Звонок из банка приходился на восемь каждое утро. Кира уже знала номер наизусть — как только видела его на экране, сердце сжималось.
— Кира Владимировна? Отдел работы с просроченной задолженностью. У вас долг по выплатам за ипотеку уже составляет сто восемьдесят тысяч рублей. Когда планируете погасить?
— На следующей неделе переведу, — врала она, зная, что денег не будет ни на следующей неделе, ни через месяц.
— Вы так говорите уже четвертый месяц. Банк вынужден передать дело в службу принудительного взыскания.
— Что это значит?
— Продажа квартиры с торгов. Для погашения долга.
Кира отключала телефон и шла на кухню заваривать кофе дрожащими руками. Тридцать четыре квадрата, за которые она отдала все накопления и теперь должна была платить шестьдесят тысяч в месяц. А зарабатывала от силы сорок.
Но другого выхода не было.
После развода с Романом снимать стало невыносимо. Хозяева постоянно повышали цену, придирались к каждой царапине, могли выгнать в любой момент. Кира хотела стабильности для себя и пятилетнего Артёма. Хотела, чтобы никто не мог сказать им: «Собирайтесь, мы продаем квартиру». Да и что скрывать, хотела доказать бывшему, что она на что-то способна и она лучше, чем его краля.
Поэтому взяла ипотеку.
Романа даже рассматривать не стала — после того, что он сделал, не хотела с ним ничего общего.
А натворил он много чего. Исчезал постепенно — сначала перестал отдавать всю зарплату. Сорок тысяч получал, домой приносил двадцать.
— Остальное куда? — спрашивала Кира.
— Обеды, проезд, мелочь всякая, — отвечал он, не поднимая глаз.
Потом начал пропадать по вечерам. То с коллегами, то с друзьями, то «брату помочь надо».
— Ром, — говорила Кира, когда он приходил за полночь с запахом алко, — у нас же сын маленький. Я весь день работаю, прихожу — тебя нет дома.
— И что, теперь в заключении сидеть? Человек имеет право отдохнуть.
— Имеет. Но семья тоже имеет право на твое присутствие.
— Кир, не грузи. Я не каждый день так.
— Каждые выходные — это не каждый день?
— Ладно, буду пореже. Только не пили постоянно.
Не стал пореже. Стал чаще. И денег домой носил все меньше.
Кира работала мастером маникюра в салоне красоты — небольшом заведении в спальном районе. Клиентки попадались разные: кто-то оставлял чаевые, кто-то торговался даже за базовый маникюр. В хорошие дни Кира зарабатывала три тысячи, в плохие — тысячу. В месяц набегало тысяч сорок, если повезет.
Романа это не устраивало.
— Может, в центр устроишься? Там же больше платят.
— В центре конкуренция жесткая. И опыт нужен больше.
— А опыт откуда возьмется, если сидишь в этой дыре?
— Набираюсь потихоньку.
— Потихоньку ты до старости будешь набираться.
Но когда Кира предложила ему найти работу получше, Роман обиделся.
— Это ты намекаешь, что я мало зарабатываю?
— Намекаю, что нам обоим надо больше стараться.
— Я и так стараюсь. Просто везде блат нужен, а у меня связей нет.
Связи у него действительно были только с теми, кто любил выпить и погулять. И именно с ними он пропал на неделю в феврале.
Не отвечал на звонки, просто не появлялся дома неделю. На работе сказали «заболел». Кира обзванивала больницы, ездила в травмпункт, даже в морг заглядывала.
Объявился сам в воскресенье утром. Небритый, в мятой одежде, пахнущий непонятно чем.
— Где был? — спросила Кира, когда Артём убежал играть в детскую.
— У Серого зависал. Ты его знаешь, мы в армии служили.
— Неделю у Серого?
— Не только у него. Катались по городам, отдыхали. Надоело все, понимаешь? Захотелось пожить для себя.
— А мы что — не для себя живем?
— Вы-то живете. А я как раб — дом, работа, дом, работа. Душно стало.
Кира смотрела на него и понимала — он врет. Интонация, взгляд, запах — все выдавало обман.
— Ром, у тебя кто-то есть?
— В смысле?
— Женщина. У тебя есть другая женщина?
Роман помолчал, потом вздохнул.
— Есть. Но это не серьезно.
— Для тебя не серьезно. А для меня?
— Кир, это просто случилось. Не специально.
— За неделю случилось?
— Да не за неделю! Уже давно… встречаемся иногда. Но я же домой возвращаюсь! Я же с тобой!
— Больше не со мной.
— Кир, подожди! Мы же семья! Нельзя так сразу все ломать!
— Я не ломаю. Ты уже сломал. Я так тебя любила — готова было многое прощать, семью одна тянуть, сына. Тебя из передряг вытаскивать. а ты…
Развод прошел без скандалов. Роман понимал — виноват, поэтому не препятствовал. Ребенок остался с Кирой, алименты обещал платить «как смогу».
— Буду помогать, — сказал он при расставании. — С Артемом встречаться, денег давать.
— Ага, — ответила Кира, не веря.
И правильно делала. Алименты приходили от случая к случая — то пять тысяч, то три, а чаще вообще ничего. Встречи с сыном случались еще реже.
А Кира тем временем копила на первоначальный взнос. Жили в съемной однушке за тридцать тысяч, экономили на всем. Артем донашивал вещи соседских детей, сама Кира себе не покупала одежду.
Через два года накопила на взнос — четыреста тысяч. Пошла в банк, оформила кредит. Тридцать четыре квадрата в новостройке. Шестьдесят тысяч в месяц на двадцать лет.
— Мам, это наша квартира? Совсем наша? — спросил Артем, когда они получили ключи.
— Наша, солнышко. Теперь нас никто не выгонит.
Первые месяцы худо-бедно справлялась. Работала в салоне, подрабатывала на дому — приезжала к клиенткам, делала маникюр за полторы тысячи вместо двух с половиной в салоне. Набегало тысяч сорок пять, если повезет.
Шестьдесят тысяч ипотеки, пятнадцать коммунальные, десять садик, остальное на еду и одежду. Получалось впритык, но получалось.
А потом начались проблемы.
Сначала в салоне уменьшилась зарплата — мало клиентов. Потом Артем заболел, лежал месяц дома — пришлось брать больничный, зарплата стала еще меньше. Потом сломалась стиральная машина.
В ноябре Кира впервые не смогла внести полный платеж. Перевела сорок тысяч вместо шестидесяти.
— У вас просрочка, — сообщили из банка.
— Через неделю доплачу.
Но через неделю денег не было. В декабре перевела тридцать тысяч. В январе — двадцать пять.
Звонки стали ежедневными. Потом пришли письма от коллекторов. Потом коллекторы начали названивать всем подряд.
И дозвонились до Софьи Петровны — Романовой матери.
— Девочка, — сказала свекровь растерянно, — мне тут какие-то люди звонят. Говорят, ты денег не отдаешь банку. Что квартиру заберут. Это правда?
— Софья Петровна, это не ваше дело.
— Как не мое? Там внук мой живет! Я Роме сказала.
— Зачем?
— А что, скрывать надо было? Он отец же!
— Он бывший отец.
— Ой, Кирочка, что ты говоришь! Он предлагает помочь. Денег дать.
— Не нужно.
— Как не нужно? Ты с ума сошла? Квартиру отберут!
— Не отберут.
— Отберут! Мне коллекторы прямо сказали — если не заплатишь, продадут с молотка!
Кира положила трубку. Руки тряслись от злости. Как он смеет вмешиваться в ее жизнь? Как смеет предлагать помощь после всего, что сделал?
Роман пришел на следующий день. Постучал вежливо, вошел с серьезным лицом.
— Привет, — сказал Артему. — Как дела, сын?
— Нормально, — буркнул мальчик, не отрываясь от планшета.
— Мать рассказала, что у вас проблемы, — сказал Роман Кире на кухне.
— У меня проблемы. У вас все отлично.
— Кир, у нас общий ребенок.
— У меня есть ребенок. У тебя есть новая жизнь.
Роман сел за стол, посмотрел на нее с жалостью.
— Слушай, давай без обид. Я понимаю — ты злишься. Есть за что. Но сейчас не об этом.
— А о чем?
— О том, что ты в яме полной. И я могу помочь.
— Не нужна мне твоя помощь.
— Нужна. Ты не потянешь ипотеку одна, — протянул он с жалостью в голосе. — Я все вижу. Стараешься, работаешь, а толку ноль. Дальше только хуже будет.
Кира почувствовала, как внутри все закипает.
— Зато тебя я тянуть больше не буду. А с квартирой сама разберусь.
— Кир, ты не понимаешь. Банк отберет квартиру. Останетесь на улице.
