— Какие такие прогулки с друзьями? Какие развлечения. Вот, — мама постучала рукой по крышке инструмента. – Вот твое развлечение. Это твое будущее. Твоя судьба. Как можно отказаться от мечты ради каких-то гулянок?
Глава 1
Глухой ночью в доме стояла полная тишина. Но Арине казалось, что собственное сердце стучит так сильно, что и мама, и бабушка непременно услышат и проснутся.
Проснутся, придут к ней в комнату, чтобы посмотреть, чего это у нее так сердце колотится – и тогда все полетит прахом.
Но минуты текли, а самого худшего не происходило. Вот в сквере напротив мелькнул свет фонарика. Длинный, два коротких. Условный сигнал.
Поняв, что Пашка все-таки приехал и все в силе, Лика распахнула окно. Схватила рюкзак с документами и минимумом вещей на первое время, бросила на свою кровать конверт с заранее написанным письмом – и глубоко вздохнув, спрыгнула на землю.
Треснула под ногами какая-то сгнившая ветка, что заставило девушку замереть испуганным зверьком. Ей казалось, что этот-то звук точно разнесся на всю округу, но… нет.
Свет в окнах ее квартиры все так же не горел. Поэтому Лика перевела дух и, забросив на спину рюкзак, побежала к Пашиному мотоциклу.
— Все, Рапунцель, готова? – хмыкнул он. Девушка кивнула.
— Поехали скорей.
— Нас не догонят, нас не догоня-ааааат! – парень пропел едва слышно, но Лика испуганно вздрогнула и стукнула его кулаком в плечо.
— Не шуми!
— Так двигатель все равно мощней, — хмыкнул Павел.
— Может и так, но рисковать зря не стоит, — вздохнув, Лика посмотрела в последний раз на окна родительской квартиры, а потом натянула на голову протянутый Пашкой шлем.
Во время путешествия к вокзалу они не проронили ни единого слова. Да и не поговоришь особо во время езды.
— Все, дальше пешком дойдешь, там камеры кругом – светиться не хочу, сама понимаешь. Дорогу запомнила?
Лика кивнула.
— Адрес?
Снова кивок.
— Ну тогда не пуха, ни пера, Рапунцель.
— К черту иди, — улыбнулась девушка.
— А, и на вот, держи, — она уже собралась уходить, когда ей протянули три пятитысячных купюры. – Тут немного, но на первое время прибарахлиться тебе хватит.
Тетя Надя за тобой присмотрит годик, ну а дальше что делать – сама разберешься, ты девочка умная.
— Спасибо тебе, Паш. И за деньги и… И за все спасибо! – Лика не сдержала чувств и, метнувшись вперед, сгребла парня в объятия.
— Ой, ну все, начались нежности телячьи. Слушай, а хватка-то у тебя ничего так, может, тебе в пауэрлифтеры пойти? – голос его звучал как-то гнусаво, будто он вот-вот заплачет сам.
Будто все происходящее близко и ему тоже. Будто он тоже через это все проходил. Лика не рискует спрашивать.
Уж не в тех они отношениях, чтобы в душу к Паше лезть. Может быть, когда-нибудь потом она узнает, но точно не сейчас, да и не надо оно ей.
Еще полчаса спустя первая электричка увезет ее в соседний город. Следом будет еще одна, а потом – автобус, пойманный возле одной деревни.
Сойдет она через три остановки, пройдет по узким улочкам, ямы на которых местами пересыпаны гравием. А потом постучится в ворота, которые так точно описал Пашка. Как будто он вчера был тут, а не несколько месяцев назад.
Спросит у открывшей женщины, тетя Надя ли она. Та в ответ улыбнется и назовет ее имя. Запустит Лику внутрь со словами:
— Ну проходи, Рапунцель. Пашка много о тебе рассказывал. Давай-ка чаю с дороги попьешь и расскажешь в подробностях, что там у тебя такого произошло, что племяш мой двоюродный у меня тебя спрятать решил.
Лика вздохнет, сделает несколько глотков чая и начнет рассказ. Расплачется в процессе не один раз, но все же найдет в себе силы второй раз в своей жизни рассказать постороннему человеку, в каком кошмаре ей пришлось жить последние тринадцать лет.
Все начиналось с мечты. С мечты Ликиной матери, Валерии Геннадьевны, стать известной на весь мир пианисткой. Ну если не на весь мир, то хотя бы на всю страну.
Ближе к окончанию музыкальной школы Валерия была согласна даже на областной уровень славы, да только не светило ей даже участия в общегородских соревнованиях, на которые, как могло показаться со стороны, брали вообще всех желающих.
Но не Леру, которая, как ни сидела по несколько часов в день за инструментом, стараясь отточить и технику, и динамику, и все, что только можно усовершенствовать в своей игре, а все равно не могла добиться того самого «вау»-эффекта.
Эффекта который заставляет слушателей словно перенестись в другой мир, переживая до этого неведомые им эмоции и словно наблюдая абсолютно незнакомые ранее картины.
— Лерочка, ну не дано тебе этого, — ближе к окончанию музыкалки пытался ее увещевать старый педагог. – Да, техника хорошая, в музучилище и в дом культуры аккомпаниатором хоть сейчас.
Но филармония и большая сцена – это совершенно не твое. Найди свое призвание, займись чем-нибудь другим.
Лера не слышала и не хотела слышать. Она была слишком упрямой. Настолько упрямой, что даже со своим отсутствием таланта смогла с отличием закончить все-таки и музыкальное училище и консерваторию.
И даже смогла устроиться аккомпаниатором в городской театр. Но дальше продвинуться не получилось.
Потому что были действительно талантливые люди, которые могли с помощью пальцев и какой-то странной энергии, которой Лере при рождении не отсыпали, творить ту самую магию, ради которой зрители и приходят послушать чужую игру. Они могли. А Лера – нет.
Наверное, в какой-то момент ее все-таки отпустило. Потому что переживать собственное отсутствие таланта с годами стало легче, да и добавились другие хлопоты.
Сначала у Леры появился муж Александр, а потом – и любимая дочка Лика. И вот именно дочь в возрасте пяти лет заставила женщину вспомнить о своей мечте.
У Лики сохранилось с тех времен одно отчетливое, яркое воспоминание. Как не хочется идти на сончас в детском садике и она постаралась задержаться в музыкальном классе, где они разучивали какую-то песню.
Постаралась задержаться – и осталась незамеченной воспитателями, которые увели остальную группу. А тем временем на Лику обратила внимание Вероника Игоревна.
Тогда она казалась взрослой, но веселой тетей, но потом Лика, уже когда выросла, поняла, что было этой «Игоревне» максимум двадцать лет.
Пришла она в садик работать сразу после музучилища и еще не успела возненавидеть детей так, как некоторые сотрудники «со стажем».
Поэтому, заметив, как Лика смотрит на клавиши, не стала на нее кричать и прогонять, а со смешком принялась нажимать ноты и называть их.
Дала понажимать Лике. Было интересно, ведь до этого Лика видела только музыкальные игрушки, но это было что-то другое, более… сложное.
— До-до-ре-до-до-до-фа-до-до-до-соль-до-до-до-ля! – радостно пела Лика среди общего «ляляля» на так называемой распевке два дня спустя.
— Да иди ты, — круглые глаза «Игоревны» она помнила до сих пор. И это было одно из немногих светлых воспоминаний, связанное с музыкой.
На нее тогда впервые обратили внимание. Она стала особенной. А еще – появилась возможность не ходить на тихий час.
Воспитатели только что в ноги «Игоревне» от радости не попадали, когда та предложила забирать девочку на тихий час в музыкальный класс.
Ведь Лика была тем самым ребенком, который в обед не спал никогда и ни при каких обстоятельствах. И будил половину группы, чтобы не спать вместе было веселей.
Избавиться от такого «подарочка» и спокойно уложить детей поспать все были только рады, а Лика получила возможность вместо отлеживания боков в кровати самой нажимать на красивые кнопочки и с изумлением понимать, что получается новая мелодия.
Вероника Игоревна, узнав о том, что Лика не боится сцены и с удовольствием читает стихи и на елках дедушке морозу, и на утренниках в детском садике, предложила ей выступить на новогоднем концерте.
Помнится, мама не сильно удивлялась этому, как потом узнала Лика – она была уверена, что дочь споет какую-нибудь песенку, как и другие «солисты». Или даже прочитает стих, что было делом довольно обыденным для Лики.
Каким же было удивление Валерии Геннадьевны, когда пятилетняя Лика в голубеньком платье и с огромными бантами на волосах вышла на сцену, поклонилась зрителям, а потом – с помощью Вероники Игоревны забралась на стульчик рядом с фортепиано. А потом…
Потом произошла та самая магия. Откуда это могло быть в пятилетнем ребенке – никто не понимал и понять не мог. Но когда Лика закончила играть, ошибившись всего-то пару раз за все произведение – зрители все, как один, повскакивали с мест.
