— Знаешь что, Даня… Ты хочешь сбежать? Беги, в очередной раз от ответственности.
Я здесь останусь и со старой ведьмой договорюсь.
Тома подошла к шкафу, достала старый рюкзак и бросила ему под ноги:
— Собирайся и уходи, только Пашку не трогай.
— Татьяна Григорьевна, прекратите орать на ребенка! — Тамара из квартиры услышала, что в подъезде крики, выбежала, а там соседка отсчитывает ее пятилетнего сына. — Орите на своих детей, на моего не смейте.
Татьяна Григорьевна замолчала, недовольно посмотрела на новых жильцов.
— Воспитывать детей надо, — так же громко она теперь обращалась к Тамаре. — Нарожают ради пособий, квартиры получат и про детей забывают.
Кому приходится их воспитывать? Правильно, неравнодушным соседям.
Смотри, Томка, вызову на тебя опеку.
— А я на вас пс их.ушку вызову, понятно? Еще только раз подойдете к моему ребенку, заявление напишу, что пристаете. Своими внуками занимайтесь.
Тамара взяла сына за руку и увела в квартиру успокаивать. Соседка Татьяна Григорьевна доводила ребенка не в первый раз.
Тамара с мужем и сыном переехали из большого города, чтобы ребенок рос в нормальных условиях: школа в пяти минутах ходьбы, а не час на автобусе, свежий воздух, озеро совсем рядом, детская площадка нормальная.
Да и квартиры тут стоили гораздо дешевле. Там они бы еще пару лет точно копили, а тут смогли приобрести.
И поначалу им всё понравилось: и квартира просторная, и двор с качелями, горками, и детей много.
Муж сам выбирал и городок небольшой, и квартиру. Привез семью, когда уже всё было решено.
— Куда пошел? — резкий голос пожилой женщины заставил вздрогнуть Тому. — Что ты смотришь? — продолжала пенсионерка. — Ты смотри, куда твой ребенок идет, по цветам, по клумбе, но я сейчас выйду и тряпкой его огрею!
Тома растерялась, забрала сына с клумбы, а пенсионерка никак не успокаивалась.
— Новые жильцы, значит? И опять с невоспитанным ребенком? Зачем рожали? Для пособий, как и все. Сразу видно, больше вам ребенок не нужен.
Тома совсем растерялась и завела сына в квартиру.
— Не спорь с ней, — учила мама маленького Пашу. — Не стоит она того. Ей просто скучно на пенсии, вот и кидается на всех. Но на клумбы не ходи, устанем слушать.
Паша кивнул, и мама его отпустила гулять во двор. Через несколько дней у мальчика уже были друзья, родители радовались. Но, как потом оказалось, не только друзья, но и враги.
Татьяна Григорьевна следила за мальчиком очень внимательно и постоянно к нему придиралась.
— Невоспитанный, только орешь и бегаешь весь день, — в очередной раз учила его женщина на улице, пока родители не видели.
— А мама сказала, что вам скучно, вот вы и кидаетесь на всех, — быстро ответил Паша и убежал.
Татьяна Григорьевна покраснела от злости, терпеть такое хамское поведение она не собиралась. Через две минуты она уже стояла возле квартиры мальчика и звонила в дверь.
— Что на этот раз? — Тома открыла и сразу поняла, будет скандал.
Соседка орала так, чтобы было слышно на соседней улице.
— Вы не смогли воспитать ребенка, он хамит взрослым, он говорит гадости, он обзывается!
Тома слушала спокойно, не перебивала и даже не кричала. Когда соседка высказалась, Тамара спокойно произнесла:
— Вы не подходите к нему и не разговаривайте. Вам же спокойнее будет.
— Ах вот как?! — Татьяна Григорьевна надулась, как индюк. — Ты мне указывать будешь? Ты?!
Да я тут тридцать лет живу! Кто ты тут вообще такая?!
Тома глубоко вдохнула, в коридоре уже показался муж, Даня, и с недоумением уставился на женщин.
— Тамара, что случилось?
— Да эта… — Тома махнула рукой. — Опять к Паше лезет.
— Данил, — Татьяна Григорьевна повысила голос, будто докладывала кому-то наверху. — Я вас обоих предупреждаю: или вы за своим ребенком смотрите, или я приму меры!
Я вон опеку вызову, соседи подтвердят, весь день во дворе, без присмотра, малолетний хулиган!
— Пять лет ему! — Даня говорил на удивление спокойно. — К кому он пристал-то? Он с детьми играет, вы что за цирк устраиваете?
— Он клумбу мою топчет! По гладиолусам бегает! Это цветы моей памяти, между прочим, муж мне сажал! А этот варвар ногами!
— Закрой калитку свою и цветы свои забери с общего двора! — не выдержала Тома. — На своих шести сотках сажай хоть пальмы. Двор общий!
— Вот так и живём теперь! — Татьяна театрально обернулась к соседям, которые уже собрались на лестничной клетке. — Понаехали, цветы мои вытаптывают! Дети хамят! Родителей уважению не учили!
— Хватит на людей кричать, Татьяна Григорьевна! — буркнул кто-то из соседей с третьего этажа.
— Ой, заткнись, Клавдия! — рявкнула Татьяна. — Ты своих вырастила, гляди, все с тобой не разговаривают!
— Потому что ты языком своим весь двор изгрызла! — откликнулась Клавдия.
— Даня, закрой дверь. — Тома потянула мужа за руку. — Пускай орет в коридоре.
— Я заявление напишу! — не унималась Татьяна Григорьевна, но дверь захлопнулась прямо у неё перед носом.
Через пару дней Тома думала, что всё успокоится. Паша играл во дворе, они с Данькой на кухне кофе пили. Но вечером Паша пришел домой со слезами.
— Мама, баба Таня сказала, что я вырасту вором и что меня в детдом заберут!
— Что?! — Даня аж стул отодвинул. — Я сам с ней поговорю!
— Подожди. — Тома схватила его за рукав. — Сядь, не пойдёшь.
— Она что, обнаглела совсем? — не успокаивался муж, и Тома его всё же отпустила.
О чём разговаривал муж с соседкой и как договаривался, он потом не сказал, пришел хмурый, молчаливый и сразу спать.
Тома посмотрела на сына, который хлюпал носом и тер маленькими ладошками глаза.
— Предлагаю, — сказала она тихо, — показать бабе Тане, что в этом дворе не она одна главная.
На следующий день Тома спокойно вышла во двор с двумя большими пакетами семян и с Пашей за руку.
— Мам, что ты делаешь? — Паша шептал удивлённо.
— Смотри, сынок, учись. — Тома высыпала семена прямо вдоль забора Татьяны Григорьевны. — Тут теперь цветы будут расти, и у каждого свои.
— Зачем? — Паша удивился.
— Чтобы спокойнее было.
Когда Татьяна Григорьевна выглянула в окно и увидела, как у её забора копошатся соседи: кто воду носит, кто свои семена сеет, — подумала сначала, что это ей приснилось, быть такого не может.
— Это что вы творите?! Это моя клумба! Тут всё мое, убирайтесь немедленно!
— Теперь всё наше. — Клавдия из третьего этажа ухмыльнулась и громко добавила: — И попробуй только тронь, мы с управляющим поговорим, что ты тут забором двор загородила.
— Всё! — взвыла Татьяна Григорьевна. — Я в администрацию, в прокуратуру… всех посажу!
А Тома только поправила сыну кепку, вытерла ему щёку и шепнула:
— И не бойся, мы теперь тут дома. И тебя в обиду не дадим.
Тома и подумать не могла, что эта история с клумбой обернётся чем-то большим, чем просто соседская возня.
Прошло три недели — в палисаднике у забора уже вовсю лезли первые зелёные ростки, дети бегали вокруг с ведёрками, и даже Клавдия из третьего этажа таскала туда старые шины под цветочные бордюры.
А Татьяна Григорьевна ходила по двору, как грозовая туча. Всех взглядом сверлила, но тронуть никого не могла, соседи теперь держались вместе.
Она ругалась, шипела сквозь зубы, но ничего сделать не могла: клумба общая, забор весь покосился, управляющий сказал, сносить или чинить.
Вроде бы и победа, но Тома вдруг начала замечать странное.
Однажды утром, собираясь на работу, она вышла к машине и увидела, как её Даня стоит возле подъезда и что-то бурчит Татьяне Григорьевне.
А она ему отвечает не так, как обычно: не орёт, а тихо, строго, как будто ставит на место.
И Даня не спорит, только головой кивает. Увидев Тому, он тут же оборвал разговор и поспешил к машине.
Вечером Тома спросила:
— Дань, а чего ты с ней говорил утром?
— Да ничего, — отмахнулся муж, глядя в телефон. — Про подъезд… Про трубы что-то.
— Какие трубы? — Тома присела рядом. — Ты чего-то мне не досказываешь? Ты что-то знаешь про неё?
— Ничего я не знаю, Тома, хватит тебе.
