Когда Лена с Виталием купили эту квартиру — трёшку в панельке на востоке города, — они почти год жили с коробками, без штор и со старыми обоями. Всё шло в ипотеку, на которую подписались без поддержки родственников. Но Лена не жаловалась: была своя кухня, свой балкон, спальня с белой кроватью, о которой она мечтала ещё в общежитии. Они с Виталием оба работали — она экономист в проектной фирме, он инженер на стройке, с графиком, от которого вздрагивали даже начальники.
Тяжело было, зато тихо. Никаких визитов по выходным, никаких «мы тут проездом» и «у тебя что, чайника нет, Лена?». Но всё изменилось, когда вернулся брат мужа — Павел. Он три года жил в Краснодаре с женой и ребёнком, а теперь решил «вернуться на родину».
— Пока квартиру не найдём, можно мы у вас немного перекантуемся? — сказал он по телефону. Голос был весёлый, будто звал не в гости, а в поход.
Лена по инерции кивнула, но потом резко вспомнила: квартира — не резиновая, они и вдвоём тут еле разошлись по утрам.
— Павел, а надолго? — переспросила она уже вечером у мужа.
— Да недельку-две максимум, — Виталий пожал плечами. — Поможем немного, родня всё-таки.
Павел с женой и дочкой приехали в пятницу вечером. У них был старый «Ниссан», битком набитый сумками. В руках — кастрюля, термос и подушка.
— Мы тебя не стесним, Ленусь! — сказала Аня, его жена, широко улыбаясь. — Мы такие, непритязательные.
С того самого вечера Лена поняла: непритязательность — понятие растяжимое.
Началось с кухни. Лена любила тишину по утрам: она вставала в шесть, варила себе кофе, читала новости и собиралась на работу. В понедельник, спустившись на кухню, она застала Павла, жующего бутерброды. Он ел медленно, с хрустом, заодно просматривая телевизор.
— О, привет, — он едва взглянул на неё. — Там чайник скипел, я себе налил.
— Я обычно кофе пью, — буркнула Лена, открывая шкаф, где стояла банка. Банки не было.
— Аня выбросила, она сказала, у вас там уже с плесенью пошло. Мы свой привезли, у нас «Жокей».
Лена встала, закрыла глаза. Это был её кофе. Просто молотый, в стеклянной банке. Ни с какой плесенью.
Но она промолчала. Решила: ладно, неделя — переживу.
На второй день Аня постирала бельё и развесила сушиться в гостиной. Лена пришла с работы — на диване лежали детские трусики, мужские носки, полотенца, а рядом — тарелка с гречкой.
— Ну не на балконе же! — объяснила Аня. — Там холодно, да и пыльно. У нас же тут ребёнок, ей дышать этим?
Лена держалась. Просто прошла мимо.
На третий день Павел с Виталием пили пиво на кухне, пока Аня громко говорила по телефону в спальне — их спальне, которую они, по великой щедрости, уступили «молодым». Спали теперь с Виталием на раскладушке в зале. Лена услышала краем уха:
— Да, мы пока у брата. Устроимся, может, на пару месяцев останемся. Тут тепло, удобно. Им не сложно, у них квартира-то большая.
Лена снова закрыла глаза. Её начали преследовать головные боли, она забывала вещи на работе, раздражалась на пустом месте. Но она всё ещё не хотела ссор.
В выходные, когда она наконец добралась до ванной, в ней уже плескалась дочка Павла. На полке стояли их шампуни, её крема были отодвинуты.
Аня, проходя мимо, бросила:
— Лен, я твой скраб взяла — такой классный! С орехами. Надо будет нам тоже такой купить.
Лена нервно вытерла руки. Хотела сказать: «Не бери мои вещи без спроса». Но вместо этого буркнула:
— Хорошо…
А вечером, сидя на подоконнике, она вдруг подумала: а хорошо ли, что она «хорошо»? И где, в каком моменте, она сама себя предала?
На четвёртый день Лена не выдержала.
