Когда Таня впервые увидела Катю, сестру своего будущего мужа, она решила, что они подружатся. На первой встрече Катя была приветлива, улыбалась чуть натянуто, но Таня тогда списала это на усталость — всё-таки встречались после работы. Женя, Танин жених, всё время поглядывал на сестру, как бы ожидая её одобрения.
— Ты его любишь? — спросила Катя прямо, когда Женя ушёл за десертом.
— Конечно, — растерялась Таня. — А вы с Женькой близки, да?
— Всегда были. — Катя провела пальцем по краю чашки. — С детства я его опекаю. Он у нас доверчивый, ранимый. Смотри, не обидь.
Тогда Таня только улыбнулась. Она ещё не знала, что это предупреждение.
Свадьба прошла тихо — без шумных ресторанов, только близкие родственники и пара друзей. Катя сидела рядом с братом, иногда что-то шептала ему на ухо и многозначительно поглядывала на Таню. Та старалась не замечать: настроение себе портить не хотелось.
Первые месяцы были почти безоблачными. Таня работала в агентстве недвижимости, Женя — в транспортной компании. Денег хватало, даже начали откладывать на ремонт. Жили они в квартире, доставшейся Жене от деда. Таня сразу предложила оформить её на обоих — так спокойнее. Но Женя отмахнулся: «Ну ты же моя жена, какая разница, чья бумажка».
Катя появлялась часто — могла заехать в любое время: «Я тебе что, чужая?». Могла прийти с пиццей в десять вечера или остаться ночевать, если ссорилась со своим мужчиной. Она меняла их как перчатки, но на людях вела себя как эталон хозяйственности. Таня однажды услышала, как Катя на кухне говорит Жене:
— Ну посмотри, у тебя тут грязно. Полы липкие! Ты разве так привык?
После этого Таня стала мыть полы чуть ли не каждый день, хотя и без того старалась. Женя, заметив напряжение, говорил: «Ты же знаешь, Катя любит порядок. Не обращай внимания, она из лучших побуждений».
Однажды Таня нашла Катю в их спальне. Та сидела на кровати, раскрыв их общий комод.
— Катя, ты что-то ищешь?
— Да я… — Катя встала, закрыла ящик. — Просто хотела найти пижаму, переодеться. У вас тут тесно всё, надо бы шкаф побольше купить.
Таня промолчала. Слова «у вас тут» врезались в память.
Потом началось с деньгами. Катя не стеснялась занимать у брата — «подожди до аванса», «надо отдать за кредит». Суммы были небольшие, но почти каждый месяц. Таня пыталась мягко сказать Жене, что так не пойдёт, но он отвечал: «Ну она же сестра, она потом отдаст». «Потом» не наступало.
В тот Новый год Таня решила, что пора поставить границы. Катя приехала к ним за час до боя курантов, с пакетом продуктов и словами:
— Ой, я всё-таки не смогла одна дома сидеть.
Женя был рад: «Ну здорово же, вместе встретим!».
А Таня — устала. Гостей не планировала, ужин скромный, хотела с мужем спокойно встретить год. Она пошла на кухню, чтобы хоть немного переварить обиду. Катя зашла следом.
— Ты чего такая? — в голосе звучало почти веселье.
— Я не ожидала гостей, Катя.
— Ну ты же не против? Я тебе помогу. — Она залезла в шкаф, достала их сковороду, пошумела кастрюлями. — Ты сама-то умеешь оливье нормально резать?
Женя, конечно, ничего не заметил. В полночь они чокались шампанским, а Таня впервые подумала: «Может, зря я всё это затеяла…»
После праздников Катя снова взяла у Жени деньги — «долго объяснять, потом верну». Таня попробовала сказать вслух, что хватит, но получила в ответ: «Ты же не считаешь каждый рубль?»
— Нет, но это наши деньги, Жень.
— Она вернёт, чего ты заводишься. Она же не чужая.
И Таня промолчала. Пока.
После той новогодней ночи Таня стала внимательнее прислушиваться — к словам Кати, к интонациям Жени, к своим собственным мыслям. Ей казалось, что если бы она всё ещё была не женой, а просто девушкой Жени, Катя так бы с ней не разговаривала. Но теперь Таня вроде как «официально своя» — а значит, и претензий можно предъявлять больше.
Катя захаживала теперь почти каждую неделю. Иногда — с ночёвкой. Она приносила с собой пакеты с продуктами, а потом ехидно подмечала: «Вот купила вам нормальный сыр — а то вы какой-то странный берёте». Могла сесть за их кухонный стол и среди чужой посуды начать рассказывать брату, как «вот у Машки муж — тот вообще жмотяра, а ты хоть помогаешь, молодец». Таня слушала и чувствовала, как у неё горит шея от раздражения.
Попытки поговорить с Женей заканчивались одинаково.
— Она же одна. У неё никого нет. Ей с кем ещё быть? — говорил он, снимая носки после работы.
— Так пусть встречается с друзьями, не обязательно же у нас сидеть ночами! — Таня всё чаще ловила себя на том, что шепчет почти сквозь зубы.
— Ты же добрая. Ну что тебе сложно, что ли?
Весной Таня забеременела. Радость смешалась с тревогой. Когда она сказала Жене, он сначала долго молчал, потом обнял и выдохнул: «Ну, значит, пора взрослеть». Через два дня у них дома уже сидела Катя — с мороженым, шоколадками и тоннами «полезных» советов.
— Ты много работаешь, тебе нельзя. Береги себя, — сказала она и ласково потрепала Таню по плечу. — Ты теперь моя семья тоже. Ты же понимаешь?
Таня улыбнулась. Но в животе защемило — странно и холодно.
Ремонт пришлось отложить — деньги ушли на подготовку к родам, врачи, анализы. Катя всё чаще просила: «Жень, выручи, мне чуть-чуть не хватает на аренду», «Жень, дай, верну через пару недель». Таня уже не выдерживала:
— Может, хватит? Ты не видишь, мы ребёнка ждём, нам самим всё нужно.
— Да ладно тебе, — Катя растягивала губы в улыбке, которая больше напоминала оскал. — Не жадничай. Мы же семья.
Когда Таня родила, Катя явилась в роддом первой. Женя принёс ей букет, а Катя — советы.
— Не пеленаешь нормально, вот смотри… — Она брала на руки малыша и делала всё по-своему. — Руки кривые, ну что уж теперь.
Тане хотелось вырвать ребёнка и уйти в угол, спрятаться. Но Жене всё это казалось милым: «Она просто хочет помочь, не придирайся».
С рождением сына Катя будто включила новый уровень контроля. Она приходила без предупреждения — «а вдруг вам помощь нужна». Могла среди ночи написать Жене: «Мне плохо, приезжай». И Женя ехал. Таня сначала пыталась возмущаться: «Ты зачем ночью к сестре?», но Женя только раздражённо отмахивался:
— Тань, ты же сама видишь, у неё никого. Она одна, вдруг что серьёзное. Ну ты же не зверь?
Вскоре Катя объявила, что её выгнали из съёмной квартиры.
— Куда я теперь? — сказала она, сидя на их диване и обводя взглядом детские игрушки. — У Машки не могу, у Людки тесно. Можно я у вас перекантуюсь пару недель?
Женя посмотрел на Таню — с той самой щенячьей мольбой, которую она ненавидела в себе, но обожала в нём.
— Пару недель, Таня. Ну ты же понимаешь?
Катя осталась на полгода.
Эти полгода Таня вспоминала потом как туман. Катя помогала — громко, с показухой. Мыла посуду, перекладывала вещи, советовала, как кормить и во сколько укладывать. С сыном проводила часы — и Таня слышала, как Катя шепчет ему: «Ты мамку не мучай, слушай тётю». Иногда Таня просыпалась ночью и видела, как Катя укачивает ребёнка у окна. Это было страшнее всего — чужая женщина, хозяйка в её доме.
Однажды Таня не выдержала. Сцена случилась утром, когда Катя вновь полезла с советами, как распорядиться детскими деньгами.
— Ты возьми материнский капитал и отдай в ремонт кухни, — рассуждала Катя за чаем. — Ну а я присмотрю, чтобы всё нормально сделали, ты же в этом ничего не понимаешь.
— Катя, — Таня положила ложку. — Это мои деньги. И моё дело.
— Ты что, права качаешь? — Катя даже не подняла глаз. — Я тебе добра желаю.
Таня посмотрела на Женю. Он молчал, уставившись в телефон. Внутри у неё тогда что-то переломилось окончательно. Она поняла, что одна — совершенно одна в этой квартире. В своей же квартире.
