Квартира встретила тишиной. Не той домашней, уютной тишиной, к которой привыкаешь за годы, а какой-то пустой, настороженной. Словно дом задерживал дыхание.
Две недели в больнице — сначала операция, потом что-то пошло не так, врачи хмурились над анализами, а она лежала с трубками и капельницами, считая дни до выписки. Похудела на восемь кило, в зеркале отражалось чужое лицо с запавшими глазами.
Зато теперь понимала цену обычных радостей: своя подушка под головой, горячий чай в любимой кружке с отбитой ручкой, возможность пройтись по дому без тапочек, чувствуя прохладный паркет под босыми ногами.
Больница была мучением. Палата на четверых, где соседки по койкам всю ночь стонали от боли или храпели так, что стены дрожали. Еда безвкусная, серая, которую приходилось заставлять себя глотать, чтобы набираться сил. Врачи заходили на пять минут, говорили непонятными терминами и исчезали, оставляя её наедине с тревогой и болью.
Евгений приезжал каждый день. Приносил фрукты, которые она не могла есть из-за диеты, цветы, которые сразу вяли в душной палате, книги, которые не могла читать из-за слабости.
Но главное — он просто был рядом. Держал за руку, рассказывал новости с работы, планировал их будущие поездки, когда она поправится.
— Как дома дела? — спрашивала она каждый раз.
— Всё нормально. Ангелина иногда заходит, проверяет квартиру. Поливает цветы.
— Спасибо ей.
— Да, она молодец. Говорит, что это её обязанность — помогать сестре.
Тогда эти слова казались искренними. Марина даже чувствовала благодарность к сестре за заботу. Не подозревала, что каждый визит Ангелины в её квартиру — это маленькая месть, маленькое разрушение её мира.
Она прошла в гостиную, включила свет. Что-то было не так. Комната выглядела… слишком аккуратно. Не так, как она оставляла перед больницей. Тогда на журнальном столике лежали журналы, на полке стояли книги, которые она читала по вечерам. На комоде красовалась коллекция духов — подарки от Евгения к разным праздникам.
Сейчас полки были почти пустые.
Марина подошла ближе, присмотрелась. На комоде стоял только один флакон — самый дешёвый, купленный в супермаркете по акции год назад и забытый в дальнем углу. Остальные исчезли. «Шанель», который Евгений подарил на тридцатилетие — стоил как её месячная зарплата, но он сказал, что она этого достойна. «Диор» к их первой годовщине — он выбирал его три часа в парфюмерном бутике, советуясь с консультантом, читая описания ароматов. «Ланком» просто так, без повода, потому что проходил мимо магазина и вспомнил, как она задержалась у витрины, вдыхая этот запах.
«Гермес» — подарок после её повышения на работе. «Том Форд» — её любимый, который она берегла только для особых случаев. «Версаче» — яркий, дерзкий, под который она носила красную помаду и чувствовала себя звездой. Каждый флакон стоил больше десяти тысяч!
Все исчезли. Словно их никогда не было.
Прошла в спальню. Шкаф был приоткрыт. Дверца висела под неправильным углом, словно кто-то торопливо захлопывал её, не проверив, плотно ли закрылась. Марина заглянула внутрь и почувствовала, как что-то сжимается в груди. Половины вещей не было.
Исчезли кожаные сумки — та самая чёрная с золотистой фурнитурой, которую Евгений купил ей к новой работе в рекламном агентстве. Он сказал тогда: «Успешные люди должны выглядеть успешно». Коричневая с мягкой кожей, которая пахла итальянским солнцем — подарок к 8 марта, когда они только начали встречаться. Маленькая вечерняя сумочка из бархата на золотой цепочке — для театров, ресторанов, особых вечеров, когда она хотела чувствовать себя элегантной дамой, а не просто девушкой из спального района.
Не было ни одной пары туфель, которые аккуратно были уложены в чехлы для обуви и одевались на праздники.