— Виталь, — сказала она мужу, когда они легли в комнатке, где еле помещалась раскладушка. — Мы вообще это обсуждали? Что они тут будут месяцами жить?
— Ну что ты заводишься, — пробормотал он, зевая. — У них же нет пока вариантов. А мы всё равно не так часто дома бываем.
— А мне кажется, что я вообще тут не живу. Я здесь — как в гостинице. Только без сервиса.
— Это твои заморочки, Лен. Не кипятись.
Она отвернулась к стене.
В первый раз в жизни ей захотелось куда-то уехать. В другую квартиру. В другой город. В жизнь, где нет Ани с кастрюлей и фразами «ой, я думала, тебе всё равно».
На второй неделе Аня начала готовить обеды. Сама предложила.
— Я же дома, мне не сложно. Лен, ты ж устаёшь. Пусть у тебя будет горячее!
Первый день Лена и правда обрадовалась. Домой пришла — пахнет жареной курицей, на столе — суп. Но на второй день курица была пересоленной, а суп — с макаронами, от которых у Лены поднималась изжога.
На третий день Аня сварила борщ, куда, по словам самой Ани, «накинула всё, что было». Лена съела пару ложек и тихо поставила миску в раковину.
— Не понравилось? — Аня склонила голову. — Ты такая привередливая, Лен. Мы вот привыкли не привередничать, где живём, что едим. Главное — атмосфера.
Атмосфера была такая, что Лена стала задерживаться на работе до восьми. Просто чтобы не видеть, как Павел лежит на диване, разинув рот и листая ленту в телефоне. Как Аня громко смеётся в их спальне. Как дочь Павла раскрашивает стены фломастерами.
Лена попыталась поговорить с мужем.
— Нам нужно им сказать, чтобы начали искать квартиру.
— Они ищут. Просто не нашли подходящий вариант. Дешёвого сейчас ничего нет.
— А нам не нужно ничего дешёвого! Мы с тобой всё тянем, а они… Ты видел, они даже еду себе не покупают! Всё наше едят!
— Лен, ты начинаешь звучать как жадина, честно. Своих-то не поддержать?
Лена снова замолчала. А через день ей позвонила свекровь.
— Леночка, ну ты уж потерпи. Павел у нас человек добрый, ему тяжело. У него же ребёнок на руках. Ты посмотри, какие вы — а какие они. У тебя всё хорошо, а у них всё сложно.
Этот звонок Лена потом вспоминала, как подзатыльник.
Павел и Аня быстро обжились. Они начали звать в гости своих друзей. Один раз, когда Лена пришла домой в пятницу, в их гостиной сидела какая-то парочка и доедала пиццу.
— Мы буквально на часок, не переживай! — сказала Аня. — Просто старые знакомые, по пути были.
Потом были ещё. У кого-то день рождения, кто-то «вот только на чай». Лена стала ночевать у подруги.
— Это невыносимо, — говорила она Даше. — Я живу как квартирантка. Платим мы, жильё наше, а хозяйничают они.
— Гони их, — коротко ответила Даша. — Ты что, себя совсем не уважаешь?
Лена вздрогнула. Её как будто ударили. Потому что она знала: Даша права.
Виталий начал раздражаться. То, что раньше казалось ему терпимым, теперь врезалось в уши.
— Почему ты полотенца разбросала по ванной? — спросил он однажды Аню.
— А где мне их сушить? Вы же не купили нормальную сушилку!
— Мы? Мы — это я с Леной. А ты тут временно.
Аня обиделась. Целый вечер не разговаривала. Павел надувался, как мячик, весь вечер крутился у телевизора. Лена наблюдала за этим театром и впервые не чувствовала вины.
Через две с половиной недели Павел сказал:
— Мы тут одно жильё присмотрели, но хозяин просит оплату за три месяца вперёд. Нам пока не хватает.
— Сколько? — спросил Виталий.
— Шестьдесят.
— У нас нет таких денег, — сказала Лена.
