Сашке было четыре с хвостиком, когда мы познакомились. Игорь привел его в парк на наше третье свидание — такой маленький, серьезный пацан с папиными глазами. Смотрит внимательно, будто взрослый.
— Это Лена, — представил меня Игорь, заметно волнуясь.
А этот малыш вдруг протягивает мне ручонку и выдает:
— Александр.
Еле сдержалась, чтобы не прыснуть — так смешно и важно он это сказал. Но вижу — не шутит же ребенок! Пришлось ответить так же серьезно:
— Очень приятно, Александр.
Весь день провели втроем: кормили уток, уплетали мороженое, кружились на карусели. Вроде все складывалось нормально. И тут, когда Игорь отошел купить воды, Саша вдруг говорит:
— А мама к нам давно не приходит. У нее личная жизнь.
Я даже растерялась. Откуда у четырехлетки такие взрослые фразы? И что на такое ответить?
Но ответила честно:
— Иногда взрослые расстаются. Это не значит, что кто-то плохой. Просто так бывает.
Мальчик посмотрел на меня своими серьёзными глазами:
— А ты надолго?
Вопрос застал врасплох. Я могла бы соврать, сказать что-то типа «посмотрим» или «как получится». Но почему-то ответила:
— Надеюсь, что навсегда.
И сама поняла — это не просто слова. Я действительно так чувствовала.
С Игорем мы поженились через полгода. Саша был на нашей свадьбе — серьёзный малыш в костюмчике с бутоньеркой. Он уже привык ко мне, даже стал улыбаться моим дурацким шуткам. Но всё ещё настороженно относился к переменам.
— Ты теперь моя мама? — спросил он меня в день свадьбы.
— Я твоя Лена, — ответила я. — А мама у тебя уже есть.
Не хотела занимать чужое место. Просто быть рядом, помогать, любить. Думала, что его родная мать скоро вернётся, когда устроит свою «личную жизнь».
Но шли месяцы, а Света, бывшая жена Игоря, появлялась всё реже. Сначала заезжала раз в месяц, потом раз в полгода, а потом… просто перестала приезжать. Звонила иногда по видеосвязи, обещала подарки, которые так и не дарила.
А мы тем временем жили обычной семейной жизнью. Я готовила завтраки, собирала Сашу в сад. Игорь забирал его с продлёнки. Мы читали книжки перед сном, ходили в кино на выходных.
Пролетел год. Потом второй. Саша пошёл в школу. И как-то незаметно стал звать меня мамой. Не сразу — сначала случайно проговорился, потом ещё пару раз «тётя Лена», а потом просто… мама.
Я не просила его об этом, не напрашивалась. Само как-то вышло. И каждый раз, когда он произносил это слово, сердце заходилось от счастья.
А потом случилось то, чего я совсем не ждала.
После нескольких лет попыток забеременеть, бесконечных анализов и походов по врачам, мне поставили диагноз — бесплодие. Необратимое, как приговор.
Я ревела ночами, когда Игорь и Саша спали. Прятала опухшие глаза за тёмными очками. Чувствовала себя неполноценной, сломанной. Думала, что муж бросит, найдёт женщину, способную родить ему детей.
— Что за глупости, — сказал Игорь, когда я выложила ему все страхи. — У нас уже есть сын. Тебе мало?
И я вдруг поняла — не мало. У меня есть семья, любимый муж, сын. Пусть не родной по крови, но настолько свой, что роднее не бывает.
Саша рос умным, добрым парнем. Любил математику и футбол, ненавидел манную кашу, боялся пауков. Обычный мальчишка со своими заморочками.
Я возила его на секции, помогала с уроками, покупала одежду, лекарства, когда болел. Любила его изо всех сил, как могла бы любить только родного ребёнка.
И иногда… иногда даже забывала, что не я его родила.
Когда Саше исполнилось десять, в нашу жизнь снова ворвалась Света.
Позвонила в субботу с утра пораньше. Говорит, хочет с сыном увидеться. Я не стала возражать — в конце концов, она его мать. Саша особо не рвался на эту встречу, но пошёл — больше из любопытства.
Вернулся какой-то задумчивый, с новым телефоном в руках.
— Мама подарила, — буркнул, не глядя мне в глаза.
Я не лезла с расспросами — захочет, сам расскажет.
А через неделю Света заявилась к нам домой. Вся такая — волосы крашеные, шмотки модные, запах приторных духов аж в подъезде стоял.
— Я вернулась за сыном, — с порога выдала она.
Меня словно ледяной водой окатили. Но я постаралась сохранить спокойствие.
— Саша в комнате. Если хочешь подождать, проходи в кухню.
Она прошлась по квартире, оглядываясь по-хозяйски. Зыркала по углам, будто прикидывала, что сколько стоит.
— Неплохо устроились, — бросила она, усаживаясь на кухне.
Самая обычная трёшка в спальном районе. Ремонт простенький, мебель из образцов магазина — ничего особенного.
— Кофе будешь? — спросила я, чтобы хоть как-то заполнить тишину.
— Давай, — кивнула она. — И поговорим заодно.
Я сварила кофе, достала печенье. Она смотрела в окно, нервно постукивая ногтями по столу.
— Короче, — начала она без предисловий, — мне нужны деньги.
Я даже опешила от такой прямоты.
— Прости, что?
— Деньги, — повторила она нетерпеливо. — На квартиру. Мне надо срочно съехать от этого чудовища, с которым живу. Не могу больше.
Я понятия не имела, о каком идиоте речь. Да и знать не хотела, если честно.
— Света, я не…
— Слушай, — перебила она, — у вас тут всё в шоколаде. Нормальное жилье, мой муж, мой ребёнок. Неужели жалко немного помочь?
Внутри всё застыло. Я глубоко вдохнула:
— Во-первых, Игорь не твой муж уже шесть лет. А во-вторых, да, Саша твой сын. Только вот ты в его жизни почти не участвуешь.
— А ты, значит, участвуешь? — ухмылка у неё была гаденькая. — Мамочку из себя строишь?
Я старалась держаться спокойно:
— Я не строю. Я просто живу с ним каждый день. Вожу в школу, кормлю, слушаю про его дела.
— И что теперь, медаль тебе дать? — она залпом допила кофе, грохнув чашкой по столу. — Короче, мне нужно пятьсот тысяч. Срочно. И без лишних вопросов.
— Пятьсот тысяч? — я чуть кофе не поперхнулась. — Ты с ума сошла?
— Ни капельки, — она улыбнулась, но глаза оставались холодными. — И ты их мне дашь. Иначе я такое устрою, мало не покажется.
— Это что, угроза?
— Зови как хочешь, — она пожала плечами. — Я могу начать приходить сюда каждый день. Или забирать Сашку со школы. Или настраивать его против тебя.
— А ещё, — продолжала Света, видя, что её слова попали в цель, — я могу на алименты подать.
— Мы ничего не платим, — возразила я, пытаясь взять себя в руки. — Ты сама отказалась от алиментов при разводе. И от опеки тоже.
— Да ладно тебе, — она отмахнулась. — Думаешь, я не найду, как вас прижать? Найду, не сомневайся.
Света встала, закинула сумку на плечо:
— Даю три дня. Потом приду за ответом. Или деньги, или проблемы. Сама решай, что выбрать.
И ушла, даже не попрощавшись с сыном.
Я сидела на кухне как пришибленная. В голове мельтешили её слова, угрозы, намёки. Что она может выкинуть? Насколько далеко зайдёт? И чего хочет на самом деле — денег или просто попортить нам жизнь?
— Мам, а она ушла? — Саша заглянул на кухню.
Я кивнула, пытаясь изобразить улыбку:
— Да, уже ушла.
— И больше не придёт?
— Не знаю. Наверное, придёт.
Он помялся в дверях, потом зашел и сел напротив:
— Я всё слышал. Она громко говорила.
Внутри всё оборвалось. Господи, что именно он услышал?
— Она странная, — сказал Саша, морща нос. — И говорит, что я должен к ней ездить. А я не хочу.
Я через силу улыбнулась:
— Никто не заставит тебя делать то, чего ты не хочешь. Обещаю.
Когда Саша лёг спать, я всё рассказала Игорю. Он выслушал молча.
— Я так и думал, что просто так она не объявится, — процедил он сквозь зубы.
— Что будем делать? — спросила я. — Может, дать ей эти деньги, и пусть катится?
Он покачал головой:
— Дашь сейчас — придёт за следующей порцией. И так будет вечно.
Я вздохнула. Он прав, но как быть?
— Она мне угрожала, Игорь. Говорила, что будет приходить каждый день. Или таскать Сашу к себе.
Муж взял меня за руку:
— Она давит на больные места. Не поддавайся.
— Легко сказать. А если она правда начнёт таскать его куда-то? Это же кошмар для ребёнка.
— Не начнёт, — отрезал Игорь. — Потому что мы не дадим ей такой возможности.
— И как именно? — я чувствовала, что начинаю паниковать. — Запремся и не будем выходить?
— Нет, — он крепко сжал мою руку. — Мы подготовимся юридически. По всем правилам.
Он был такой уверенный, что мне полегчало.
— У неё нет никаких особенных прав на Сашу, — продолжал муж. — Только биологические. Она сама отказалась от опеки шесть лет назад, не платила алименты, не участвовала в его воспитании. А теперь пытается нас шантажировать. Это статья, между прочим.
— Заявить на неё в полицию?
— Пока не будем. Но собрать все документы и быть готовыми — стоит.
Мы проговорили почти до утра, расписали план действий. И впервые за день я почувствовала, что могу нормально дышать.
Утром я взялась за дело. Съездила в Сашину школу, поговорила с классной — объяснила ситуацию, попросила не отпускать ребёнка ни с кем, кроме нас с Игорем. Заглянула в поликлинику, взяла справку, кто водит мальчика к врачам, кто подписывал документы.
Дома собрала что смогла — квитанции об оплате секций и кружков, документы из летнего лагеря, где Саша был последние два года, выписки из онлайн-банка о покупках школьной формы.
Скриншоты платежей за репетитора по английскому. Собрала всё в одну папку — не для суда, конечно, но чтобы иметь перед глазами доказательство, что именно мы, а не Света, все эти годы занимались ребёнком.
Я записала даты и время всех звонков и встреч Светы с сыном за последние три года. Их было… двенадцать. Три личные встречи на праздники, остальное — редкие звонки по видеосвязи, обычно перед днём рождения или под Новый год. Двенадцать контактов за три года — вот и всё материнство.
Потом я записала разговор с Сашей. Он не хотел говорить о Свете, но я осторожно спросила:
— Что ты чувствуешь, когда видишь её?
Он пожал плечами:
— Да ничего.
— Совсем-совсем?
— Ну… она мне чужая. Как тётка какая-то с улицы. Помню её, конечно. Но… не знаю. Она странно пахнет.
— Как странно?
— Таким резким сладким запахом. И от одежды её тоже запах… знаешь, как у тех людей, что на остановке стоят и что-то дымят постоянно. И говорит громко. И всё время трогает меня, обнимает. Я не люблю.
Я кивнула — Саша никогда не был любителем обниматься.
— Она говорила, что ты можешь к ней в гости приехать.
Он замотал головой:
— Не хочу. Можно не ездить?
— Конечно. Никто тебя не заставит.
Он помолчал, потом спросил тихо:
— А если она всё-таки заставит?
— Не заставит, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Обещаю.
Я сохранила запись нашего разговора и сделала копию. Мало ли для чего пригодится.
А ещё у меня были её сообщения. Света писала мне весь вечер, повторяя угрозы и требования:
«Жду бабки. Или будет хуже всем».
И с утра, и на следующий день. Десятки сообщений — то просящих, то с угрозами. То заискивающих, то хамских.
К концу третьего дня у меня была целая картотека. И полная уверенность, что это не просто просьба о помощи. Это шантаж. Вымогательство. Попытка сыграть на моих чувствах и страхах.
На четвёртый день, ровно в 18:30, в дверь позвонили.
Света стояла на пороге, нервно постукивая каблуком. Платье новое, духи за версту слышно.
— Я за деньгами, — с порога бросила она, проталкиваясь мимо меня в прихожую.
Ну проходи, раз пришла. Я пропустила её, внутренне подобравшись. Игорь на работе допоздна, и я сама решила провести этот разговор. Все бумаги собраны, лежат стопочкой на столе. Телефон в кармане уже пишет.
