Подарок крупный один, решайте, кому нужнее, - мать смотрела на сына, не на дочь

Когда Лера была маленькой, она часто слышала, что должна быть умной, послушной, скромной девочкой. В садике, в школе, в музыкалке она сама записывалась в дежурные, сама мыла кисточки после уроков рисования, сама шла в аптеку за таблетками для брата, если мама просила. Никто никогда не говорил ей, что это много для ребёнка. Никто не спрашивал, нравится ли.

Брат её, Артём, был на четыре года младше. Когда он появился, Лере было шесть. В тот день бабушка принесла ей леденец в форме петушка, но, завидев малыша в голубом конверте, все вокруг, включая бабушку, тут же про него забыли. Лера сидела на краешке дивана и смотрела, как взрослые суетятся вокруг коляски. Она чувствовала себя лишней, но не могла это сформулировать – просто тихо уронила леденец на ковёр и не стала поднимать.

Дальше было привычно. Она кормила его из бутылочки, носила за ним рюкзак в начальной школе, помогала делать прописи. Однажды Артём подрался во дворе с мальчишками, и мама кричала на Леру:

– Ты почему не уследила за братом?! Что ты за сестра такая, если он без синяков домой прийти не может!

Лера тогда долго стояла в ванной и вытирала его локоть зелёнкой. Ей было одиннадцать, ему семь, он хныкал и говорил:

– Лерочка, ну не больно мне, ну хватит, пойдём мультики смотреть…

В подростковом возрасте она мечтала поступить на филфак в Петербурге. Тайком от родителей узнала про подготовительные курсы, но когда пришла домой с этой новостью, мама только отмахнулась:

– Тебе что, делать нечего? Какие поездки, какие курсы? У нас и так еле концы с концами сводим. Ты лучше Артёма подтяни по математике, а то совсем в двойки влез.

Отец ничего не сказал. Он редко говорил что-то, если это касалось Леры. Зато про Артёма рассказывал всем соседям. Какой смышлёный, как любит компьютеры, будет айтишником, зарабатывать миллионы.

Лера закончила педагогический колледж в их городе. Работала в школе, жила в учительской коммуналке. Вечерами дописывала статьи в городской интернет-журнал за копейки. Раз в неделю ходила к психологу, на бесплатные консультации, которые вела аспирантка медунивера. Там она впервые в жизни сказала вслух:

– Мне кажется, меня никто не любит.

Психолог посмотрела на неё и тихо ответила:

– Любят. Просто по-своему. И иногда это «по-своему» ломает людей сильнее, чем отсутствие любви вовсе.

Когда Артём поступил в Москву на платное, родители продали бабушкину дачу. Лера тогда спросила:

– А если бы я захотела поступать в другой город, вы бы тоже продали дачу?

Отец даже не понял вопроса:

– Ты чего ерунду спрашиваешь, Лер? У тебя стабильная работа, у тебя всё есть. А Артёму нужен старт.

В Москву родители ездили каждую неделю с передачами. Лере иногда привозили колбасу с рынка, но чаще – просьбы:

– Лер, ты можешь прислать денег, у нас опять с оплатой жилья проблема. Переведи на карту отца, потом как-нибудь отдадим.

Когда она отказалась однажды, мама три дня не брала трубку. А когда взяла, сказала:

– Мы столько для тебя сделали, а ты теперь вот так…

Лера перевела. Потом ещё раз. Её зарплата учителя и редактора шла в дыру под названием «Общежитие Артёма в Москве». Она стала подрабатывать репетитором и мечтала, что накопит на съёмную комнату. Своего угла у неё никогда не было.

Однажды вечером, когда она возвращалась домой после уроков и трёх учеников подряд, ей позвонил брат:

– Лер, ты можешь завтра десять тысяч кинуть? Тут ситуация, объясню потом. Пожалуйста.

Лера стояла на остановке, вокруг шумели автобусы, гудели машины, капал летний дождь. Она чувствовала себя такой уставшей, что не могла даже плакать. Она просто отключила звонок. И пошла в магазин купить доширак, потому что денег на ужин всё равно не было.

Прошло несколько лет. Лера всё так же работала в школе, в журналистике, платила коммуналку, копила на квартиру, о которой никто в семье не говорил вслух, словно это был недостижимый мираж. Артём же, наоборот, казался всё увереннее. По телефону он рассказывал, как у него новая должность, как они с девушкой купили машину, как скоро съедут в собственную квартиру. Родители гордились им на всех встречах с соседями и родственниками.

Лера на семейных праздниках стала всё больше замыкаться. Она перестала рассказывать о своих достижениях, перестала спрашивать о жизни Артёма, чтобы не вызывать очередной поток похвал, которые звучали как напоминание о её собственной скромности. На очередном дне рождения мамы за столом снова прозвучало:

— Артём уже квартиру купил. А ты, Лерочка, когда свои планы расскажешь?

Лера с трудом сдерживала раздражение. Ей казалось, что вся семья словно жила в двух разных мирах, которые пересекались только в том, что требовали от неё всё больше и больше.

И вот случился новый виток. Отец неожиданно заявил:

— У меня есть предложение. Мы собираемся продать квартиру, в которой живём. Деньги разделим на двоих детей. Каждый получит по половине. Так будет справедливо.

Лера замерла. Её сердце колотилось, потому что квартира — это её единственная надежда на независимость. Но когда она попыталась высказать своё мнение, мама мягко, но твёрдо перебила:

— Лерочка, ты же понимаешь, что Артём в Москве платит за жильё, учебу, машину. Мы ему помогаем, и он тоже помогал нам, правда? Ты же можешь чуть подождать, а?