— Даня… — тихо сказала она. — Ты её раньше знал? Вы где-то виделись?
— Да ну, что ты начинаешь! — вспыхнул он. — Ну что за бред? Какая разница, знали, не знали! Сумасшедшая она, вот и всё!
На следующий день Тома была занята по горло: Пашка простыл, Даня уехал на подработку, а во дворе начался какой-то шум, ребята снова тащили доски для песочницы, кто-то договаривался насчёт новой лавочки.
Тома выглянула из окна и увидела Татьяну Григорьевну — та стояла прямо посреди двора, руки в боки и что-то громко вещала, сверля всех взглядом.
— Ну началось, — пробормотала Тома, вздохнула, спустилась вниз.
Не успела она подойти, как старуха ткнула в неё пальцем, будто ждала этого момента.
— А вот и она! — завизжала Татьяна Григорьевна так, что у ребят у песочницы лопатки из рук попадали. — Смотрите все! Глядите, люди добрые!
Это из-за неё моя племянница осталась одна с ребенком на руках!
— Что? — Тома остановилась, не поняла сразу. — Вы о чём вообще?
— А о том! — соседка буквально выплюнула слова. — Думаешь, я молчать буду? Не дам я тебе тут жить спокойно, всё тебе мало!
Ты мой двор захватила, цветы мои вытоптала, теперь вот все и все узнают. Ты мужиков чужих отбивать мастерица, да?!
— Да что вы несёте-то, Господи?! — Тома обернулась на соседей, которые уже шептались у подъезда. — Вы с ума сошли, что ли?
— Не сошла я! — рявкнула Татьяна Григорьевна. — Ты думаешь, я забыла, как твой Даня у нас на стройке работал?
Думаешь, я не знаю, как ты его у моей Оли увела? Вот теперь и живите тут, как на иголках! Я вам устрою!
— Вы что, и правда… — Тома глотнула воздух, сердце заколотилось. — Вы… Оля… Это ваша племянница?
— Да, моя! — соседка почти плюнула ей под ноги. — Всё у неё забрала! А теперь ещё сюда приперлась. Зачем? Показать, как хорошо у вас жизнь сложилась?
Соседи замерли. Тома стояла, будто холодной водой окатили. Даня ей никогда такого не говорил. «Племянница», «увела»… Она ведь даже не знала, что было до нее.
Даня вернулся за полночь. С порога понял: ждёт.
— Ты чего не спишь? — пробормотал он, ставя пакет на кухонный стол.
— Сядь.
Он посмотрел ей в глаза и вздохнул, сел.
— Что ты хочешь услышать, Тома?
— Эта Оля — кто она тебе? Почему я об этом узнаю только сейчас?
И почему мы приехали именно сюда, а не в другой двор? Зачем?
Даня потёр лоб, откинулся на спинку стула.
— Да… Было. Ну да, мы с ней жили. Я хотел уйти давно, а ты… Ты просто попалась первой.
— Ты мне ничего не говорил.
— А что это поменяло бы, а? — он вскинул руки. — Что, ты бы вышла за меня, если б знала?
— Причём тут это, у неё ребёнок. Ты знал?
Муж промолчал, она поняла, что знает.
Она резко поднялась со стула.
— Из-за твоей прошлой жизни теперь эта старая ведьма мне мстит! Она мстит Пашке! А ты что делаешь?
Ничего… Привёз нас сюда, чтобы быть поближе к своему ребёнку?
— Я порву с ними, слышишь? — тихо сказал он. — Всё, мы уезжаем. Хоть завтра. Снимем дом за городом.
Она медленно выдохнула и посмотрела на него так, будто увидела впервые.
— Знаешь что, Даня… — Она говорила спокойно, так тихо, что он едва слышал. — Ты хочешь сбежать? Беги, в очередной раз от ответственности.
Я здесь останусь и со старой ведьмой договорюсь.
Тома подошла к шкафу, достала старый рюкзак и бросила ему под ноги:
— Собирайся и уходи, только Пашку не трогай.
Даня уехал, оставив жену и ребенка. Тома подозревала, что уехал он к своему ребёнку, про которого она только узнала.
Она пошла к управляющему и оформила палисадник официально для всех жильцов.
Соседи помогли: кто-то цветы купил, кто-то песок привёз. Дети бегали по двору, кричали, строили шалаш из старых досок.
Татьяна Григорьевна орала, ругалась, вызывала полицию, но никто не обращал на неё внимания.
У неё больше не осталось союзников, и даже история про племянницу была слишком быстро забыта…
Отчим