— Я ж не у тебя спрашиваю, — скривился Павел. — Это братский разговор.
— А я тут кто? — не выдержала Лена. — Сторонняя наблюдательница?
Павел пожал плечами.
— Ну, ты как бы жена. Но не родная кровь.
— А ты у нас тут кто? — вмешалась Лена. — Ты квартирант, только без договора. И с наглостью вместо аренды.
— Всё, — сказал Виталий. — Всё, хватит. Надоело.
Вечером они с Леной впервые поговорили серьёзно. Сели на кухне, выключили свет, поставили чайник.
— Они не уйдут, — сказала Лена. — Им удобно. Им выгодно. Они не ищут жильё. Они ищут, как остаться.
— Я вижу. Но как им сказать?
— Просто скажи. У нас своя жизнь. Они взрослые.
— Аня обидится. Мама будет в обиде.
— Пусть обижаются. Но я в своей квартире хочу чувствовать себя дома.
На следующий день Лена повесила замок на свой шкаф с косметикой и лекарствами. Аня долго вертела в руках ключик от шкафа:
— Это к чему, Лен? Я что, ворую у тебя?
— Нет, просто я устала от того, что мои вещи не мои.
Павел в ответ промолчал, но в глазах его запрыгали злые искры.
В воскресенье утром Лена услышала шорох в кухне. Вышла — на столе стояли две сумки. Павел и Аня вели себя нарочито спокойно. Дочка возилась с рюкзачком.
— Мы, наверное, на пару дней к друзьям. Они предложили. А то у вас тут напряжение.
— Хорошая мысль, — кивнула Лена.
Они вышли молча. Лена закрыла дверь, села на табурет и разрыдалась. Не от обиды — от облегчения.
Но через день позвонила свекровь.
— Ты зачем их выгнала? Там же ребёнок! У них даже квартиры нет.
— Я не выгоняла. Они сами ушли.
— А Павел сказал другое. Сказал, вы их чуть ли не выставили. А сейчас, между прочим, они у знакомых. И там только на три дня.
— Значит, найдут новое место.
— Им негде. Им некуда. Ты должна была помочь! У тебя же есть сердце?
Лена молчала. Ей хотелось бросить трубку. Но она держалась.
И вечером Виталий сказал:
— Они опять звонили. Просились обратно. Сказали, что пока что временно, на недельку… Только чтобы не снимать мотель.
Лена посмотрела на него и спросила:
— А ты что ответил?
Он развёл руками.
— Сказал, что подумаем. А Павел добавил…
Они пришли в тот же вечер.
Без звонка, без предупреждения. С вещами, пакетом продуктов и ребёнком, уснувшим у Ани на плече.
Лена открыла дверь в домашней футболке, босиком. Она только села пить чай после ванны, собиралась лечь пораньше. Сердце сжалось.
— Ну, мы… решили всё-таки вернуться, — сказал Павел, не глядя в глаза. — Там у знакомых тесно, да и неудобно как-то. Мы всё равно вам не мешаем особо. А завтра с утра — опять по объявлениям.
Аня даже не притворялась вежливой. Прошла мимо Ленки, будто та мебель, и понесла ребёнка в спальню.
Лена стояла, держась за дверную ручку.
— Вы бы хоть позвонили, — сказала она тихо. — Мы не ждали вас.
— Мы же родня, — пожал плечами Павел. — Не чужие. Как будто бы вас не выручали.
— Чем вы нас выручали?
— Тем, что мы не бросились в ноги и не плакались, — буркнул он. — Мы просто пришли, тихо, без скандалов. А ты тут из мухи слона…
— Павел, — вмешался Виталий. — Мы вас не звали. Мы договаривались, что вы найдёте жильё.
— И найдём! — быстро ответила Аня, выйдя из комнаты. — Но не за одну ночь же. Что вы, совсем нас выгнать хотите? Мы ж с ребёнком.