Лера знала, что «чуть подождать» — это значит отложить свою мечту ещё на годы, а может и навсегда. Её удивляло, как родители не замечали, что их младший сын живёт отдельно и вполне самостоятелен, а она — почти без крыши над головой.

Ситуация накалялась. Лера всё чаще выходила из себя, когда разговаривала с мамой и отцом по телефону.

— Вы не понимаете, что мне тоже нужна квартира? Я же не на улицу собираюсь!

— Ну, Лер, — отвечала мама с таким видом, словно говорила с ребёнком, — подумаешь, квартира! Вон у Артёма работа и перспективы. А у тебя стабильность, это тоже немало. Ты всё усложняешь.

Однажды, вернувшись домой, Лера увидела, что соседка из коммуналки положила на её дверь письмо. Это была жалоба от жильцов на шум и поздние возвращения. Соседи подозревали, что в квартире собирается компания, хотя Лера одна жила и ни с кем не гуляла по ночам. Но кто поверит?

В тот вечер она позвонила подруге Насте и сказала:

— Я больше не знаю, что делать. Родители постоянно требуют, чтобы я помогала им и Артёму, а сами меня не поддерживают. Это словно я им должна, а не они мне.

Настя выслушала и посоветовала:

— Может, пора поставить точку? Показать, что твоя жизнь — твоя, и никто не вправе требовать больше, чем ты готова дать.

Лера задумалась. Но когда на семейном собрании отец объявил, что квартиру продают, и просил решить, кому часть достанется — ей или брату, — она почувствовала, как внутри всё сжалось.

Мать, глядя на сына, тихо сказала:

— Подарок крупный один, решайте, кому нужнее.

И Лера поняла: эта семья никогда не увидит её нужд. И сейчас она должна выбрать — бороться и рисковать или согласиться на роль вечной жертвы.

После слов матери в комнате повисло неловкое молчание. Отец посмотрел на жену, потом на Артёма, потом — на Леру. Его глаза будто говорили: «Не устраивай сцен. Сделай, как надо».

Артём опустил взгляд. Он явно ждал, что всё решится как обычно — в его пользу, тихо и без скандалов.

Лера почувствовала, как в груди поднимается тёплая волна — не злость, не обида, а какое-то тяжёлое и усталое знание. Всё повторяется. Её снова не видят. Не слышат. Не считают равной. И всё ради мира в семье, который она столько лет пыталась сохранить ценой себя.

— Хорошо, — произнесла она медленно. — Только давайте честно. Раз вы так ставите вопрос — «кому нужнее» — то я тоже скажу.

Отец напрягся. Мать села ровнее.

— Мне нужно жильё. Мне тридцать семь лет, я всё ещё ютюсь в комнате в коммуналке, потому что всегда помогала вам. Отдавала всё — деньги, время, энергию. Я не жалуюсь. Но я больше не могу. Я устала от того, что мою помощь считают нормой, а мои потребности — капризами.

Мать попыталась вставить:

— Лерочка, никто тебя не заставлял…

— Нет, мам, — перебила она. — Именно что заставляли. Манипуляциями, упрёками, чувством вины. И теперь, когда я впервые что-то прошу по праву, — мне снова говорят: «Понимание, уступи».

Отец кашлянул.

— Лера, ну ты же понимаешь, Артём живёт в Москве, там совсем другие расходы…

— А я, по-вашему, где? В раю? Или вы всерьёз считаете, что коммуналка и две работы — это комфорт?

Артём наконец поднял глаза. Его лицо было бледным, как будто он впервые услышал, что у сестры тоже есть жизнь и нужды.

— Я не знал, что тебе так тяжело, — тихо сказал он.

— Потому что ты никогда не спрашивал, — Лера смотрела прямо на него. — Тебе всегда говорили: «Сестра поможет. Сестра подождёт». Но я больше не буду ждать.

Мать вспыхнула:

— Как ты с нами разговариваешь? Мы всю жизнь вам отдали! И вы теперь делите нас, как деньги?!

— Нет, — Лера встала. — Это вы нас делите. Всю жизнь. На нужного и запасного. На перспективного и удобного. На сына и на дочку.

Она взяла сумку и вышла. За дверью на секунду остановилась. Услышала, как мать плачет, отец что-то бормочет, Артём молчит.

Через два дня ей позвонила тётя Лена, младшая сестра матери.

— Ты всё правильно сказала, Лер. Я много лет молчала, но видела всё. И как тебя всегда просили подвинуться, и как у Артёма всё было «по заслугам». Ты не должна оправдываться. Если хочешь, переезжай ко мне на время. Комната есть. Отдохнёшь.

Лера не ожидала этого. Она села на кровать и заплакала. Не от боли — от того, что впервые за долгое время почувствовала, что кто-то рядом не требует, не ждёт уступок, а просто протягивает руку.

Через неделю она переехала к тёте. Записалась на бесплатные юридические консультации — хотела понять, как обезопасить свою долю, если родители продадут квартиру. Начала вести блог — сначала как дневник, потом как социальный проект: про тех, кто всегда был вторыми в своих семьях.

На письма от родителей не отвечала. Телефон не брала. Иногда приходили смс от Артёма: «Извини. Дай знать, если надо поговорить». Но Лера не была готова.

Прошёл месяц. Два. Однажды она вернулась домой и нашла письмо в почтовом ящике. От руки, на старой бумаге: