы тут уже две! Ты ей полы моешь, супы варишь, а она даже про документы не заикается.
— Потому что нельзя давить, надо мягко.
Антон встал, открыл шкаф и начал греметь посудой.
— Мягко… А ничего, что у нас денег кот наплакал? Квартира-то золотая, понимаешь? Мы бы её продали и зажили бы.
— Антон, ты можешь не говорить таким тоном? Стены тонкие, бабушка всё услышит.
— Ты вообще уверена, что она нам её оставит? Может, у неё там завещание на какого-нибудь соседа-ветерана?
Анжела резко повернулась.
— Нет у неё никого. Ни друзей, ни близких, я единственная внучка. Ты видел, как она меня в детстве любила? Всё будет нормально.
— В детстве! — фыркнул он. — А сейчас ты для неё бесплатная сиделка. Всё это добро ещё может уйти в церковь или фонд какой-нибудь, и мы тут как иди о ты, только время зря тратим.
Анжела закусила губу.
— Успокойся. Я всё сделаю. Она уже привыкла, расслабилась, всё идёт по плану.
— По плану? Да мне снится, как я ей кашу варю. Я скоро сам с ума сойду. А ты… ходишь за ней, как собачка.
— Если бы ты хотя бы один раз нормально с ней поговорил, она бы уже давно…
— Я не лицемер. Это ты умеешь, тебе нравится. Так и веди себя до конца, поняла?
Она молча встала, убрала со стола.
— Кстати, — продолжил он мягче. — Я тут посмотрел, если продать эту квартиру, можно купить двушку у метро и открыть свой кабинет.
Всё расписал, и ремонт там, и мебель. Только без бабушки, ясно?
— Антон… — прошептала она. — Ты не мог бы немного потерпеть? Я и так стараюсь.
— Стараешься, да. Только всё идёт черепашьим шагом. Я не собираюсь ждать год.
— А я не собираюсь давить на неё.
— Тогда, может, ты вообще не собираешься? Может, тебе нравится тут сидеть, прислуживать?
— Ты несправедлив, — в голосе Анжелы зазвенело. — Ты знал, на что идёшь. И я не виновата, что она не доверяет нам. Ты бы хоть раз с ней поговорил по-доброму.
— По-доброму? Слушай, может, ты вообще с ней жить хочешь, а я тебе мешаю?
Анжела отпрянула.
— Что ты сейчас сказал?
— То, что подумал. Смотри, как ты за неё держишься. А вдруг она тебя со внуком какого-нибудь соседа сведет?
— Замолчи. Просто… замолчи.
В этот момент в коридоре поскрипел пол — бабушка, кажется, шла в ванную. Оба мгновенно притихли. Анжела заспешила ей навстречу.
— Бабуль, помочь тебе? Умыться? Там уже всё готово…
Дверь захлопнулась, внучка так и не дождалась ответа.
Через несколько дней вечером Антон вбежал на кухню, бросил на стол квитанции.
— Смотри, коммуналка опять выросла. Мы тут за чужую крышу платим, а толку — ноль.
Анжела устало потерла виски:
— Я всё понимаю, но если начнём давить, она вообще замкнётся.
— Давить? — фыркнул он. — Я её сегодня к врачу отвёз, а она даже спасибо не сказала. Только ворчит, что окна немытые. Хочет сервиса, пусть оплачивает!
В коридоре тихо скрипнул пол. Валентина Петровна, вернувшаяся незамеченной, затаилась за дверью.
— Знаешь что, — продолжил Антон, — завтра приедет агент. Если бабка не подпишет дарственную, я лично повезу её в пансионат. Надоело ходить по струнке.
— Ты с ума сошёл! — шёпотом вспыхнула Анжела. — Она услышит!
— И что? Пусть слышит. Мы не няни, мы семья, у нас своя жизнь.
Дверь распахнулась.
— Своя жизнь, говоришь? — голос Валентины Петровны звенел, как тонкое стекло. — Спасибо, просветил.
Антон растерялся:
— Мы… просто волновались о тебе.
— Не утруждайся, милок. Завтра разберёмся, кому о ком волноваться нужно.
Ночь прошла тревожно. На рассвете Анжела проснулась, Антон ушёл курить на балкон. В квартире было подозрительно тихо.
Она заглянула в бабушкину комнату — кровать аккуратно застелена.
На тумбочке лежал кнопочный телефон и записка: «Не ищите. Всё решу сама».
— Антон! — крик сорвался в визг. — Её нет!
Он вбежал, глянул на записку, побледнел.
— Может, к соседу пошла?
Позвонили Егору Дмитриевичу.
— Уехала полчаса назад, — ответил он. — С сумкой на колёсиках. Сказала, что время побыть среди хороших людей. Я думал, вы знаете.
Анжела схватила куртку:
— Едем в полицию.
— Подожди, — Антон сжал её руку. — До заявления подождём сутки. Вдруг вернётся. Не хватало шума.
— Ты серьёзно? Это моя бабушка!
Ссора вспыхнула мгновенно.
— Если бы ты не ныл, она бы не сбежала!
— Если бы ты не тянула резину, она бы уже оформила квартиру на нас!
— Замолчи!
В дверях показалась Люба — пришла проверить, как устроились. Анжела, всхлипывая, сунула ей записку. Женщина побелела.
— Знаете, что будет, если с ней что-нибудь случится? — шепнула она. — Я никогда вам этого не прощу.
Минутой позже вся семья обыскивала подъезд, чердак, двор. Соседи разводили руками.
К полудню приехали полицейские. Записали приметы, забрали фото. Антон шарахался от участкового, пряча глаза. Анжела повторяла одну фразу:
— Она просто вышла подышать, она вернётся, правда?
Телефон бабушки упорно молчал. Вечером на экране новостей промелькнул сюжет: на автовокзале видели пожилую женщину с тростью, садившуюся в междугородний автобус.
Анжела всхлипнула:
— Она и правда ушла. А мы даже не знаем, куда она собралась…
Антон опустился на диван, глядя в темноту. Тиканье часов превратилось в яростный метроном. Его план рухнул.
Трое суток прошло. Поиски, допросы соседей, рейды по вокзалам — ничего. Анжела ходила с опухшими глазами, мать сцепилась с Антоном так, что пришлось разнимать.
На четвёртое утро позвонили с незнакомого номера.
— Валентина Петровна просила пригласить семью, — говорил нотариус. — Приходите сегодня к одиннадцати…
Они ворвались в кабинет раньше времени. На столе синяя папка, рядом диктофон.
— Где она? — Анжела почти сорвалась на крик.
— Сначала завещание, — спокойно сказал нотариус, включая запись.
Голос бабушки прозвучал бодро, даже весело:
«Мои дорогие. Если слушаете это, я добралась, куда хотела. Квартиру завещаю благотворительному фонду “Солнечный полдень” — там помогают одиноким старикам.
Моё решение окончательное. Прошу не спорить и друг друга не винить. Любите и цените друг друга, не ссорьтесь из-за квартиры».
Антон опустил голову. Анжела рыдала беззвучно, губы тряслись. Люба закрыла лицо ладонями.
Нотариус протянул адрес.
— Она оставила контакт, если захотите навестить.
Далёкий район за городом, небольшой частный пансионат. Бабушка сидела в саду, укрытая пледом.
Рядом Егор Дмитриевич, похоже, поселился с ней. Он улыбнулся Анжеле, но взгляд был ледяным.
— Бабулечка… — голос внучки сорвался.
— Что, детка? — Валентина Петровна подняла глаза. — И зачем вы приехали? Тут тихо, свежий воздух, ромашки… Всё как я люблю.
— Прости нас, пожалуйста, — Анжела опустилась на колени. — что думала о деньгах, а не о тебе.
— Поздно, — мягко ответила бабушка. — Но не беда. Живите проще. Не считайте чужое и научитесь любить и ценить то что есть.
Антон стоял в стороне, говорил тихо, с трудом выдавливая слова:
— Если можно, я… починю вам кран на кухне. Видел, подтекает. А еще можно обои переклеить в коридоре.
— В квартире уже ничего ремонтировать не надо, пока живите там, зачем снимать? А потом… Потом ее заберет фонд.
Через месяц фонд разместил в сети фото: Валентина Петровна с гитарой учит соседей петь старую фронтовую песню.
Она была счастлива, только немного обидно, что счастье пришло рядом с чужими людьми, а не с теми, кого знала всю жизнь.
Возмездие