Я не буду вкладываться в твоего ребенка, — заявил будущий муж

— Я не буду вкладываться в твоего мужа, мам, — максимально вежливым, но холодным голосом произнесла Вероника, когда ее у подъезда встретила мать.

Встретила ради того, чтобы теперь не по телефону, а вживую уговорить женщину дать «всего-то пару миллионов» на операцию и последующую реабилитацию дяди Валеры – отчима Вероники, благодаря которому ее жизнь точно не улучшилась, особенно в подростковые годы.

— Доченька, ну сколько можно копить старые обиды?! Жизнь человека под угрозой, понимаешь? Жизнь! Самое дорогое, самое важное и нужное, что есть у нас…

— Верно, мам. Наша жизнь. У дяди Валеры – дяди Валерина, а у меня – моя. А денежки мне нужны самой, мамуль.

Кстати, благодаря твоему любимому дяди Валере. Вот покупали бы вы мне нормальные куртки и не поселили бы меня на лоджии, как собаку – и мне сейчас бы, возможно, протокол ЭКО не понадобился, чтобы забеременеть.

Понимаешь, к чему я веду? – Вероника неприятно осклабилась. – Помнишь, что он всегда говорил про меня, когда я жаловалась? Что я переживу.

Так вот, мама, вы с ним вдвоем – переживете. И обойдетесь без моих денег. Семьей он мне никогда не был, да и ты, кстати, тоже под вопросом.

— Я-то тебе что сделала?

— Даже не знаю… Позволяла издеваться над своим ребенком чужому мужику.

— Да разве же издевался над тобой кто?

— А как это называется, мам? Как?!

— Валера просто хотел, чтобы все было справедливо. Не хотел, чтобы…

— Да-да, чтобы его ресурсы уходили на чужого ребенка.

Вот только знаешь, мам, я сама вышла за вдовца с ребенком от первого брака и представить не могу ситуации, при которой я бы перед его ребенком сидела и красную рыбу наворачивала, а Ванька бы одной вареной картошкой давился.

Как и ситуации, чтобы я нашему общему ребенку выделила две комнаты, а Ваньку на балкон или в прихожую на раскладушку определила просто потому, что он мне якобы не родной.

Я вообще считаю, что не можешь чужого ребенка принять – не надо лезть в семью, где такой ребенок есть. А уж чтобы комфорт своего ребенка и его здоровье в жертву святым штанам принести – это вообще надо быть последней …!

— Это ты вот меня так назвала сейчас? Это ты после того, как я тебя растила, все для тебя делала…

— Да ничего ты для меня не делала! Все, хватит! Ни тебе, ни дяде Валере ни копейки я не дам! Пусть вам ваши «золотые дети» помогают.

— Ты же знаешь, что Настенька еще учится, а Володя связался с плохой компанией и ему самому помощь нужна.

— А меня это не колышет, мам. Каждый пожинает то, что посеял. Все, мне некогда, больше не приходи ни на работу, ни сюда – дверь я тебе все равно не открою, — проскочив мимо женщины в подъезд, Вероника захлопнула дверь перед лицом матери и, выдохнула.

Тряхнула головой, пытаясь избавиться от неприятных ощущений. И пожалела, что таким же методом нельзя выкинуть из головы воспоминания о десяти годах жизни в ее личном аду.

Поначалу, до появления в жизни мамы дяди Валеры, все было не так уж и плохо. Да, они жили небогато, но дружно.

И самое главное – у Вероники перед глазами не было дорогих вещей, дорогой еды и предметов роскоши.

Было объяснимо, что у ее мамы, которая поднимает дочь в одиночку, нет таких ресурсов, как у родителей одноклассницы.

И было совсем необидно, что какого-то другого ребенка одевают в брендовые вещи и водят на танцы, в то время как самой Веронике достаются только вещи с рук от родственников по линии матери и бесплатный кружок по пению в школе после занятий.

Но потом появился дядя Валера и семья переехала к нему. Переехала в красивую, просторную квартиру, где Веронике сразу поставили раскладушку на лоджии и запретили даже приближаться к стоящему в кухне телевизору.

— Наташа, я не собираюсь вкладываться в твоего ребенка. Бросать ее не прошу, понимаю, что это для матери недопустимо, как и отправлять куда-нибудь, но содержи ее, пожалуйста, сама и без моего участия.

Вот с этой фразы и начались все Вероникины злоключения. Потому что «содержать сама» мама, естественно, могла на все том же весьма посредственном уровне.

А уж когда села с двумя детьми в декрет, так и вовсе на дочь не могла выделять ни копейки.

«Милостивый» отчим разрешил, так и быть, питаться падчерице за одним столом с семьей, но при этом все «излишества» полностью исключались.

Конфеты, булки, соленая рыба, мясные деликатесы, фрукты – этого всего Вероника за годы жизни с отчимом так и не увидела.