— Ну что, надумали? — Света растеклась в кресле, закинув ногу на ногу. — Пятьсот тысяч, как договаривались.
Я покачала головой:
— Ничего мы не договаривались. И денег никаких не будет.
— Чё? — она аж подпрыгнула. — Ты как со мной разговариваешь вообще? Забыла, кто я? Мать Сашки! Я тут все решаю!
— И что ты решаешь? — я села напротив, положив руку на папку с документами. — Кого на сколько развести?
— Какое ещё развести? — фыркнула Света. — Я о помощи прошу! У меня жизнь рушится, понимаешь? А вы тут барствуете.
— Барствуем? — я усмехнулась. — Ты бросила сына, когда ему было четыре. С тех пор мы его растим, кормим, одеваем, лечим. А ты объявляешься раз в сто лет, и сразу с протянутой рукой. И думаешь, это нормально?
— А ты кто такая вообще? — Света оскалилась, подавшись вперёд. — Подцепила мужика с дитём и строишь из себя мамашу? Думаешь, Сашка не знает, что ты ему чужая?
Внутри всё оборвалось, но я не подала виду.
— Знаешь, я делала последние шесть лет? — спросила я тихо. — Я сидела с ним, когда температура под сорок. Возила на тренировки в пять утра. Учила буквы, помогала с уроками, целовала разбитые коленки. Я была рядом. Каждый день. А ты где была?
— И что, памятник тебе теперь поставить? А?! — Света закатила глаза. — Господи, какая драма. Просто дай денег, и разойдёмся.
— Нет, Света. Я не дам тебе ни копейки. И шантажировать меня бесполезно.
— Напоминаю, что ты мне должна, я тебе сына родила — вдруг заорала она, вскакивая с кресла. — Если бы не я, ты бы вообще матерью не стала! На коленях должна благодарить, а не выпендриваться!
По квартире будто ток пробежал. Я медленно встала, чувствуя, как внутри что-то щёлкнуло — последний предохранитель.
— Ты вот так запросто заявляешься ко мне, — начала я тихо, — орёшь, как базарная торговка, тыкаешь, хамишь. И при этом требуешь у меня денег?
Света рот открыла, но я только рукой махнула:
— Не перебивай. Я теперь скажу. Ты ведь не просишь, ты вымогаешь. С угрозами, с шантажом. Статья 163 УК РФ — вымогательство. До трёх лет, между прочим.
Я вытянула из папки распечатки:
— Вот твои сообщения, где ты прямым текстом требуешь денег. Вот записи наших разговоров. Вот справки из школы, где тебя близко не было все эти годы. Ещё шаг — и всё это будет в полиции. А ещё подадим на лишение родительских прав. С такими доказательствами это дело техники.
Света вдруг стала белее стены:
— Ты, ты что… угрожаешь?
— С этого момента, — я каждое слово как гвоздь забивала, — ты ко мне обращаешься на «Вы», по имени-отчеству. Или через повестку в суд. Третьего не дано.
Она застыла как вкопанная. Только глазами заморгала — то ли слёзы, то ли злость.
— Да кто ты… как ты… — начала она, но осеклась.
Я смотрела на неё не моргая. В её глазах промелькнуло что-то. Поняла, что не прокатит больше банальный трюк с криками и угрозами.
Света быстро пошла к двери, пнула стоящую в ряд обувь и сорвала с вешалок куртки, побросала их на пол. Хлопнула дверью.
Я прислонилась к стене и выдохнула. Ноги как ватные. Но внутри — звонкая пустота и странное чувство свободы. Сердце колотилось, как бешеное.
Вечером, уже дома, рассказала всё Игорю. Он слушал молча, только желваки ходили. А потом крепко обнял.
— Ты бы видел её лицо, — шепнула я, уткнувшись в его плечо. — Как у нашкодившей кошки.
Что-то изменилось после того дня. Не только в наших отношениях со Светой, но и во мне самой. Будто кусочек мозаики встал на место.
Я поняла: мать — не та, что родила, а та, что защитит — и ребёнка, и себя.
Ты мне сам сказал, что у нас нет лишнего. А ей — можно? — спросила Настя мужа