Когда Таня впервые предложила матери пожить у них пару недель, Игорь тогда ничего не сказал. Он только спросил: «А ей у себя что, не сидится?» — но спорить не стал. Думал — устала она после операции, пусть поправляется. Две недели — и домой. Так Таня сказала.
Первую неделю всё было почти спокойно. Маргарита Семёновна вставала рано, хлопала дверцами шкафчиков на кухне, варила овсянку «для всех», складывала посуду «по уму». Сначала Игорь только молча переставлял обратно, потом перестал. После работы он приходил домой и старался задержаться в машине, отвечая на рабочие сообщения, лишь бы не слышать, как за дверью его обсуждают.
— Тань, ну ты же видишь, у вас ножи тупые все. Я сегодня купила новые, хорошие. Тебе ж проще будет.
— Мам, спасибо… А где старые?
— Я выбросила. Что с ними возиться?
Поначалу Таня улыбалась, говорила: «Ну мам, ну зачем?» — но спорить не решалась. А Игорь молча выносил мусор, в котором иногда находил не только старые ножи, но и какие-то мелочи, что он сам когда-то выбирал: дешёвую овощечистку, пластиковую миску — всё «ненужное» исчезало.
Потом Маргарита Семёновна стала оставлять ему на кухонном столе аккуратные пачки чеков. За продукты, за новый фильтр для воды, за «туалетную мелочь». Ничего большого — но почему-то Игоря это злило сильнее всего.
— Мам, ну ты чего эти чеки складываешь? — Таня пыталась шутить, но Маргарита Семёновна только вздыхала.
— Я ж для порядка. Вы тут молодые, счёта, ипотека — чтоб мне знать, где могу помочь.
Игорь тогда впервые сказал: «Нам помощь не нужна. У нас всё есть». Но Маргарита Семёновна так на него посмотрела, что Таня сразу вмешалась: «Ну не говори так, ты же знаешь, мама добра хочет».
С каждым днём «добра» становилось всё больше. В ванной появился новый коврик, на кухне — новые баночки для специй. Кое-где Маргарита Семёновна без спроса переклеила полочки — мол, обои отклеивались. Она говорила, что всё это «мелочи», и вздыхала: «Я ж вам всё лучше делаю, Игорёк. Ты же работаешь, тебе должно быть приятно домой возвращаться».
Иногда Игорь пытался поговорить с Таней серьёзно. Но Таня отмахивалась.
— Ну подожди ты. Ей скучно одной дома. Ну пусть поживёт чуть дольше.
— Сколько — дольше?
— Ну не знаю… Пока не надоест.
Иногда Игорю казалось, что если бы не дочка — он бы собрал вещи и уехал на пару недель к другу. Но дочка была маленькая, Лизка, четыре года всего. Ей бабушка покупала шоколадки, читала сказки по-своему — и Таня говорила: «Ну видишь, как Лизе хорошо с бабушкой. Ей тепло». И Игорь ничего не отвечал.
Иногда он уходил спать на диван в зал. Просто потому что в спальне Таня до полуночи обсуждала с матерью «как правильно», «как лучше». Он лежал под шерстяным пледом и слышал через стену их голоса — шёпотом, но так, что каждое слово кололо в висок.
Через три недели после «двух недель» он впервые сказал Тане: «Либо мы договариваемся, либо я снимаю квартиру отдельно». Таня расплакалась, а Маргарита Семёновна вошла к ним на кухню и сказала: «Я же вам мешаю, да? Так и скажите!»
Она заперлась в комнате, Таня принесла ей успокоительное и потом всю ночь не выходила оттуда. Игорь сидел на кухне и смотрел на пачку чеков, сложенных под сахарницей. Ему хотелось сжечь их прямо на столе.
Потом всё затихло. На пару дней. Маргарита Семёновна перестала замечать Игоря — будто его дома и не было вовсе. Зато Лизка теперь всё чаще приходила к бабушке — у неё там были «сладости» и мультики с планшета. Таня поздно возвращалась с работы — в больнице, смены, переработки. А Игорь всё чаще ужинал один — не то с женой, не то с её матерью, но точно не дома.
Иногда Игорь ловил себя на том, что начал пропадать в офисе дольше, чем надо. Просто сидел в машине возле подъезда и смотрел, как в окнах горит свет. Представлял, что там происходит без него. Иногда звонил Тане, говорил: «Буду поздно, встречаюсь с клиентом». Хотя никаких клиентов не было — просто ехал на автозаправку, пил дешёвый кофе и смотрел, как чужие люди ругаются у кассы.
