Я без денег, мы думали, вы за всех платите - вы же приглашали, - сказала свекровь в кафе

— Что значит, мама переедет к нам на две недели? — Марина стояла на кухне, не веря, что муж, не глядя ей в глаза, мямлит что-то про «трудную ситуацию».

— У неё дома вода отключена, капитальный ремонт… — виновато пожал плечами Виталик. — Ну и она одна всё-таки… ей страшно.

Марина не сказала ничего. Потому что если скажет — выйдет скандал. А она не хотела. Потому что два года назад после свадьбы пообещала себе: я не буду, как в тех историях, где ссорятся из-за свекровей. Она старалась быть разумной. Сдержанной. Уважительной.

Даже когда Алла Сергеевна переехала к ним сразу после рождения сына. «На время», как говорили тогда. Но «время» растянулось на семь месяцев. И всё это время она:

— Кормила кота чужим паштетом.

— Переучивала младенца на «правильный» режим, потому что «тут у тебя всё сбито».

— Критиковала Мариныну еду: «Варёное, безвкусное… Виталику надо сытно».

— Выворачивала стиралку наизнанку, доказывая, что так лучше.

— А главное — всегда была в доме. Всегда.

Всё это всплыло в памяти, когда Марина услышала фразу про «две недели».

Алла Сергеевна приехала с двумя чемоданами и скалкой.

— Ну а вдруг пригодится? — лукаво подмигнула она, аккуратно ставя скалку в угол кухни, как трофей. — Да не переживайте, я вам помогать буду. Марин, что у тебя с половыми тряпками? У меня руки чешутся дом в порядок привести!

Марина выдохнула.

Ладно. Это всего на две недели. Потерпеть можно.

Прошло два дня — и она поняла, что ошиблась.

Алла Сергеевна умудрялась всюду вставить реплику:

— В холодильнике пусто. Марин, ну ты же дома, как ты не успеваешь в магазин?

— Опять макароны? А что, у тебя больше ни на что денег нет?

— Ты думаешь, Виталик любит вот это вот всё — овсянку с бананом? Он с детства у меня на мясном был.

На третий день она «помогла» — выкинула Маринину косметику:

— Срок годности истёк!

— Мама, это профессиональная. Это не масс-маркет, там составы другие, — объяснял Виталик.

— Да ты посмотри, сколько это стоит! Неудивительно, что вы всё время без денег, а я на свою пенсию вам соки покупаю!

Марина сглотнула раздражение. Она работала удалённо — бухгалтерия на аутсорсе, три компании. Не богато, но стабильно. Свои деньги у неё были. И для сына, и на дом, и на мужа. Но Аллу Сергеевну это не интересовало. В её глазах — «сидит дома, на шее».

— Мама, мы договаривались — ты у нас на пару недель, пока у тебя воду чинят, — напомнил Виталик.

— А я и не прошу навсегда! Что ты сразу! Просто сантехники что-то мутят. Я подожду, пока всё сделают. У вас хорошо. Внук у меня перед глазами, я хоть вижу, что он ест. И вообще — семья должна держаться вместе. А ты, Виталик, не забывай, что я одна тебя растила. Не предай мать ради чужой бабы!

Марина услышала это случайно. Стояла на лестнице, только вышла из душа. Алла Сергеевна думала, она в ванной, и шептала Виталику:

— Ты не представляешь, как мне тяжело. Она злая. Придирчивая. Я даже боюсь чайник лишний раз включить — глядишь, потом опять счёт выставит. А ведь мы все в одном доме. Разве я за деньги к вам пришла? Разве я вам не родня?

Марина хотела спуститься и сказать: «Нет, не за деньги. Но за власть. За контроль. За право указывать, как мне жить». Но не сказала.

Вместо этого она утром собрала сумку и ушла к подруге. На сутки. Чтобы подумать. Чтобы не кричать.

Она вернулась на следующий день и обнаружила:

Детскую кроватку переставили — «так лучше, не на сквозняке».
Компьютерный стол переставили.
А сама Алла Сергеевна спала в их спальне.
Виталика дома не было.

На звонок он ответил через два часа. Сказал, что переночевал у друга. Марина не спрашивала, какого друга.

Через неделю Алла Сергеевна заболела. Накрутила себя, что «простыла от вашего сквозняка».

Марина вызвала врача. Купила лекарства. Ухаживала. В течение этих четырёх дней всё было тихо. Даже почти по-семейному: чай, тёплые пледы, пересказ сериала.

— У тебя есть сердце, Марин, — неожиданно сказала свекровь. — Просто ты жёсткая. А мне нужна мягкость. Я же не враг вам.

Марина ничего не ответила.