Не было платьев — синего шёлкового, которое развевалось при ходьбе и превращало простую прогулку в подиумное дефиле. Чёрного коктейльного — строгого, элегантного, в котором она выглядела на десять лет старше и в три раза увереннее. Красного вечернего — её любимого, под которое она всегда выбирала особенное белье и особенную прическу.
Марина села на кровать, пыталась понять происходящее. Квартира была заперта. Воры не могли проникнуть незамеченными — замок цел. Да и воры взяли бы технику, перерыли бы всё вверх дном в поисках денег. А здесь исчезли именно вещи.
Ключи от квартиры были только у сестры. Ангелине Марина дала запасные два года назад — на случай экстренной ситуации.
— Ангелина, — прошептала Марина и достала телефон.
Но сначала решила проверить кухню. Может, покажется, что она паникует зря.
На кухне тоже было пусто. Исчез блендер «Витамикс» — дорогущая американская машина за полторы сотни тысяч рублей, которую Евгений заказывал через знакомых, потому что в России таких не продавали. Он мечтал о здоровом питании, свежих смузи по утрам, витаминных коктейлях после спортзала. Исчезла кофемашина с набором капсул разных вкусов — их ритуал воскресного утра, когда они не спешили на работу и могли позволить себе медленно наслаждаться ароматным кофе с пенкой. Не было фирменного миксера ярко-красного цвета, который стоял на столешнице как произведение современного искусства — Евгений купил его после того, как Марина пожаловалась, что устаёт белки для для теста вручную.
Марина открыла шкафчики. Половины посуды не было. Исчезли тарелки, которые покупали к новоселью. Не было бокалов для вина — хрустальных, с тонкими ножками, звенящих при лёгком прикосновении.
Она вернулась в гостиную, села в кресло. Руки дрожали. Не от болезни — от понимания. Кто-то методично вынес из её дома всё, что было куплено с любовью. Всё, что напоминало о счастливых моментах. Всё, что связывало её с Евгением.
И этот кто-то мог быть только одним человеком.
Марина набрала номер сестры. Длинные гудки. Ангелина не спешила отвечать — как всегда.
— Алло?
— Ангелина, это я. Только что вернулась из больницы.
— А, Маринка. Как здоровье?
— Нормально. Слушай, ты у меня была же, пока я лежала?
Пауза. Долгая, красноречивая пауза.
— Бывала. А что?
— Половины вещей в квартире нет.
— Каких вещей?
— Сумок. Духов. Посуды. Техники. Всего, что покупал Женя.
Ещё одна пауза. Потом Ангелина засмеялась — коротко, зло.
— А зачем они тебе? Лежат без дела, пылятся.
— Как это зачем? Это мои вещи!
— Твои? — В голосе Ангелины появились металлические нотки. — Или его?
Марина почувствовала, как сердце начинает биться быстрее. Она знала этот тон. Ангелина готовилась к бою.
— Мои. Он мне их подарил.
— Подарил… — Ангелина растянула слово, вложив в него всю свою злость. — А мне что подарил? А мне что оставил?
— Ангелина, о чём ты?
— О том, о чём мы никогда не говорим. О том, что ты украла у меня жизнь.
Марина закрыла глаза. Вот оно. То, чего она боялась все три года. То, о чём они молчали, делая вид, что прошлого не существует.
Три года назад Ангелина встречалась с Евгением. Они были вместе два года, говорили о свадьбе. Ангелина уже присматривала платье, выбирала место для торжества.
А потом появилась Марина.
Она вовсе не собиралась ничего ломать. Просто зашла к сестре — давно не виделись, соскучилась. Ангелина представила своего парня, и всё завертелось. Евгений оказался из тех людей, с которыми говоришь и не замечаешь времени. Умный, с искрой в глазах, читал те же книги, смотрел те же фильмы. Ангелина устала, прилегла на диван «на пять минуточек» и провалилась в сон. А они остались на кухне — болтали до рассвета, и с каждым часом воздух между ними становился всё гуще, как перед грозой.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал Евгений Ангелине через неделю.
— О чём?
— О нас. О том, что у нас больше нет «нас».
— Как это нет «нас»? Из-за неё?
— Из-за того, что я понял: я не люблю тебя. Не так, как должен любить. А её — полюбил.
Ангелина не кричала, не плакала, не устраивала сцен. Просто молча собрала свои вещи из его квартиры и ушла. А через месяц выяснилось, что она беременна.
— Оставлю, — сказала она тогда подруге. — Рожу и воспитаю сама.
— Может, стоит с ним поговорить? Он же отец.
— Не хочу. Он сделал свой выбор. Я сделаю свой.
Но на седьмой месяц беременности начались осложнения. Врачебная ошибка, инфекция. Ребёнок не выжил. А Ангелина больше никогда не сможет иметь детей.
— Он разрушил мне жизнь, — говорила она тогда, лёжа в больнице. — А она ему в этом помогла.
И теперь, три года спустя, Ангелина мстила. Методично, планомерно уничтожала всё, что напоминало о их с Евгением счастье.
— Ты куда дела мои вещи — выбросила, — сказала Марина в трубку.
— Нет, это было бы слишком просто. И я бы ничего с этого не получила.
— Ты продавала их? — сказала Марина в трубку.
— Продавала. И что?
— Зачем?
— А зачем они тебе? Ты же в больнице лежала. Думала, что помрёшь. Зачем мёртвой сумки и духи?
— Я не умерла.
— Жаль.
Слова ударили как пощёчина. Марина почувствовала, как слёзы подступают к глазам.
— Ангелина, мы же сёстры…
— Сёстры? — Ангелина засмеялась. — Сёстры друг у друга мужчин не отбивают. Сёстры поддерживают, а не разрушают.
— Я не разрушала! Это просто случилось!
— Ничего просто не случается. Ты знала, что он мой. И всё равно увела.
— Он сам ушёл!
— Потому что ты его соблазнила!
— Я ничего не делала!
— Делала. Сидела, строила из себя умную, интересную. Показывала, какая ты особенная, начитанная, образованная по сравнению со мной.
— Ангелина, я не понимаю, откуда такая ненависть…
— Не понимаешь? — голос сестры дрожал от злости. — А ты знаешь, что случилось после того, как он меня бросил?
— Что случилось?
— Я была беременна. От него. Узнала уже после.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Что… и что ты сделала?
— Хотела рожать. Думала — может, он вернется, когда узнает про ребенка. Но на седьмом месяце начались осложнения. Врачебная ошибка. Малыш не выжил.
— Ангелина, я не знала…
— А теперь знаешь! И знаешь еще что? После той инфекции я больше никогда не смогу иметь детей. Никогда! Понимаешь? Он украл у меня не только себя — он украл мое материнство!
— Но я же не виновата в том, что…
— Виновата! Если бы не ты, мы бы поженились, родили ребенка, были бы счастливы. А теперь у меня ничего нет. Ничего!
Марина слушала эти обвинения и понимала — Ангелина давно готовилась к этому разговору. Копила злость, обиду, жажду мести. И дождалась подходящего момента.
— Ты все вещи продала?
— Нет, Какие-то продала по дешёвке. Кому-то подарила. Кому-то просто выбросила.
— Духи?
— Духи Лизе отдала. Соседке. Она рада была — никогда себе такие дорогие не покупала.
— Сумки?
— Сумки в комиссионном магазине продала. Хорошие деньги получила, между прочим.
— Посуду?
— Посуду разбила. Специально. По одной тарелке. Представляла, что это твоё лицо.
Марина почувствовала тошноту. Не от болезни — от понимания глубины Ангелининой ненависти.
— Ты больная.