— Не отберет.
— Отберет! А что тогда? Где жить будете?
— Как-нибудь устроимся.
— На что? Если тебе на ипотеку не хватает, откуда деньги на съем возьмутся?
Кира промолчала. Логика была железная, но признавать это не хотелось.
— Слушай, — Роман наклонился ближе, — я сейчас работаю хорошо. Зарабатываю прилично. Могу часть долга закрыть.
— А взамен что?
— Ничего. Просто помогу.
— За просто так никто не помогает.
— Помогают. Когда есть общий ребенок.
— У тебя нет ребенка. У тебя есть сын, которого ты видишь раз в три месяца.
— Кир, не тупи! — Роман повысил голос. — Уже все в городе знают — ты в долгах по уши. Артем в школу пойдет, дети дразнить начнут. Подумай, как на него смотрят!
— Никто ни на кого не смотрит.
— Смотрят! Еще как смотрят! «А, это тот, кого из дома выгнали». Хочешь такое?
— Пошел вон.
— Кир, я не издеваюсь. Я правда хочу помочь.
— Не нужна твоя помощь. Давай отсюда.
Роман ушел, хлопнув дверью. А через три дня приехала мама Киры.
Людмила Васильевна жила в областном центре, в трехкомнатной хрущевке. Работала в школе технишкой, получала копейки, но жила без долгов.
— Кирочка, — сказала она, войдя в квартиру, — что ты делаешь?
— Живу.
— Это не жизнь, это кабала. Себя и ребенка.
— Мам, не начинай.
— Начну! Я с Ромой говорила. Он готов помочь с долгами.
— А ты откуда его номер взяла?
— У Софьи Петровны спросила. Он нормально к тебе относится, хочет участвовать в жизни сына.
— Сейчас хочет. А завтра опять пропадет.
— Может, и пропадет. Но сегодня готов помочь. А ты чего добиваешься?
— Независимости добиваюсь.
— Какой независимости? Ты банкрот! Тебе банк каждый день названивает!
— Мам, это мои проблемы.
— Твои проблемы — это проблемы моего внука! — мама села рядом, взяла за руки. — Кир, милая, давай продадим эту квартиру. Переезжай ко мне. Там места хватит, Артем в хорошую школу пойдет уже в моей районе. А долг пусть Рома погасит.
— Не хочу я к тебе переезжать.
— Почему?
— Потому что хочу жить сама. Здесь. В своей квартире.
— Это не твой дом! Это банковский дом, который ты оплатить не можешь!
— Смогу.
— Чем? На что? У тебя зарплата сорок тысяч, а платеж шестьдесят!
— Подработаю еще.
— Где подработаешь? Ты уже работаешь с утра до ночи!
— Найду способ.
Людмила Васильевна покачала головой.
— Кира, ты упертая как бык. Отец у тебя такой же был — принципиальный до глупости.
— И что, плохо жил?
— Жил трудно. Работал на трех работах, здоровье угробил. В пятьдесят инфаркт схватил.
— Зато жил как считал нужным.
— Жить как считаешь нужным — это роскошь. Не все могут себе позволить.
— Я могу.
— Не можешь! — мама сорвалась на крик. — У тебя ребенок! Ты обязана ему обеспечить будущее!
— Обеспечиваю.
— Где? В этой однушке, которую завтра заберут? Под эти звонки коллекторов? Да очнись ты! Какая это твоя квартира? Ты за нее не платишь уже полгода!
— Плачу. Не полностью, но плачу.
— Крохи платишь! Этого не хватает даже на проценты!
Мама уехала в слезах, хлопнув дверью. Роман больше не приходил. А коллекторы звонили все чаще.
Кира продолжала работать. В салоне и на дому. Экономила на всем — покупала самую дешевую еду, отказалась от новой одежды, даже транспортом перестала пользоваться — все пешком.
В апреле смогла перевести тридцать тысяч. В мае — двадцать пять. В июне — снова тридцать.
— Кира Владимировна, этого недостаточно, — сказали в банке. — Мы вынуждены начать процедуру изъятия залога.
— Что это значит?
— Продажа квартиры с торгов.
— Когда?
— В течение месяца.
Кира положила трубку и посмотрела на Артема, который собирал конструктор на полу. Через месяц они могли остаться без дома.
Но звонить Роману не стала. Гордость была дороже крыши над головой. Даже если эта гордость была глупой.
Дочь мужа от первого брака