Квартиру на сына оформили, поэтому сиди и помалкивай, - ехидно прошипела свекровь на Наталью

Наталья открыла дверцу кухонного шкафа, сунула туда банку с кофе и резко захлопнула. Как будто этот глухой хлопок мог вытолкнуть напряжение из квартиры. В коридоре слышался голос свекрови — монотонный, уставший, но с характерной интонацией вечной правоты.

— Только у вас так — посуду в шкаф над плитой ставят. У нормальных людей — вон, там, над раковиной! Это ведь логично!

Наталья молча налила себе воды. Молчание было её стратегией. Не соглашаться, не спорить — просто не участвовать. Она давно поняла, что любое слово превращается в наживку. Ответишь — втянет. Промолчишь — устанет. Иногда.

Когда полгода назад Ирина Аркадьевна приехала «на две недели, чтобы подлечить спину в санатории», Наталья отнеслась к этому спокойно. Поможет с детьми, если что. Время пройдет — уедет. Но поездка в санаторий «переносилась» трижды. А потом выяснилось, что и спину лечить неудобно — дорого, неудобно, врачи «не те пошли», а внуки — вот они, живое лекарство. Так Ирина Аркадьевна осталась.

Окончательно. Без даты выезда.

— Кстати, а ты кому сегодня мясо тушила? Мне нельзя острое. И чеснок — это вообще смерть. — Свекровь вошла на кухню, осматривая сковороду как следователь улики. — А детей ты этим накормила? Или они у бабки — с ума сходят от живота потом?

Наталья поставила стакан в раковину. Хотела ответить, что дети ели отдельно, а это было для неё и Игоря. Но, опять же, зачем? Это всё равно не будет принято. Даже если докажет — будет сказано: «Ну не знаю. У них опять живот болел — вот и думай теперь, отчего».

С Игорем они познакомились пять лет назад. Жили тогда оба в соседних районах, Наталья снимала комнату, он — однушку. Быстро всё закрутилось: она ждала ребёнка, он сказал: «Женимся. Возьмём ипотеку. Будет наш дом». На тот момент это казалось чудом.

С Игорем Наталья впервые почувствовала себя в безопасности.

Поначалу свекровь была на редкость благожелательной. Приносила фрукты, пекла шарлотки, смотрела внука часами. Наталья даже подружкам говорила: «Мне повезло со свекровью. Она тактичная».

Прошло всего полтора года — и тактичность растаяла. Сначала это было мелочами: криво сложенные полотенца, «слишком яркие» игрушки у сына, не той марки стиральный порошок. Потом начались разговоры «о деньгах, которые ты, Наташа, могла бы тратить разумнее», и «Игорь у меня всегда был экономный, не понимаю, куда он дел деньги».

— Ты знаешь, я, наверное, эту вашу ипотеку оплачивала морально. Нервы — они тоже деньги стоят, — бросала она мимоходом.

Наталья не знала, что с этим делать. Игорь на её жалобы пожимал плечами:

— Мамой она у меня всегда была… ну, такой. Ты не принимай близко. Я-то привык. Она не со зла.

Но привыкнуть Наталья не могла. Как можно привыкнуть к тому, что твои кастрюли переставляют без спроса? Что твоему ребёнку покупают костюмы «по сезону», без учёта твоего мнения? Что твои носки лежат в чужом комоде — потому что «так правильнее»? А когда ты возвращаешь вещи на место, на тебя смотрят, будто ты безмозглая?

— Я тут всё равно как у себя дома. Так спокойнее, когда порядок. А ты… ну ты же работаешь, тебе не до быта. Вот я и…

Вот я и… — всегда одно и то же.

А Игорь всё чаще задерживался. То на работе, то к другу заезжал, то «ещё часик поработаю в кафе — там wifi быстрее». Наталья молча ела ужины на двоих, иногда выносила третью тарелку — Ирина Аркадьевна не любила, когда еду ставили на стол, а не подавали в руки. «Я же тебе не в ресторане официантка», — подумала Наталья однажды и тут же испугалась собственной злости.

Она не хотела ненавидеть. Она хотела быть понятой.