— Больная? Я? — Голос Ангелины стал истеричным. — А кто из нас лежал в больнице? Кто едва на тот свет не отправился? Может, это знак? Может, Бог пытается восстановить справедливость?
— Ты хочешь, чтобы я умерла?
— Хочу, чтобы ты поняла: счастье, построенное на чужом несчастье, долго не длится.
— Ангелина…
— Всё. Разговор окончен. И не звони больше. Для меня у тебя больше нет сестры.
Всё это время Ангелина носила в себе такую боль, а она даже не подозревала. Жила своим счастьем, строила планы с Евгением, радовалась подаркам, пока сестра молча хоронила свое материнство.
Руки дрожали. Марина попыталась встать, но ноги не слушались. Села обратно в кресло, закрыла лицо ладонями. Слезы текли сквозь пальцы — горячие, соленые, полные стыда и боли.
Теперь месть сестры обретала совсем другой смысл. Это была не просто ревность брошенной женщины. Это была боль матери, потерявшей ребенка. Боль женщины, которой навсегда закрыли дорогу к материнству. Каждый подарок Евгения был для Ангелины напоминанием о том, чего у неё никогда не будет.
Марина представила, как сестра ходила по её квартире эти две недели. Трогала духи, которыми никогда не будет пахнуть её ребенок. Брала в руки дорогие сумки, понимая, что никогда не купит в них игрушки для малыша. Смотрела на красивые платья, зная, что никогда не наденет их на выпускной своего сына или дочери.
Каждая вещь кричала Ангелине: «Вот что могло быть твоим. Вот какой могла быть твоя жизнь. Вот что у тебя украли».
И она крала в ответ. Не вещи — воспоминания. История любви, которая началась на развалинах её собственного счастья.
Марина вытерла слезы, попыталась успокоиться. Но внутри всё горело. Стыд за своё незнание. Вина за молчание Ангелины. Боль за потерянного племянника, о существовании которого она даже не подозревала.
Телефон зазвонил. Евгений. Она долго смотрела на экран, не решаясь ответить. Что сказать? Как объяснить то, что сама только что узнала?
— Привет, дорогая. Как дома? Как самочувствие?
— Женя… — голос дрожал. — Нам нужно поговорить.
— Что случилось? Ты плачешь? Ты странно говоришь.
— Ангелина была беременна. Тогда, когда ты с ней расстался.
Молчание. Долгое, тяжелое молчание. Марина слышала его дыхание в трубке — прерывистое, шокированное.
— Что?
— Она потеряла ребенка на седьмом месяце. Врачебная ошибка. И больше не может иметь детей. Никогда.
— Я… я не знал. Она мне ничего не говорила. Ничего!
— Она хотела родить и воспитывать одна. Не хотела, чтобы ты остался из жалости. А теперь мстит нам. Пока я лежала в больнице, она продала все твои подарки. Всё, что напоминало ей о нашем счастье.
Евгений дышал тяжело в трубку. Марина слышала, как он ходит по комнате — шаги то приближались, то удалялись.
— Господи… Марина, если бы я знал… Ребенок. Мой ребенок.
— Наш. Наш с ней ребенок, которого мы убили своим эгоизмом.
— Не говори так. Мы не знали!
— Но должны были! Я должна была почувствовать, что с сестрой что-то не так. Ты должен был не бросать её так резко, жестоко.
— Что бы ты сделала на моем месте?
— Не знаю. Честно не знаю. Но точно не бросила бы её одну с такой бедой.
— А меня? Нас?
— Тебя… тебя я всё равно полюбила. Это было сильнее меня. Но мы могли поступить человечнее. Подготовить её. Объяснить. Поддержать.
Марина поняла — это разговор, который изменит всё. Не только между ней и Евгением, но и внутри неё самой. Она больше не была просто счастливой женщиной, которая встретила любовь. Теперь она была сестрой, которая не заметила чужой боли.
Папа хочет жениться