Они думали, что он ничего не слышит, не видит, не понимает. А он был в курсе всего, и некоторые их фразы застряли в его голове намертво.
Они — это родители, он — их сын Вовка, а все вместе — семья.
Это потом он понял, что им было на него всё равно. Поэтому они и ругались, почти от него не скрываясь…
Первые 10 лет своей жизни Вовка считал, что у них обычная, нормальная семья. Мама, Полина Сергеевна — художница, папа, Иван Олегович — менеджер в торговой компании.
У них в семье не были приняты всякие телячьи нежности, но и склок, ссор, криков тоже никогда не наблюдалось.
И вдруг…
— Я устал от постоянного бардака в нашем доме и в нашей жизни, — громким шёпотом говорил отец поздним вечером, когда считалось, что Вовка спит.
— Ты с самого начала знал, что я не приспособлена к ведению домашнего хозяйства, — в ответ шипела мать. — Что за претензии теперь?
— Да, но я полагал, что буду жить пусть и в бардаке, но в любви и согласии. Ты же и на это не способна, как выясняется!
— Ах, любви тебе не хватает? Да что ты вообще знаешь про любовь?!
— Конечно, куда уж мне, приземлённому созданию!
— Вот именно!
— Представь себе, что знаю, и другие тоже в курсе!
— Это твоя де.вка 20-летняя тебе напела? — мать театрально расхохоталась. — Наивный!
— Не тебе судить, — отрезал отец. — Я подаю на развод.
Но Полина Сергеевна так просто сдаваться не собиралась. Да не будет она брошенкой — ещё чего?!
На суде она устроила показательные выступления с заламыванием рук и слезами, и судья дал им три месяца на примирение.
За это время мать нашла себе л…вника, и тут началась вторая часть марлезонского балета.
— Раз ты затеял всю эту эпопею с разводом, то и Вовка остаётся с тобой, — заявила Полина Сергеевна.
— С чего бы? — изумился Иван Олегович. — В нашей стране детей принято оставлять матерям.
— Да неужели? Я только из-за тебя его родила! А так мне ребёнок сто лет не сдался!
Забыл уже, как умолял меня не делать аборт? Обещал, что никогда нас не бросишь?
— Да ты сама всё испортила! А теперь крайнего ищешь!
— Можешь думать, что хочешь, но Вовка будет жить с тобой, — поставила точку в споре Полина Сергеевна.
Они продолжали этот спор и в суде, не обращая внимания на предупреждения, что их обоих лишат родительских прав.
А когда до этого наконец дошло, ни один из них решения не изменил — ребёнок мешал строить новую жизнь обоим.
Опека пыталась пристроить 11-летнего Вовку в семьи родственников, но желающих не нашлось.
Двоюродные тётка и дядька тут же открестились от пацана, заявив, что у них и своих проблем по горло.
Бабушек и дедушек вообще не имелось, кроме двоюродного дяди отца — Николая Михайловича.
Вот он очень хотел забрать внука к себе, но тут вышла заминка из-за состояния его здоровья.
Одинокий 54-летний мужчина страдал хроническим заболеванием и нередко оказывался в больнице — как ему доверить ребёнка?
Так Вовка оказался в детдоме. Не самом худшем надо сказать, но всё равно это же был не родной дом.
Впрочем, а был ли у него родной, и были ли родители, он теперь очень сильно сомневался.
Ни Полина Сергеевна, ни Иван Олегович — называть их мамой и папой он даже мысленно себе запретил — в детдоме не появлялись.
И вообще, родительница, по слухам, уехала за границу, а родитель — в другой город с новой семьёй.
«…Я только из-за тебя его родила! А так мне ребёнок сто лет не сдался!..»
И только Николай Михайлович регулярно навещал Вовку, а на выходные, если позволяло здоровье, забирал к себе.
Он-то и раскрыл в нём математические способности и способности к анализу.
Дед и внук с азартом решали задачки и головоломки, играли в шахматы и вообще прекрасно проводили время.
— Эх, учиться тебе надо, — сокрушался Николай Михайлович, — в хорошей школе с математическим уклоном.
— Ничего, дед, — уверенно отвечал Вовка, — я и так выучусь, стану много зарабатывать и тебя вылечу. Вот посмотришь!
Николай Михайлович почему-то ему верил по всем пунктам, кроме последнего. Он только надеялся, что внук успеет получить образование до его см..ерти, и он сможет им гордиться.
К слову, тихого, симпатичного, способного мальчика, несмотря на «солидный» возраст, дважды хотели усыновить, но Вовка категорически отказался.
Хватит с него и одних «родителей». Он и к деду Мише с трудом привык, всё боялся, что и этот родственник его бросит. Но на этом всё.
Сразу после своего 18-летия Вовка перебрался к деду, но прожили они вместе недолго — парень уехал учиться в другой город.