Но когда вечером, положив ребёнка, она зашла в спальню, чтобы переодеться, и увидела на комоде свои бумаги — ипотечные документы, банковские справки, чек за садик — с вклеенными туда закладками от свекрови, Наталья впервые подумала: «А ведь я живу с чужим контролёром, а не с семьёй».

— А ты чего злишься? Я просто посмотрела. Мне Игорь сказал, что ты платишь сама. Мне даже интересно стало, как это у тебя выходит. Всё на тебе, а квартира оформлена на него.

Наталья не ответила. Лишь молча собрала бумаги и ушла в кухню. Там, за закрытой дверью, она села на табуретку и долго смотрела в одну точку.

Потом написала подруге:

«Ты ведь говорила, что у вас мама мужа жила полгода. Как ты выжила?»

Подруга ответила через минуту:

«Я не выжила. Мы разошлись. Она ему всю дорогу твердила: «Смотри, кого ты в дом притащил». Он выбрал маму.

Уходи, если чувствуешь, что начинаешь исчезать.»

Наталья не ответила.

Пока.

Через два дня Наталья случайно подслушала разговор Игоря и его матери. Она просто шла за полотенцем, не зная, что они оба на кухне, и услышала:

— …ну и что, что Наташа платит. Я тоже вкладывалась — у меня сбережения ушли на первый взнос, а квартира-то всё равно на тебя. Так что пусть не ведёт себя как хозяйка. Люди и без жилья живут. А ей ещё повезло — при деле, ребёнок, муж…

— Ма, не начинай, — устало оборвал Игорь. — Ты ж сама говорила, не хочешь вмешиваться.

— Я и не вмешиваюсь. Я просто напоминаю, кто здесь кто. Это ты ей скажи: квартира — твоя. Пусть будет поскромнее. А то кроссовки за восемь тысяч, духи — как у артисток. Ты думаешь, это нормально?

Наталья тихо отошла и спряталась в ванной. Села на край ванны, взяла телефон и, не зная, что искать, вбила в поиск: «Как защитить личные границы в семье».

Она прочитала несколько статей, но не нашла ничего нового: «говорите прямо», «обозначьте рамки», «не позволяйте собой манипулировать». Это всё хорошо в теории. Но как это сделать, когда у тебя перед глазами — лицо твоего мужа, который не выдерживает и пяти минут разговора о серьёзном?

Вечером, собравшись с духом, Наталья заговорила.

— Игорь, нам надо подумать, как… ну, как жить дальше. Я не могу быть тут арендатором.

— Ты о чём?

— О твоей маме. Она… она лезет во всё. И я больше не справляюсь.

Он замолчал. Потом начал тереть лоб, как делал это всегда, когда не знал, что ответить.

— Она пожилая. У неё никого нет, кроме нас. Ей тяжело…

— Мне тоже. Я чувствую себя гостьей. Я не могу дома переодеться, не подумав, увидит она меня или нет. Я убираю, стираю, готовлю, а она делает вид, что я тут временно. Всё моё — ей неудобно.

— Да не всё так страшно… — выдохнул Игорь. — Она просто по-своему любит порядок.

Наталья хотела сказать: «Она просто по-своему ненавидит меня», но промолчала. Это была бы слишком страшная фраза, даже если в ней вся правда.

Появилась идея — уехать на выходные. Без свекрови. Просто выдохнуть. Наталья предложила съездить с сыном в подмосковный парк-отель. Игорь сразу согласился.

— Слушай, классно. Воздух, озеро… Мам, ты с нами?

— Нет, вы езжайте. Я тут лучше полежу, суставы что-то… — буркнула Ирина Аркадьевна. — А ребёнка оставьте. Я присмотрю. А вы с женой отдохнёте.

— Нет, мам. Мы втроём.

— Ну как хотите. — В голосе прозвучала обида. Наталья заметила, как свекровь прикусила губу, а потом театрально вздохнула. — Только если что, я одна здесь… никого.

Парк-отель был скромный, но уютный. Наталья впервые за долгое время смеялась, ела в кафе, не торопясь, гуляла по лесу и не оглядывалась. Она чувствовала, как выныривает из тумана.