Через месяц после «двух недель» Маргарита Семёновна окончательно обосновалась как хозяйка. Она перестала спрашивать разрешения переставить мебель, выкинуть старый ковёр в прихожей или заказать новую посуду «на Вайлдберриз». Сначала Игорь пытался это проглотить. Потом просто замолчал.
Однажды вечером он пришёл с работы пораньше — хотел поужинать всей семьёй. На кухне за столом сидела Маргарита Семёновна с Лизой и соседкой Ириной Петровной. Ирина Петровна жила этажом ниже и всегда знала, кто когда мусор выносит и сколько раз за день открывает холодильник.
— Вот и хозяин пришёл, — протянула соседка с улыбкой.
Игорь молча кивнул и поставил пакет с продуктами на стол. Маргарита Семёновна только хмыкнула:
— О, купил филе? Опять дорогое. Я же сказала — есть нормальное в «Пятёрочке» со скидкой.
— Мне это нравится. — Игорь не сел, просто открыл холодильник и увидел там полный лоток замороженных котлет.
— Мама налепила, — Таня вошла на кухню, усталая, с сумкой наперевес. — У нас теперь всё своё.
Он тогда ничего не ответил, просто вышел с кухни. Вечером они с Татьяной поругались. Точнее — Игорь говорил, Таня слушала и изредка вытирала глаза.
— Ты понимаешь, что она у нас живёт, как у себя? Ты не видишь?
— Она же не навсегда…
— Она выкидывает мои вещи. Делает, как ей удобно. Счета — это что? Она специально мне эти чеки под нос суёт?
— Она же не просит их оплачивать…
— Зато ты их оплачиваешь.
Таня ничего не ответила. Она только тихо сказала: «Я не хочу ссориться, Игорь. Не начинай сейчас». И ушла к Лизе.
Через пару недель к ним зашёл старший брат Игоря — Серёга. Он редко приезжал — у самого двое детей, дом за городом. Но в тот вечер он остался ужинать.
— Ты бы к нам переехал, — сказал он тихо, когда Маргарита Семёновна вышла на кухню за чаем. — У нас место есть. Отдохнёшь. На пару недель.
— Не могу, — Игорь посмотрел на Таню, которая молча собирала грязные тарелки. — Ты понимаешь сам.
Серёга только пожал плечами. Потом в прихожей, уже надевая куртку, он сказал вполголоса: «Ты бы подумал. Так нельзя всё время. Сгрызёт же».
На следующий день Игорь нашёл в кладовке ящик с инструментами — своим старым. Когда-то он его собирал по частям, покупал хорошие отвертки, дрель. Теперь половины не было. Кое-что валялось в мусорном пакете в углу.
— Я решила навести порядок, — сказала Маргарита Семёновна спокойно. — Это всё старьё, половина сломана. Я вызвала мастера, он посмотрел — сказал, выкидывать можно.
— Ты бы меня спросила, — ответил Игорь.
— А зачем? Ты ж всё равно не делаешь ничего сам. Всё руками мастеров.
Игорь тогда впервые не сдержался. Ругался тихо, но зло. Таня слышала, но стояла в дверях и не вмешивалась. Лиза сидела у бабушки в комнате — там теперь был маленький телевизор и мягкий плед, который Маргарита Семёновна притащила из своей квартиры.
После этого Игорь почти перестал говорить с тёщей. Только здоровался коротко и уходил по своим делам. Он начал обедать в кафе возле работы, ужинал там же — домой приходил только спать. Иногда Лизка бежала к нему: «Папа, ты где был?» — и он поднимал её на руки, но бабушка уже звала: «Идём, Лизонька, я тебе книжку покажу».
Иногда он возвращался поздно, садился в машину во дворе и смотрел на подъезд. Ему казалось, что за шторой на кухне мелькает тёщин силуэт. Он знал, что она не спит — ждёт, чтобы утром сказать Тане: «Он опять припёрся ночью. Где шлялся — кто знает».
Он чувствовал, как в нём что-то глохнет. Дома он теперь был лишний — все решения принимались между женой и её матерью. Лизка всё чаще говорила: «Бабушка сказала, нельзя так». Игорь иногда хотел спросить: «А папа что сказал?» — но не спрашивал.
Он просто перестал отвечать на кухонные разговоры. Сложил остатки своих вещей — те, что ещё не разошлись по мусорным пакетам — в один ящик и убрал в кладовку. Иногда думал: «Соберу чемодан и уйду». Но смотрел на Лизку — и не мог.