Лена почувствовала, как внутри всё падает. Как будто она снова стала не хозяйкой, а зрителем спектакля про то, как одни «не мешают», а другие «слишком чувствительные».
Через день всё вернулось на круги своя. Аня снова заняла кухню. Павел снова лежал у телевизора. Девочка рисовала фломастерами прямо на паркете — «а что тут такого, мы потом отмоем».
Лена начала всерьёз задумываться об аренде другой квартиры. Даша кивала, когда она делилась с ней в кафе:
— А ты думала, они уйдут? Таких только лопатой. Это паразитизм. Они прикидываются жертвами, но на деле — хищники. Мягкие, домашние, улыбаются. А суть — всё взять, ничего не отдать.
Лена кивала. Её раздражала даже не Аня — а то, что она так долго позволяла себя топтать. Что терпела. Убеждала себя: «ещё чуть-чуть». Сама себя и предала.
Настоящий взрыв случился на третий день после «возвращения».
У Лены был важный отчёт. Она просила тишины. Просила не шуметь. Но когда она открыла дверь после онлайн-встречи, в их спальне — где она поставила ноутбук — уже валялись куклы, на подушке была пятно от шоколада, а с балкона орал Павел, разговаривая по телефону:
— Да, мы опять у брата. Устроились тут основательно. Да, нормально, даже лучше, чем было. Всё своё, душевно.
Она не выдержала. Подошла, закрыла балконную дверь и громко сказала:
— Выйдите. Сейчас. Все.
Павел обернулся:
— Что?
— Выходите. Ищите гостиницу, друзей, палатку. Хоть вокзал. Но вы здесь жить не будете. Ни дня. Ни часа. Ни минуты.
Аня подскочила:
— Ты с ума сошла? Мы с ребёнком! У тебя сердце есть?!
— Оно есть. И я больше не дам его вам топтать.
Виталий вышел из ванной с полотенцем. Смотрел в пол. Лена не ждала от него поддержки. Он уже выбрал: молчать, терпеть, не вмешиваться.
Через час Павел собрал вещи. Дочка хныкала, Аня громко говорила в телефон: «Нас просто выгнали! Без предупреждения! С ребёнком!»
В дверях Павел остановился. Посмотрел на Виталия, потом на Лену. В его голосе не было ярости — только плохо скрытая обида:
— Если вы нас не пустите, нам на вокзале ночевать, — добавил с укором брат мужа.
Лена не ответила. Только закрыла дверь.
Теперь в квартире снова тихо. Лена ходит босиком по кухне, включает музыку, не проверяя, не разбудит ли кого. В спальне — чистые простыни, никакого детского мела на стенах.
Но в воздухе висит напряжение. Виталий молчит. Ни упрёка, ни благодарности. Будто ничего и не было. Будто всё само.
— Ты злая стала, — сказал он однажды за ужином.
Лена поставила вилку.
— Нет. Я просто стала жить по своим правилам. Хватит делать хорошо всем, кроме себя.
Он пожал плечами.
— Ты сделала, как хотела. Они теперь с матерью живут. В одной комнате. Обиделись.
— Пусть. Им удобно было не искать, а просить. Не отдавать, а требовать. Пусть теперь попробуют по-другому.
Прошло три недели.
Свекровь звонила каждый день. Один раз — трижды. Везде повторяла одно и то же: «Павел же брат! Не чужой! Как вы могли?!»
Лена не спорила.
В один из вечеров, когда Виталий ушёл гулять, ей пришло сообщение от Ани. Короткое:
«Мы тебе это не забудем».
Она посмотрела на экран, подумала — и удалила, не отвечая.
Она не знала, чем всё это закончится. Разводом? Примирением? Или новым витком скандалов?
Но впервые за много месяцев она чувствовала: она не жертва. Не наблюдатель.
Хозяйка.
И пусть даже конфликт не исчерпан — впервые ей стало всё равно, кто там что скажет.
Пусть думают.
Пусть комментируют.
А дверь — она закрыта. И ключ — у неё.
Пусть хоть бабушка будет