— Дед, да это же дорого, — пытался отказаться от переезда Вовка, которому для поступления на бюджет не хватило всего нескольких баллов.
— Нормально, — нарочито грубо ответил Николай Михайлович. — Деньги у меня есть. Куда мне их ещё тратить?
— Тебе лечиться надо и…
— Я сам разберусь, что мне надо, а что нет.
— Дед… — Вовка едва не заплакал. Он очень боялся, что эта астма когда-нибудь за.души.т деда, а он же ему единственный родной человек.
— Не боись, внучок! У меня всё рассчитано, — уже мягче заявил Николай Михайлович. — Не зря же я столько лет трудился финансовым аналитиком. Кое-что умею.
Вовка попытался уговорить деда переехать вместе с ним, но тот отказался — и привык тут, и внуку мешать не хотел.
В первый же день Вовка в общежитии познакомился с Данилом — вертлявым, смешливым парнем, тоже учившимся на платном отделении.
Они были разными от слова совсем, но почему-то быстро подружились. Данил на учёбу откровенно забивал, спохватываясь только перед сессиями.
— Ну всё−о−о… — хватался он за голову. — Папаша меня съест! Нет — у.роет! Нет…
— Чего ты несёшь-то? — увидев эту сцену в первый раз, немного испугался Вовка. — Почему съест−у.роет прямо?
— Ты его не знаешь! — подвывал приятель. — Всё! Мне капец!
— Я ничего не понял, но о сдаче сессий тебе вообще-то раньше надо было думать, — пожал плечами Вовка. — Я тебе, конечно, помогу, чем смогу…
— Да ты ничего и не поймёшь! — вдруг обозлился Данил. — Ты как был нищебродом, так и остался, а мне без папашиных денег — … конец!
Немного успокоившись, Данил раскрыл соседу по комнате страшную тайну. Он — сын очень богатого человека, но вынужден ютиться в общаге и делить кусок хлеба с простыми смертными, потому…
Потому что раньше вёл себя не очень хорошо, и таким образом папаша его наказал.
— Сказал: «Как исправишься, тогда поговорим о возврате тебе банковских карточек!»
Прикинь? — возмущался Данил. — Только ты никому не говори. Ок?
Засмеют же меня…
— Прямо вообще тебя без денег оставил? — поинтересовался Вовка.
— Ой, ну там какие-то копейки мне бросает на карту — одну всё же оставил! — но это всё фигня!
«Фигней» Данил называл ежемесячные 200 тысяч рублей…
«Когда-нибудь это и для меня будут ерундовые деньги», — твёрдо решил Вовка. А пока он помогал непутёвому приятелю учиться и весьма в этом преуспел.
Спустя полтора года отец Данила простил его и позволил вернуться домой, заодно вернув и содержание.
— Слушай, — однажды вдруг обратился к Вовке приятель, с которым они продолжали общаться, хотя и не так часто, — ты же у нас умный.
Придумай что-нибудь! Куда деньги вложить? Хочу папаше нос утереть, что не один он такой бизнесмен.
— Я подумаю.
И подумал, и дал Данилу пару советов по инвестициям, а тот оказался благодарным товарищем — через полгода поделился с Вовкой нехилой прибылью.
А потом привёл к нему одного приятеля, затем второго…
К окончанию института у Вовки на счёте была уже приличная (по его меркам) сумма и репутация отличного финансового аналитика.
Он не стал устраиваться на работу в офис, хотя предложения ему поступали заманчивые, работал по рекомендациям и только на себя.
Николай Михайлович продолжал его поддерживать, теперь уже лишь морально, даже несколько раз приезжал к внуку в гости, но вот первую его квартиру так и не увидел…
На похороны к единственному родному человеку Владимир (никто давно его Вовкой называть и не думал) приехал на дорогущей машине, в стильном чёрном костюме и с часами на руке, стоимость примерно в ту же машину.
Всё организовал по высшему разряду, на кладбище был спокоен, а разрыдался уже после поминок в квартире деда.
Жильё Николай Михайлович оставил, конечно же, ему.
Во время траурных мероприятий Владимир не особо обращал внимание на родственников, а вот они его разглядывали с интересом.
И Анна Сергеевна — двоюродная сестра родителя, которая 15 лет назад презрительно фыркала:
«На что мне сдался чужой пацан!»
И Дмитрий Викторович — кузен родительницы, который тогда же чуть ли не матом послал сотрудниц опеки с их предложением приютить Вовку.
И их взрослые дети с жёнами и мужьями…
Ни Ивана Олеговича, ни Полины Сергеевны на похоронах, кстати, не было. По обрывкам фраз Владимир понял, что первый был очень занят воспитанием двоих детей, а вторая в очередной раз вышла замуж за границей, и российские родственники её вообще не интересовали.
— Конечно, если бы дядя Коля оставил Ваньке квартиру, то тот бы сразу примчался, — шептала одна женщина другой на поминках. — А так, чего ему ноги би.ть и деньги тратить?