«Вот она, я», — подумала Наталья. — «Я, которая шучу, дышу и не проверяю, чистая ли раковина и не скажет ли кто-нибудь, что я плохо её вымыла».

Но уже на следующий день свекровь позвонила.

— Игорь, ты знаешь, я тут… давление. Сильно. Я скорую не стала вызывать, но ты бы хоть заехал. А то что-то страшно стало.

Он уехал.

— Я быстро, Наташ. Ты пока с сыном побудь.

Вернулся только ночью. Наталья не спрашивала — сама всё поняла по его молчанию.

После этих выходных Ирина Аркадьевна усилила нажим.

— Ты когда уезжаешь, хотя бы квартиру прибирай, а не кидай всё как попало.

— К ребёнку твоему — ноль внимания. Всё работа, работа. Я вон в его возрасте уже читать умела. А он у вас что? Только мультики.

Игорь пропадал всё чаще. А Наталья, словно по инерции, варила супы, водила сына на занятия, платила взносы по ипотеке. Подсознательно она вырабатывала план. Не месть — просто попытку выбраться.

Однажды вечером она зашла в соседнюю комнату, где обычно сидела свекровь, и спокойно сказала:

— Ирина Аркадьевна, я подумываю об аренде. Может, нам с сыном пожить отдельно?

Женщина сняла очки, положила вязание. Смотрела холодно.

— Это ты к чему?

— Я просто не могу так больше. Постоянное напряжение. Мне нужна дистанция. Вам — тоже.

— Это ты решила, что мне нужна дистанция? — усмехнулась свекровь. — А ты уверена, что сможешь одна? В твоём-то положении?

— А в каком я положении?

Ирина Аркадьевна встала.

— В неустойчивом. Ты ведь даже не хозяйка в этой квартире. В любой момент — и чемодан на выход.

Наталья долго смотрела на неё.

— А если мы с Игорем решим, что переедем?

— Ну-ну. Посмотрим, что он скажет, когда узнает, кто ему всё это время помогал.

В ту ночь Наталья не спала. Листала объявления об аренде. Считала, прикидывала. Зарплата позволяла. Только не было уверенности, что Игорь уйдёт с ней.

Он будто завис между двумя мирами. Между женой и матерью. Между взрослением и зависимостью.

Через неделю после их разговора у Натальи был тяжёлый день на работе. На обратном пути она заехала в магазин, набрала продуктов, купила торт.

«Попробую наладить», — подумала. — «Может, посидим втроём. Без ссор».

В прихожей стояли новые туфли. Дорогие, лаковые, не Наташины.

— Мама купила, — сказал Игорь. — Давно хотела. Ну, она же почти не тратится, помогла нам как могла, пусть порадуется.

На кухне свекровь разливала чай. На Наталью даже не посмотрела.

— Я ему сказала: тебе хорошо, Наташа платит, а ты хоть маму побалуй иногда.

Наталья поставила пакет с продуктами. Сын обнял её за талию.

— Мам, купи виноград? Как в прошлый раз.

— Купила, — улыбнулась Наталья. — В холодильнике. Только вымой.

Мальчик убежал. Наталья выдохнула. Свекровь осталась на месте, только чуть повернула голову:

— Уж раз ты такая вся успешная — могла бы и на себя квартиру оформить. А то выходит, ни жилья, ни мужа, ни уверенности.

Она прошипела это с такой ехидной усмешкой, что у Натальи заныло в груди.

Но она снова промолчала.

Пока.

Весна вошла в город без предупреждения: внезапно, пыльно, с резким солнцем. Наталья почувствовала, как тяжело дышать в этой квартире — не от духоты, от густоты напряжения.

Каждое утро стало напоминать сцену из пьесы, которую давно выучили наизусть.

— Ты опять опоздаешь, если не выйдешь через пять минут, — с порога бросала Ирина Аркадьевна.

— Я знаю, — спокойно отвечала Наталья, натягивая на сына куртку.

— И шапку ему другую надень. Эта смешная. Он как… как гастарбайтер какой-то.

Наталья крепче завязала шапку и наклонилась к сыну:

— Ты у меня красавец. Пошли, солнышко.

Ребёнок привычно не реагировал на бабушкины комментарии — за зиму выработал иммунитет. Он просто шел рядом, цепляясь за руку матери.

В марте Наталья взяла премию — неожиданно, но вовремя. Деньги решила отложить: пусть будет запас, как в домике на случай бури. В тот же день пошла в банк — уточнила, что можно сделать с ипотекой, если оформить договор займа или передать часть выплат третьему лицу. Официально — всё шло на Игоря. Неофициально — на ней был весь груз.

Менеджер банка смотрел участливо, но без сочувствия.

— Вам нужен нотариус. И муж, готовый подписать соглашение.

Муж.

Игорь, который за последние недели стал будто тенью. Домой приходил всё позже. Часто «уставал» говорить. Наталья не упрекала — усталость у всех разная. Но однажды, зайдя в ванную, она увидела в корзине для белья носки, которые не стирала. Женские. Не её.

Она не устроила сцену. Просто выкинула их. И в ту же ночь написала план на неделю:

Проконсультироваться у юриста.
Найти жильё поближе к саду и школе.
Забрать оригиналы всех документов.
Готовить ребёнка к переезду.
Сказать Игорю.

Сказать оказалось самым трудным. Он сидел на диване, рассеянно щёлкая пультом. Наталья выключила телевизор.

— Нам надо поговорить.

Он молча посмотрел.

— Я ухожу. Не ссориться. Не упрекать. Просто ухожу. С сыном. Это больше не мой дом. Я устала чувствовать себя лишней в собственной жизни.

Игорь шумно выдохнул.

— Это всё мама, да?

— Это не «всё мама». Это ты, Игорь. Ты, который не заметил, как я исчезаю.

Он молчал. Потом встал и ушёл на кухню. Вечером он спросил, может ли остаться сын на ночь. Наталья позволила. Ей нужно было собрать чемодан.

Переезд занял два дня. Квартиру нашли быстро — небольшая, но светлая, с окнами во двор, где шумели каштаны. Наталья собрала только своё и сына. Книги, игрушки, постельное бельё. Одежду. Документы. Остальное — оставила.

Когда на третий день Игорь позвонил, голос его был хриплым:

— Ты серьёзно?

— Да. Я серьёзно.

— А сын? Он же маленький, он привязан…

— Привязан ко мне. Ко мне, Игорь. Не к тёте, не к дивану, не к кастрюле с борщом. Ко мне.

Он снова молчал. Потом бросил:

— Я просто не думал, что ты на такое способна.

Она улыбнулась:

— Вот и я не думала.

Прошёл месяц. Игорь виделся с сыном — по выходным. Иногда сам, иногда с матерью. Но сам не звонил. Не писал. Не спрашивал, как Наталья. Видимо, всё устраивало.

Наталья снова начала спать. Глубоко, без страха, что ночью кто-то войдёт в комнату и переставит вещи на «правильные» места.

Однажды она пошла к Игорю — забрать оставшийся велосипед. Он открыл дверь быстро, будто ждал. В квартире пахло поджаренным луком. В комнате играл телевизор.

— Велосипед в кладовке, — буркнул он. — Мама принесла ему новые наколенники.

— Спасибо. — Наталья прошла внутрь. Всё осталось на своих местах — даже баночки с пряностями стояли по алфавиту.

На пороге кухни стояла Ирина Аркадьевна. В белом халате, с привычной полуулыбкой.

— Ну вот, приехала хозяйка. Велосипед забрать? А я думала — вернуться. Ага.

Наталья не ответила. Пошла к кладовке.

Свекровь не выдержала.

— Ты, конечно, думай, что хочешь. Но Игорь — взрослый мужик. Он сам решает. А квартиру мы на него оформили. Так что…

Она сделала паузу и вдруг ехидно прошипела:

— Поэтому сиди и помалкивай.

Наталья смотрела на неё с удивлением. Не с обидой — с каким-то новым, холодным спокойствием. Впервые за много месяцев она не чувствовала боли.

— Спасибо, что напомнили, — кивнула Наталья. — Уж как-нибудь посижу. Но не рядом с вами.

Она взяла велосипед и ушла.