Когда свекровь выздоровела, они пошли втроём гулять с ребёнком. Казалось, всё действительно идёт на лад. Алла Сергеевна даже купила малышу игрушку — без критики, без комментариев.

В этот день Марина впервые за месяц почувствовала, что может быть по-другому.

— Надо бы как-то выбраться всем вместе, — обронила свекровь. — За город или в кафе. Так, по-семейному.

Марина обрадовалась. Это прозвучало как примирение.

Она не знала, что это будет началом конца.

— Давайте я всё забронирую, — предложила Марина. — Маленькое кафе недалеко от нас, уютное. Там даже есть детский уголок, чтобы Артём мог играть.

Свекровь кивнула, почти сдержанно:

— Только не слишком пафосно. Мы же не в мэры баллотируемся.

Виталик, как обычно, промолчал.

Марина заранее позвонила в кафе, зарезервировала столик на шестерых: она, Виталик, свекровь, Артём и брат Виталика с женой — Антон с Лилей. Пригласить их предложила сама Алла Сергеевна:

— Надо чаще собираться семьёй. Мы ведь все родные.

Марина потратила почти полтора часа на то, чтобы выбрать меню. Захотелось, чтобы всё было достойно, но без перебора. Свекровь придёт — будет оценивать. Лиля — тоже женщина непростая, не упустит случая сравнить.

В день встречи Марина с утра возилась на кухне — не потому, что надо было, а чтобы отвлечься. Сидеть дома рядом с Аллой Сергеевной стало трудно: та вдруг снова начала жаловаться на давление, на усталость, на то, как трудно жить у чужих людей, где «всё не по-своему».

И хоть Марина держала себя в руках, она чувствовала — спокойствие как масло на сковородке: пузырится и вот-вот вспыхнет.

В кафе все собрались почти вовремя. Алла Сергеевна пришла с торжественным видом, будто это она всех позвала.

— Хорошее место, — заметила она, делая глубокий вдох. — Не дорогое, я надеюсь?

Антон с Лилей тоже пришли. Лиля, как всегда, безупречна — волосы уложены, ногти сверкают, духи чувствуются с полуметра. Она села напротив Марины и улыбнулась так, как улыбаются женщины, которые не хотят улыбаться.

— Как Артём? Уже говорит? — спросила она с сахаром в голосе.

— Уже и говорит, и по столу ложкой бьёт, — подмигнул Виталик.

— Ну, характер с маминой стороны, — добавила свекровь. — Мальчик должен быть твёрдым, а не плакать при каждом «нельзя».

Марина сделала вид, что не услышала.

Заказ принесли быстро. Марина решила не спорить — выбрала блюда за всех: «что едим обычно дома». Но когда на столе появилась паста с лососем, Алла Сергеевна едва заметно сморщилась:

— Интересно, кто это ест без огурчиков?

Антон с аппетитом налегал, Лиля ковыряла салат. Разговор вертелся вокруг погоды, цен, пробок. Казалось, вечер складывается терпимо — если не считать, что Виталик почти не разговаривал, а свекровь при каждом удобном случае напоминала, как «нелегко было в 90-е, но мы ведь как-то жили».

В какой-то момент Лиля наклонилась к Марине и тихо спросила:

— А ты теперь постоянно с Аллой Сергеевной?

— Пока да, — сдержанно кивнула Марина.

— Не представляю. Я бы не выдержала.

Марина даже удивилась — это прозвучало почти по-человечески.

Но дальше Лиля добавила:

— Хотя, конечно, тебе проще, ты же дома сидишь. У меня бы на это не хватило сил.

Как будто быть дома — это отдых. Как будто каждый день под давлением — это отпуск.

Марина отпила глоток компота. Проглотила вместе с обидой.

Когда ужин подходил к концу, официантка вежливо положила счёт на край стола — аккуратно, чтобы не мешать беседе. Марина потянулась к нему, но свекровь была быстрее. Она открыла папку, внимательно посмотрела и… положила её перед Мариной.

— Ого, прилично, — сказала с лёгким смехом. — Хорошо, что ты бронировала. Мы бы так не стали гулять.

Марина замерла.

— А я и не поняла, — продолжила Лиля. — Мы все скидываемся или как?

— Я без денег, — свекровь пожала плечами. — Мы думали, вы за всех платите — вы же приглашали.

Марина медленно поставила вилку на стол.

— Простите, — спокойно сказала она, — но я никого не приглашала. Я предложила встретиться. Вариантов было много — даже у нас дома. Но вы сами выбрали кафе.

Лиля замолчала. Антон неловко кашлянул.