Зал детского садика разразился овациями, которых Лера в свой адрес не слышала никогда. И не услышит. Но они достались ей. Ее маленькой девочке, которая стояла на сцене, снова кланялась и улыбалась от уха до уха, даже не понимая еще, что ее талант только что признали.
Ей просто было радостно, что взрослые хлопают. Радостно, что Вероника Игоревна улыбается и показывает ей исподтишка большой палец, мол, молодец, мелкая.
Немного странным было, что мама не только улыбается, но и плачет одновременно, но взрослые иногда вели себя странно, так что на это Лика тогда не обратила внимания. Как оказалось – сделала это зря.
Мама долго о чем-то разговаривала с Вероникой Игоревной. Лика сначала боялась, что ее будут ругать за то, что Лика не спала днем в сончас.
Но все оказалось намного лучше: теперь сончас отменялся вплоть до самой школы, а Лика вполне официально получила возможность ходить к Вероники Игоревне на занятия.
Мама, видимо, рассудила, что раз уж молодая учительница нашла к ребенку подход, то пусть она дальше и занимается с ней, натаскивая перед поступлением в музыкальную школу.
Может быть даже, приплачивала ей за эти занятия – тут Лика всех тонкостей не знает и не помнит. Самое главное – именно после того выступления ей дали играть на том пианино, что стояло у них дома.
Звучало намного лучше, чем садиковское. Лика сначала думала, что так кажется, но Вероника Игоревна подтвердила, когда приходила к ним домой пару раз во время карантина и каникул.
Приемная комиссия в музыкальной школе смотрела на Ликину игру, распахнув и глаза, и рты. Шестилетка бойко перебирала пальцами по клавишам, показывая такой уровень профессионализма, который смог бы повторить не каждый девятилетний.
Конечно же, ее взяли. Конечно же, талантливую девочку тут же забрал к себе на обучение самый лучший педагог, готовивший виртуозов и будущих студентов Гнесинского музучилища. А потом…
Потом все происходящее постепенно перестало быть игрой и превратилось в самый настоящий ад.
— Какие такие прогулки с друзьями? Какие развлечения. Вот, — мама постучала рукой по крышке инструмента. – Вот твое развлечение. Это твое будущее. Твоя судьба. Как можно отказаться от мечты ради каких-то гулянок?
Лика чувствовала стыд. Чувствовала вину за то, что хочет гулять, а не сидеть по три, четыре, пять часов в день за инструментом. Хотела заняться чем-нибудь другим, может быть – чем-то еще, кроме игры, но времени на это не было.
— Лика, ты сегодня что-то совсем сдала позиции, — добавлял масла в огонь преподаватель. – Любой из учеников этой школы душу бы отдал за твой талант.
А ты вместо того, чтобы использовать данное природой, бездарно прожигаешь свое и мое время. Тебе надо…
Ей было «надо», но не хотелось. Она была «должна» но не понимала, когда успела задолжать.
Давили со всех сторон и родители, и преподаватели. Попытка объяснить, что она устала, что она больше не хочет, что ей достаточно и она хочет выйти из этого кошмара оборачивалась полным провалом.
— Лика, мы уже вложили кучу и времени, и сил, и денег в твое образование. Все эти поездки на конкурсы, наряды, чтобы ты прилично выглядела на сцене. Да даже то, что матери работу пришлось бросить, чтобы чуть ли не по всей стране с тобой кататься…
Ты понимаешь, что просто спустишь наши усилия в трубу, если откажешься продолжать сейчас? Да, в жизни бывает всякое. Устала, надоело, не могу…
А ты через «не могу»! – отец целиком и полностью встал на сторону матери.
После окончания музыкальной школы с отличием занятия продолжились в частном порядке.
Немного ослабила давление мать, когда поняла, что у дочери вырисовывается после девятого класса такой аттестат, что не то что в консерваторию – не в каждое ПТУ возьмут.
Именно тогда было решено, что Лика наляжет на школьные предметы, а частоту занятий за инструментом снизит до часа в день.
Именно тогда Лика вдруг осознала, что она «талантливая» не в чем-то одном, а сразу в нескольких сферах.
Например, ее школьными сочинениями зачитывался весь класс. Рисунки для школьной стенгазеты обеспечили ей парочку наград «за активное участие в школьной жизни».
Технические предметы – математика и физика, шли немного хуже, но даже в них Лика не была полным профаном.
Да и учителя, в большинстве своем, были готовы объяснить девочке все непонятное на переменке. Но настоящим лучом света в ее жизни стал Паша, который и помог наконец-то вырваться из этого ада раз и навсегда.