— А кому же он её оставил-то? — шёпотом поинтересовалась вторая.
— Точно не знаю, но, по-моему, вон ему, — кивнула первая на Владимира.
Дальше женщины шёпотом стали обсуждать, что покойный мог бы и о других родственниках позаботиться.
Владимир дальше прислушиваться не стал. Он и не разговаривал ни с кем — просто не хотелось. Деда он очень любил и действительно переживал его уход.
Родственники же, видимо, просто побоялись к нему подойти. Как же! Приехал тут весь невозможный! Кучу денег угрохал на эти похороны.
А зачем? Покой..нику-то всё равно.
Обрывки таких фраз и заставили Владимира уехать буквально на следующий день — этих людей он ни видеть, ни слышать не хотел.
И думал, что не придётся ни с кем из них больше встречаться. Ошибся. Сначала «чужому пацану» позвонила Анна Сергеевна — и где только номер взяла?!
— Володенька, — пропела она сладко в трубку. — Ты же понимаешь, что Николай Михайлович поступил несправедливо?..
Да это и понятно — в последнее время он себя плохо чувствовал, мог и соображать плохо…
— Не пойму, о чём вы? — сухо ответил Владимир.
— Ну как же? Он и квартиру тебе оставил, и деньги. Наверняка у него на счёте приличная сумма имелась…
— Ах, вот вы о чём… Ну, я готов поделиться, если вы мне кое-что уточните.
— Конечно, Володенька! Спрашивай! — воодушевилась тётушка (или кто она там ему?).
— Сколько раз вы навестили деда Мишу, пока он болел в последние месяцы? — нейтральным голосом поинтересовался Владимир.
— Ну… Бывали мы у него, да… — в голосе родственницы уверенности совсем не чувствовалось. — А какое это имеет значение?
Владимир точно знал, что никто из родственников в больницу, а тем более домой к деду, не приходил. Не то что в последние месяцы, а в последние годы.
Сам он то и дело мотался к деду, за что каждый раз получал от Николая Михайловича нагоняй:
«Делать тебе что ли нечего?! Работай вон или с девушками гуляй!»
Переезжать к Владимиру дед отказывался. Он уже и сам было собрался вернуться в родной город насовсем, но не успел…
— Для вас никакого, — всё так же ровно ответил Владимир. — Это я уже давно понял.
— А я вот сейчас не поняла, — растерянно сказала Анна Сергеевна.
— Говорю прямо: никаким наследством ни с кем я делиться не собираюсь, — твёрдо произнёс Владимир. — Всего вам. — И повесил трубку.
Следом объявился Дмитрий Викторович. Родственник родительницы вообще никаким боком к наследству Николай Михайловича не относился, но почему-то тоже решил, что Владимир должен с ним поделиться.
С этим разговора вообще не было — едва услышав призывы Дмитрия Викторовича поделиться, Владимир повесил трубку.
А вот сын Анны Сергеевны превзошёл всех — приехал в город Владимира, разыскал его дом и подкараулил у шлагбаума (во двор дома попасть было не так просто).
— Хорошо живёшь, — кивнул он на многоэтажку за оградой, — а родственников обижаешь…
Владимир попытался вспомнить, как зовут нежданного гостя, но не смог.
— Уважаемый, — обратился он к нему. — Если вам есть что сказать, то излагайте. Время, как известно, — деньги.
— Вот о деньгах я и говорю, дорогой кузен. У тебя, как я вижу, и своих полно, и ещё деда Миши наследство хочешь прикарманить…
— На всё воля покойного…
— Слушай, — глаза родственника вдруг забегали, — если ты на мать мою шибко обиделся, что она тебя тогда к нам не взяла, то это ты зря…
Ну, получилось так, не срослось. И вообще, это же мать тебя не взяла, а мы-то с Лилькой тут причём?
«Лилька — это, надо полагать, дочь Анны Сергеевны. А, вспомнил! Этого мужчину зовут Вадик!»
— Послушай, Вадик, — проникновенно произнёс Владимир. — Ты сейчас мне в очередной раз продемонстрировал, что очень хорошо, что тогда твоя мама от меня тоже отказалась… Прямо очень хорошо.
— Ну вот! Видишь, как мы быстро нашли общий яз.ык! — воодушевился родственник.
— … А теперь будет ещё лучше, если я никого из вашей семейки больше не увижу. Ты меня понял?..
— Ты чё, бор..зеешь−то? — взвился Вадик. — Думаешь, на тебя управы нет?!
Владимир молча прошёл во двор. Он эту квартиру деда и все деньги детдому подарит, ей-богу. Лучше так, чем вот этим вот… родственникам.
– У вас с моим сыном больше возможностей платить ипотеку за квартиру у моря для моей дочери, — заявила свекровь, — Он уже согласился