Верней сказать, видела очень хорошо. Видела, как и отчим, и мать и их дети спокойно едят перед ее лицом всякие вкусности.

Видела, как мать отчим везет одеваться в брендовый магазин, в то время как саму Веронику все так же с чужого плеча кое-как экипируют родственники.

А еще – видела, что их поведение перенимают единоутробные брат с сестрой, у которых привычка «дразнить бо…жиху» стала своего рода семейной игрой.

Когда Вероника расстраивалась настолько, что начинала плакать и предъявлять претензии, дядя Валера неприятно ухмылялся и, пожимая плечами, говорил ей:

— Ну ты иди, у своего отца попроси, пусть он тебе купит фруктов и шоколада. Я-то тебе не папа, почему я должен тебе что-то давать?

И знал же прекрасно, что отца нет у Вероники, да и не было никогда. Знал – и издевался, Ника это только потом поняла.

А мать молчала. Променяла свою собственную комфортную жизнь на постоянное унижение дочери.

Ну а правильно, зачем вдвоем нищету терпеть, когда можно хотя бы самой нормально питаться и одеваться в брендовых магазинах?

А дочь там сама, как-нибудь справится, сорняки в поле вон тоже без заботы да ухода вырастают – и на жизнь не жалуются.

Ника и не жаловалась. Ушла после девятого класса в медицинский колледж, а домой после этого не вернулась.

По специальности отработала лишь необходимый срок для подтверждения диплома, а затем окончила курсы косметологов и перешла работать в индустрию красоты.

Все-таки люди доверяли больше мастерам, у которых были медицинские корочки, да и некоторые процедуры и вовсе без этой самой корочки делать было запрещено.

Именно на работе Вероника познакомилась со своим мужем. Тот пришел делать стрижку, а у Вероники как раз был перерыв и она болтала с администратором у стойки.

Видимо, запала она в душу мужчине, раз взял он ее номер. Сына скрывать не стал, о его существовании сообщил на первом же свидании.

И сразу же обозначил, что мать ребенку не ищет, но и обижать его не позволит.

Узнав историю Вероники понял, что уж от кого от кого – а от нее подвоха ждать не придется, сама натерпелась от отчима.

К тому моменту, как в ее жизни снова появилась мать, Вероника и думать забыла о прошлом да об этом огрызке человека.

А они вот о ней вспомнили, когда узнали, что женщина неплохо зарабатывает, а значит – имеет какие-никакие накопления.

Вспомнили и то просить, то вовсе требовать стали – помоги, мол, на лечение, всего-то пара миллионов, тебе что, жалко?

А ей не жалко было бы, будь человек родной. Да только, видимо, дядя Валера слегка прогадал, когда выбирал, в кого вкладываться, а кому от ворот поворот давать.

Не на ту лошадку поставил, вот и не получит теперь от падчерицы ничего. А ей и не жалко его, и злорадства какого-то тоже не появилось, как о диагнозе узнала. Просто… чужой человек. Чему тут радоваться или огорчаться?

Дяди Валеры не стало через пять лет. Именно тогда, похоронив мужа (и не переставая обвинять в этом Веронику), к ней снова пришла мать.

Пришла – и в ультимативном порядке потребовала заботиться теперь о ней, ведь после см..ерти мужа здоровье уже не то, да и сил ни на что не хватает. Пришла – и посланная в далекие дали ушла обратно.

— Кто это был, мам? – спросил вечером у Вероники старший сын.

— Да так, один человек из прошлого, — о том, что это была ее мать, Вероника рассказывать не стала.

— И чего хотели?

— Денег. Я не дала. Не те у нас взаимоотношения, — вот это было чистой правдой.

— О, кстати, по поводу денег. Мне тут папа пообещал путевку в лагерь, но он не сможет меня по поликлиникам поводить, чтобы справку вовремя сделать. Сказал, чтобы я с тобой договаривался. Сходим?

«Я не обязан вкладываться в твоего ребенка», — на периферии прозвучали слова голосом покойного отчима. Вероника едва не передернулась.

Вот она оказывается раз за разом в такой же точно ситуации, и раз за разом не понимает – каким же моральным у…м надо было быть, чтобы обходиться с ней так, как обходились отчим и мать?

— Конечно сходим, сынок. Но ты мне тогда поможешь вечером присмотреть за Тасей, чтобы я постирать успела, хорошо?

— Да не вопрос, мам, она прикольная, — улыбнулся парнишка.

— Как ты меня назвал? – Вероника почувствовала, как защипало в носу.

— Я… Случайно вырвалось. Прости, я больше не буду, — потупился мальчишка.

— Не за что, сынок, не за что, — вздохнула Вероника и закрыла лицо руками.

Вот как можно в такой ситуации считать ребенка чужим? Свой это, родной, и все они вместе – одна семья без всякого разделения по признаку кровного родства. А кто иначе считает – у них с головой явно не так.