Лена подняла крышку кастрюли, понюхала суп, который уже второй раз за месяц разливала по тарелкам не только для своей семьи. Сквозняк хлопнул дверью в коридоре — вернулись. Мужа не было дома, он застрял на работе, и встречать гостей снова приходилось ей одной.
— Лена, ну ты чего такая хмурая? — в кухню уже вплыла Татьяна Аркадьевна с фирменной улыбочкой, от которой у Лены внутри всё обмерло. — Мы с Игорьком только на денёк. Тебе-то не трудно!
Игорёк, муж Татьяны Аркадьевны, топтался за её спиной, надев свои любимые вязаные носки прямо на Ленино чистое ковровое покрытие. Лена успела заметить их ещё в первый раз, две недели назад. Тогда эти носки едва не остались в ванной, так и не дождавшись стирки.
Татьяна Аркадьевна — свояченица её мужа. Формально они все «семья», но по факту — семья у Лены была только одна: она, Павел и их дочка Ксюша. Всё остальное — нагрузка.
Вечером вернулся Павел. Он целовал Лену в висок и говорил «Ну потерпи, родная», когда она пыталась заикнуться, что гости задержались на два дня дольше.
— Им просто сейчас тяжело, ты же знаешь, — объяснял он тихо, чтобы не слышали в соседней комнате. — Он работу сменил, она с ног сбилась. Помоги разок.
Но «разок» уже перерос в «раз за разом». Сначала они заезжали просто чаем попить. Потом — с ночёвкой. Потом «нам до больницы ближе от вас». Потом «ой, ты же всё равно дома сидишь с Ксюшей, посмотришь и за нашими делами».
Вчера Лена еле успела убрать кухню после того, как Игорёк решил разогреть в микроволновке пельмени прямо на пластиковой крышке. Воняло палёным пластиком ещё полдня.
— Лена, ты не подумай, мы скоро, — шептала Татьяна Аркадьевна, с видом невинной овечки. — Ты же сама понимаешь, свои ведь.
— Свои, — кивала Лена. Она старалась не закатывать глаза при Ксюше. Ребёнок и так смотрел на Татьяну Аркадьевну с какой-то настороженностью. Наверное, чувствовал: чужие это, а не свои.
На следующий день Лена снова отвозила Ксюшу в садик. Заодно купила продукты — Игорёк вчера вечером сказал, что макароны у них какие-то «не такие», и купил бы сам, но у него «кредитка заблокирована».
Она пришла домой с пакетами, тяжёлые руки ноет, ноги гудят. С порога увидела: Татьяна Аркадьевна уже сидит за её ноутбуком.
— Ты чего тут? — Лена даже опешила.
— Да я хотела твоему Павлу фотки скинуть, тут интернет быстрее, — сказала Татьяна Аркадьевна, не отрываясь от экрана.
— Ты у меня не спрашивала.
— Ну ты ж не против? Ты ж добрая у нас! — засмеялась свояченица и щёлкнула мышкой, словно это всё — её.
Лена ушла в ванную, открыла кран и смотрела, как стекает горячая вода. Она ловила себя на мысли, что хочет сказать им всё, выгнать их. Но Павел опять скажет: «Ну чего ты, потерпи». И она замолчала.
К вечеру пришли соседи. Марина Петровна снизу — с пирогом, вроде как «для всех». Но на пирог набросилась Татьяна Аркадьевна.
— Ой, спасибо, соседушка, а то Лена всё сама-сама, не успевает ничего.
— Да я вроде не жалуюсь, — тихо буркнула Лена, но Марина Петровна кивнула куда-то мимо неё — мол, что поделаешь, терпеть надо.
Лена знала, что Павел не видит всего. Ему не показывают. Он приходит поздно, ест с ними за одним столом, слышит весёлый хохот Татьяны Аркадьевны и думает: семья дружная, молодцы, помогают. А кто кому помогает — он не понимает.
В ту ночь Лена долго сидела в спальне. Рядом спал Павел, уткнувшись в подушку. Ксюша сопела на своей кроватке. Лена смотрела на потолок и думала, что они сами не уйдут. Их нужно выгонять. Только как? Павел ведь скажет: «Ну что ты, родная». А она не хочет быть родной для них.
Она закрыла глаза и вдруг услышала, как на кухне кто-то шарит по шкафам.
Она знала кто.
И знала, что завтра всё повторится.
На следующий день Лена проснулась раньше всех. Она стояла у окна с кружкой кофе и слушала, как в соседней комнате Татьяна Аркадьевна возится с пакетом — судя по шелесту, снова её любимая история: «Ой, я взяла твоё полотенце, у меня своего нет».
Лена посмотрела на свой телефон — Павел уже был в пути на работу. Значит, снова всё на ней.
— Леночка, ты не против, я твою кофту накину? У меня спина мёрзнет, — Татьяна Аркадьевна уже стояла в дверях.
— Моя кофта в шкафу, ты же знаешь, — сухо ответила Лена.
— Так ты ж не жадная, — вздохнула свояченица и, не дождавшись согласия, полезла в шкаф.
Лена сжала кружку так, что побелели пальцы. Она вспомнила, как в прошлый раз Татьяна Аркадьевна «на время» забрала у неё фен. Вернула через две недели — сломанный. «Да он у тебя старый был», — только и сказала.
Днём Лена сбегала за Ксюшей в садик. Пока дочка возилась с сапогами в раздевалке, Лена рассказала всё коллеге — Светке. Они вместе когда-то сидели в бухгалтерии. Светка — из тех, кто может разрулить любой скандал за минуту.
— Ты их сама к себе пустила, вот и мучайся, — сказала Светка прямо. — Захотят — месяцами у тебя жить будут. Им удобно. Ты удобная.
— Я не удобная, — шептала Лена, хотя знала — удобная. Для Павла, для свояченицы, для всех.
— Ну-ну. Гляди, чтобы они ещё кредит на тебя не повесили. Ты бы хоть с Павлом поговорила жёстко. Мужику объяснить надо.
Лена только кивнула. Объяснить. Жёстко. Легко сказать.
Вечером Павел пришёл домой уставший, злой — у него сорвалась сделка. Лена хотела заговорить, но только набрала воздуха и выдохнула — не вовремя.
— Давай завтра, Лен. Не начинай, — сказал он, даже не дослушав.
А за дверью кухни уже слышался голос Татьяны Аркадьевны:
— Павлуш, ну ты не переживай! Всё наладится! Мы же твои родные!
И ведь правда, родные. Родные, которые сидят у них на шее.
Через пару дней Лена пыталась снова. Она выждала момент, когда Павел рано вернулся. Ксюша раскрашивала книжку, Игорёк спал на диване. Татьяна Аркадьевна ушла в магазин — якобы за хлебом.
— Паш, ну нельзя так. Они тут, как у себя дома. Они вещи мои берут. Они еду нашу едят, продукты — ты видел, сколько я таскаю? Они даже ключ хотят, ты знал?
— Ключ? — Павел обернулся.
— Да! Вчера она спросила, можно ли им наш дубликат от входной двери оставить! На всякий случай! Ты понимаешь?
Павел потер лоб.
— Ну ты же знаешь, у неё с жильём сейчас беда.
— Паша, ты слышишь меня? — Лена старалась не повысить голос, но в горле застрял ком. — Они не уйдут сами. Им удобно тут. Я устала.
Павел смотрел мимо неё. Потом пожал плечами.
— Ну давай ещё недельку, а? Ну ты ж добрая у меня, Лен.
Она даже не знала, смеяться или плакать. Он правда верил, что ещё неделька всё исправит.
В субботу Лена наконец сказала маме. Та только тяжело вздохнула.
— Дочь, ты сама пускаешь их на голову. Ты бы моему-то отцу так слово сказала, он бы сам их с чемоданом за дверь выставил.
Лена слушала и понимала — никто ей не поможет, кроме неё самой.
На кухне Игорёк уже копался в её ящике с кастрюлями.
— Что ты ищешь?
— Да так, погрею супчик твой, — отмахнулся он и ткнул пальцем. — Ой, а где большая кастрюля? Я туда сосиски закинул, забыл.
Лена смотрела, как он хозяйничает. Чужой мужчина. Чужой муж. В её кастрюлях, на её кухне.
И в какой-то момент она поняла — дело не в кастрюле. Не в фенах и кофтах. Они считают её кухню своей. Её шкаф — своим. Её жизнь — тоже своей.
Вечером, когда Татьяна Аркадьевна в очередной раз спросила: «Леночка, ты же не против, если мы завтра ещё останемся?» — Лена ничего не ответила.
Но внутри уже знала: будет по-другому.
В воскресенье утром Лена встала ещё до будильника. Она не знала, откуда у неё силы — выспаться она точно не успела, но в теле было странное, тяжёлое спокойствие, как будто что-то внутри решилось за неё.
Ксюша спала, укрывшись одеялом с головой. Павел сопел рядом, не подозревая, что Лена уже встала. На кухне Татьяна Аркадьевна возилась с холодильником — Лена слышала лязг полок, когда та переставляла контейнеры.
Лена зашла и спокойно посмотрела: в открытом холодильнике лежала раскрытая банка красной икры, которую она купила для праздника. Татьяна Аркадьевна намазывала икру себе на хлеб, жуя что-то вполголоса.
— О, Леночка, доброе утро! Ты чего так рано? — свояченица даже не остановилась.
— Это была икра для Ксюши. — Лена произнесла спокойно.
— Ну ты ж не жадная! Детям нельзя много солёного, сама говорила! — рассмеялась Татьяна Аркадьевна, вытирая нож об край банки.
Лена молчала. Она смотрела, как та жует. И вдруг ей стало всё равно — кто что подумает.
— После завтрака соберёте свои вещи, — сказала она, и слова прозвучали так просто, что Татьяна Аркадьевна даже не сразу поняла.
— Чего? Какие вещи? — смех стал тише.
— Вы уедете сегодня. Куда хотите. Хоть к твоей матери. Хоть к его брату. Хоть на вокзал. Здесь вы больше не живёте.
Татьяна Аркадьевна фыркнула, отложила хлеб.
— Ой, да ладно тебе! Павел разрешил. Спросишь у него — он всё скажет.
— Я не спрашиваю у Павла. Я тебе говорю.
В этот момент на кухню зашёл Игорёк, зевая.
— Что тут у вас? Чего ты ей зубы строишь, Лена? Ты кто вообще такая? — он говорил не громко, но в голосе сквозила какая-то вялая злость.
Лена вдруг поняла, что именно это он и думает: кто она тут вообще? Просто удобная кухарка с их точки зрения. Они тут — свои. Она — прислуга.
— После завтрака — вещи. — Она повторила медленно, чётко.
— Да кто ты такая! — Игорёк шагнул ближе, но тут в дверях показался Павел. Растрепанный, с просонья.
— Что случилось? Лена, ты чего?
— Я им сказала собираться. — Лена повернулась к мужу и посмотрела ему в глаза. — Они уезжают.
— Лен, ну подожди… — начал Павел, но Игорёк перебил:
— Ты слышишь, она нас выгоняет! Мы, значит, семья, а она…
— Павел, если ты сейчас скажешь «потерпи», я соберу вещи сама и уеду вместе с Ксюшей. — Голос Лены дрогнул только в самом конце. — И не жди нас обратно.
Павел открыл рот, закрыл. Он глянул на Игорька, на Татьяну Аркадьевну. Та уже стояла у холодильника и хлопала дверцей, будто проверяя, не сон ли это.
— Лен, ну давай поговорим…
— Говорить поздно, — сказала Лена. — Договорённости были. Вы всё перепутали.
Павел так и не сказал ни слова в их защиту. Видимо, внутри него тоже что-то щёлкнуло, когда он увидел их в их же халатах, в их тапках, с их икрой в зубах.
Татьяна Аркадьевна пыталась ещё раз разжалобить:
— Леночка, ну как тебе не стыдно? Мы ж родные! Ты же всё время помогала! Ты добрая! Ты же не бросишь нас!
— Я вас не брала, чтобы бросать. — Лена смотрела прямо. — Вы сами пришли.
К обеду чемоданы стояли в коридоре. Татьяна Аркадьевна всхлипывала, названивала кому-то — наверное, жаловалась, какая Лена неблагодарная. Игорёк молча пинал их сумку ногой, как будто Лена ещё передумает.
Павел сидел на краю дивана, держал голову руками. Лена знала, он злился — на неё, на них, на себя. Но она не отступила.
Ксюша стояла за её спиной и шептала:
— Мама, а они ещё придут?
Лена наклонилась, погладила дочку по волосам и тихо ответила:
— Если и придут — я им завтра дверь не открою. Пусть такие гости лезут в окно, — бросила Лена мужу и закрыла за собой кухонную дверь.
Конфликт не кончился. Но она знала — началось что-то новое.
— Вам псина важнее моего внука? Мне все ясно, а ты мне больше не родня! — крикнула сестра и бросила трубку