И всё равно что-то ещё держало. Надежда? Или иллюзия?
После той утренней стычки Таня стала замечать, как многое меняется, но будто бы ничего не меняется всерьёз. Катя съехала — не вдруг, конечно. Сначала она пару недель жила у подруги, потом снова заночевала у них «по пути», потом Женя дал ей денег на новый съём.
— Я помогу ей только один раз, — пообещал он, сидя на краю их кровати. — Она сама виновата, что снова осталась без угла. Но ты же понимаешь… семья.
Таня кивнула. Она всё меньше отвечала словами.
Катя уехала, но её голос оставался — в сообщениях, звонках, разговорах на кухне. Теперь она реже появлялась у них дома, зато чаще «случайно» попадалась Жене по делам. Звонила ему в разное время, сбивала планы. Таня слышала:
— Ну что ты как маленький, Жень? Я же твоя сестра. Я ж не чужая.
Она пыталась разговаривать с мужем — спокойно, без криков.
— Жень, ты замечаешь, что она везде? Что ей всё надо решать за нас?
— Ты перегибаешь. Ты слишком мнительная. — Женя смотрел усталым взглядом и закрывал тему.
— Ты правда не видишь, что она тобой управляет? — однажды не выдержала Таня и крикнула. — Она вмешивается во всё, она живёт нашими деньгами, нашими проблемами, нашей жизнью!
Женя тогда впервые сорвался:
— Она мне вместо матери! Ты что, хочешь, чтобы я сестру предал?!
— Я хочу, чтобы ты был со мной! — голос Тани сорвался на хрип. Сын заплакал в соседней комнате. Катин голос раздался через телефон — Женя, конечно, ответил первым делом ей.
После этого Таня перестала просить. Она молчала, когда Женя переводил Кате деньги. Молчала, когда Катя присылала список, что купить племяннику «от неё» — игрушки подороже, вещи понаряднее. Молчала, когда однажды в гостях у свекрови услышала шёпот за спиной: «Вот раньше Женька лучше был одет, пока она за кошелёк взялась». Катя сидела напротив и кивала с кроткой улыбкой, как будто это не она всё организовала.
Прошло два года. Сын пошёл в садик, Таня вышла на неполный рабочий день — в агентстве рады не были, но она была рада вырваться из дома хоть на пару часов. Вечерами Таня смотрела, как Женя спит у телевизора, и думала, что никогда не ожидала стать той самой женщиной, у которой муж — вроде есть, но не с ней.
Она больше не уговаривала его «увидеть правду». Она знала: он не хочет видеть. Ему так удобно.
Однажды вечером Таня вернулась домой раньше — начальник отпустил пораньше, да и погода была чудесная. Она открыла дверь своим ключом, разулась тихо, прошла на кухню и услышала Катин голос. Та сидела за их столом с каким-то документом. Женя кивал, смотрел на неё с той самой собачьей преданностью.
— Вот, значит, так и подпишешь. — Катя ткнула пальцем в бумагу. — И не вздумай переписывать. Я разберусь.
— Что вы тут подписываете? — Таня облокотилась о дверной косяк. Улыбнулась — так, как сама от себя не ожидала.
Женя вскинулся:
— Тань, ты чего так рано?
— Что это? — Она подошла ближе. Катя прикрыла бумагу рукой.
— Не твоё дело, Танечка. Это семейное. — Голос её был спокойный, почти ласковый.
— Семейное? — Таня рассмеялась. — Я тоже семья. Что ты там решаешь за меня?
Катя взглянула на неё холодно.
— Квартира. Тут надо оформить кое-что правильно. На всякий случай.
— На чей случай? — Таня смотрела только на Женю. — Ты ей доверяешь всё это?
— Тань, да не начинай… — Женя отвёл глаза. — Это просто бумажки, ты же знаешь, я не разбираюсь…
Таня вдруг поняла, что не чувствует ни злости, ни страха — только усталость и странное облегчение. Всё встало на свои места. Она обвела кухню взглядом, потом посмотрела на Катю.
— То есть прописана я, а распоряжается она? — удивлённо спросила Таня.
Катя криво усмехнулась. Женя смотрел в пол.
И никто не сказал больше ни слова.
Кто легко верит – тот скоро раскаивается