Однажды он проснулся среди ночи — услышал, как в спальне шепчутся Таня и её мать. Таня опять плакала. Игорь лежал в темноте и думал: «Я за людей их держал. А они меня кем считают?»
Но тогда он ещё не знал, что скоро всё рухнет.
Всё рухнуло в начале апреля. Игорь запомнил этот день до мелочей — потому что именно тогда он окончательно понял, что их с Таней дом больше не его.
Была суббота. Игорь вернулся с Лизой из парка — они катались на самокате, зашли в кафе за горячим шоколадом. Он редко проводил время с дочкой один, бабушка всё время стремилась быть рядом. Но в тот день Лизка сама сказала: «Папа, только ты и я, ладно?» — и он растаял. Купил ей новый воздушный шарик, держал за руку и слушал её щебетание.
Дома Маргарита Семёновна встретила их молча. Посмотрела на Лизку, на грязные кроссовки, на пыльные колёса самоката. Не сказала ни слова — только вздохнула так, что Игорь сразу понял: сейчас будет.
Через полчаса Таня позвала его на кухню. Сидела с чашкой кофе, рядом — мать. Лизка где-то возилась в комнате.
— Игорь, мама сказала, что…
Он перебил её сразу:
— Говори сама. Что ты хочешь сказать?
— Ну… — Таня сглотнула. — Ты понимаешь, у нас ремонт назревает. В ванной всё старое, трубы текут. Мама готова помочь деньгами, но она говорит, что…
— …что я не умею планировать бюджет, — закончил Игорь. — Так?
Маргарита Семёновна повернулась к нему, не моргнув.
— А что? Разве я не права? Ты тратишь деньги непонятно куда. На свои эти… мужские игрушки. Дрель, машину. А у Тани спина болит на старом матрасе.
— Я сам куплю матрас.
— Когда? Когда Лиза вырастет? Ты всё обещаешь.
Он помолчал. Посмотрел на Таню — та опустила глаза.
— Сколько ты дашь на ремонт? — тихо спросил он.
— Мама посчитала, что сто пятьдесят хватит, — Таня не поднимала глаз. — Если ты… если ты не можешь всю сумму сразу, она поможет.
— И что взамен? — Игорь уставился на Маргариту Семёновну.
Та только усмехнулась.
— Взамен? Чтобы я знала, что всё под контролем. Чтобы ты больше не транжирил, не таскал Лизу по этим… кафешкам, где кормят фастфудом. Чтобы деньги тратились на семью, а не на твои прихоти.
Он тогда едва не встал и не ушёл. Но снова посмотрел на Таню. Она сидела молча, беззащитная, будто девочка перед уроком.
— Ты с ней согласна? — спросил он тихо.
— Игорь, ну ты же знаешь, что мама права. Мы не справимся сами.
Он развернулся и ушёл в комнату. Закрыл дверь, сел на край кровати. Потом открыл шкаф — вытащил старый рюкзак, который давно пылился под пальто. Начал кидать туда одежду.
Через пару минут в дверях появилась Лизка.
— Пап, ты куда?
Он сел на корточки перед ней. Обнял её за плечи.
— Папа сейчас поедет к дяде Серёже. Немножко отдохнуть.
— А меня возьмёшь?
Он выдохнул. Почувствовал, как щемит в горле.
— Нет, солнышко. Ты с мамой побудь. И с бабушкой.
Она посмотрела на него серьёзно, по-взрослому. Потом вдруг спросила:
— Ты назад придёшь?
Он не ответил.
Дверь хлопнула тихо. На лестничной клетке пахло пылью и едой от соседей. Он спустился вниз, держа рюкзак в руке, будто чужой. В кармане жужжал телефон — Таня написала короткое «Ты куда?». Он не открыл.
Внизу возле подъезда его догнала Маргарита Семёновна. Она шла медленно, но голос у неё был твёрдый.
— Ты куда собрался? Ты даже с Таней не поговорил!
Он повернулся к ней, посмотрел так, что она вдруг замолчала. Но всё равно шагнула ближе.
— Я думала, ты мужчина. Я думала, ты за семью горой…
И тогда он сказал ровно, почти шёпотом, но так, что она замерла:
— Я вас за людей держал. А вы меня за прислугу приняли.
Она открыла рот, но ничего не сказала. Только сжала губы и отвернулась.
А он вышел за калитку и больше не оглянулся.
– Оставь нас в покое. У нас с Лизой все прекрасно, — жёстко сказал Игорь теще, — Тебе никто ничего не обещал