— Ой, ну что начинается, — попыталась смягчить ситуацию свекровь. — Не усложняй. Мы же семья. Я — пенсионерка. Антон с Лилей — с ипотекой. А вы — у вас двое работающих. У тебя вообще доход хороший. Ты же сидишь дома — значит, не тратишь на дорогу.

Это уже было слишком.

— Вы же каждую неделю мне рассказываете, как трудно у вас живётся. Как вы устали. Как вас гнобят. Только не говорите, что «мы семья», когда дело касается только моего кошелька.

— Ну ты смотри, как она заговорила, — сдавленно улыбнулась свекровь. — Видите? А вы говорите — я давлю. Она не давится, нет. Ей бы командовать.

— Алла Сергеевна, — Марина спокойно посмотрела ей в глаза. — Мне всё понятно. Дальше — без меня.

Она достала из сумки карту, рассчиталась. Не дожидаясь, пока все встанут, взяла сумку и вышла.

Никто не догнал её.

Ночь Марина провела на кухне у подруги — они разговаривали, как в студенчестве, с кружками чая, в пижамах, среди крошек от бутербродов.

— Ты вела себя очень достойно, — сказала Кира, выслушав всю историю с кафе. — Я бы в твоей ситуации запустила этой пастой кому-нибудь в голову.

— Я просто больше не могу. Это не один конфликт. Это постоянный… фон.

— Виталька что?

— Не звонил. Не написал.

Марина выждала сутки. Потом вернулась домой — не потому что простила, а потому что надо было забрать вещи и понять, как быть дальше.

Виталик встретил её, как будто ничего не произошло.

— Ты где была? Артём скучал.

— Я тоже скучала. Только не по вам.

Он не понял. Или сделал вид, что не понял.

— Мама извинилась, — неуверенно сказал он через полчаса. — Ну как… сказала, что «может быть, немного не так поняли». Она ведь в целом хотела как лучше.

Марина медленно подошла к окну. В голове крутились фразы:

«Сидишь дома», «тратишь на дорогу», «мы же семья», «у тебя доход хороший».

Это даже не обида. Это системное стирание её как личности.

— А ты как считаешь? Я перегнула палку? — спросила она.

— Ну… ты резко встала и ушла. Маме было неловко.

Марина рассмеялась. По-настоящему. Горько.

— А мне должно быть удобно? Стыдно? Неловко? Потому что я платила за шестерых, которых не приглашала?

Он пожал плечами.

— У тебя же есть деньги.

Вот и всё. Вот она, квинтэссенция двух лет брака.

Через три дня Марина собрала сумку. Не чемодан — просто спортивную сумку. Положила туда детские вещи, документы, ноутбук, паспорт, флешку с архивом клиентов.

Когда Виталик пришёл вечером, она уже сидела в прихожей. Артём играл рядом, катая машинку по полу.

— Ты куда собралась?

— Временно — к Кире. Дальше — как договоримся.

Он побледнел.

— Ты серьёзно? Марин, ну мы же просто… ну с кафе, с этим…

— Нет, Виталь. Не с кафе. С тем, что ты годами молчишь. Что ты взрослый мужик, но позволяешь матери управлять нашей жизнью. Что ты не выбираешь, потому что тебе удобно. А мне уже нельзя быть удобной.

Алла Сергеевна позвонила через день. Голос был мягкий, почти ласковый:

— Марина, ну ты чего, девочка моя. Поссорились — помирились. Виталик скучает. Ты же знаешь, он у нас с характером — молчит, даже когда страдает. Возвращайся.

— Нет, Алла Сергеевна, — спокойно сказала Марина. — Я больше не страдаю. Ни в кафе, ни дома, ни в жизни. Мне хватило.

— Ой, не устраивай трагедию, — резко изменила тон свекровь. — Всё из-за денег, да? Ну если ты так всё воспринимаешь, то мне жаль. Мы просто думали… раз вы пригласили…

— Нет, это вы думали. А я теперь думаю о себе.

Марина положила трубку.

Прошло три недели. Она сняла небольшую квартиру — однушку с хорошим ремонтом, где было светло и тихо. Клиенты не разбежались. Поддержка Киры и пары верных подруг не давала сломаться.

Виталик приезжал. Иногда — один. Иногда — с цветами. Пару раз — с мамой.

В последний такой раз Марина не открыла дверь. И не потому, что была зла. Просто устала от цикличности.

Через месяц она оформила временную регистрацию на новой квартире. Перевела Артёма в ближайший детский сад. Вечерами они рисовали на полу, готовили сырники, включали музыку погромче.

Марина училась жить не из обороны, а из себя. Без чьих-то планов. Без инструкций. Без женских сборов в кафе, где цена делится по неведомым критериям.

Однажды вечером пришла смс от Виталика: