«Сыночек, разувайся. Это твоя невестка, Таня,» – бросила свекровь, буквально затаскивая в нашу жизнь ребёнка, о существовании которого я даже не подозревала.
Сыночек? СЫНОЧЕК?! Оказывается, у мужа есть десятилетний брат, о котором он «забыл» упомянуть. И теперь этот ребёнок живёт в нашей спальне, потому что Людмиле Сергеевне нужен «отдых для сердца». Заявилась к ней домой – а там фуршет, свекровь при полном параде, и ни следа «скачущего давления»Никаких проблем со здоровьем, просто хочет жить в своё удовольствие без «обузы».
Теперь ищем отца, сбежавшего пять лет назад. А мальчишка смотрит исподлобья – очередной взрослый, который не знает, что с ним делать.
Утром телефон казался неподъемно тяжелым в моей руке. Первые гудки отдавались в висках, на пятом я услышала хриплое «Алло?» и сбросила, ощутив внезапную слабость. Слова застряли в горле — что скажешь человеку, который пять лет назад выбросил сына из своей жизни?
К Сергею мы поехали втроем. Артём молчал всю дорогу, только пальцы его беспокойно теребили край куртки. Новый жилой комплекс с яркой детской площадкой вызвал у мальчика больше эмоций, чем наш разговор о встрече с отцом — его глаза на мгновение вспыхнули и тут же погасли.
В тесной кабине лифта Максим нервно поправлял воротник, а мальчик отодвинулся в угол, словно пытался стать невидимым. Каждый этаж приближал нас к человеку, который должен был стать для Артёма целым миром, но выбрал собственную свободу.
Серёжа, невысокий лысеющий мужчина, жил в соседнем районе. Он явно не обрадовался нашему визиту.
— Люда что, совсем с катушек съехала? — Сергей нервно забарабанил пальцами по столу. — Нет, ну я всякое от неё ожидал, но чтоб вот так… Сначала вам подкинуть, теперь ко мне заявиться?
Его маленькая квартира в спальном районе выглядела холостяцкой берлогой — минимум мебели, спортивные снаряды в углу, на стенах постеры с автомобилями.
— Вы же пять лет его воспитывали, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — У вас наверняка была какая-то связь с мальчиком.
— Связь? — Сергей невесело рассмеялся, потирая шею. — Да Людка никому не давала к нему даже приблизиться! «Не так держишь, не тому учишь, не теми словами разговариваешь!» Я игрушку ему покупаю — она выкидывает: «Не подходит по возрасту». Гулять веду — звонит каждые пять минут: «Где вы? Почему так долго? Почему не отвечаешь?»
Максим сидел молча, рассматривая свои руки. Это всё явно было ему знакомо.
— Она всегда контролировала всё, — продолжал Сергей, наливая себе минералки. — Не подпускала никого к мальчику, а потом жаловалась, что никто не помогает. Я пять лет этот театр терпел. Пять! — Он грохнул стаканом о стол. — Знаете, как это — каждый день слышать, что ты ни на что не годишься? Что без неё мальчик давно бы пропал? Что мужик из меня никудышный?
— Но он ведь ваш сын, — я не сдавалась. — Родной.
Сергей взглянул на меня как-то странно.
— Формально — да. По бумагам. Но Людка с первого дня дала понять: она решает всё. Я — так, приложение. «Принеси, подай, уйди». Полноценным отцом она мне быть не позволила. Когда я уходил, думал — одумается, позвонит, попросит помочь. Хоть иногда видеться с пацаном. А она… — он махнул рукой.
— Что? — Максим наконец-то подал голос.
— Запретила приближаться к ним, — глухо ответил Сергей. — Сказала — появишься рядом, заявление напишу. Тогда я ещё работу поменял, денег мало было. Испугался, что алименты не потяну… В общем, струсил.
— И даже не пытались с ним связаться? — я не могла поверить. — За пять лет?
— Пару раз приходил к школе, — Сергей потер лицо руками. — Людка узнала, такой скандал закатила — директора на уши поставила. Сказала, я опасный тип, чуть в полицию не заявила.
— И что теперь? — я смотрела на них обоих. — Ребенок между вами как мячик? Никому не нужен?
— Я не говорил, что он не нужен, — огрызнулся Сергей. — Но что я могу? У меня съемная однушка, работа с утра до вечера. Девушка появилась недавно… Какая тут жизнь для пацана?
Максим вздохнул:
— Значит, Артём пока остаётся с нами.
— Я могу помогать, — быстро предложил Сергей. — Деньгами, там… Или забирать на выходные иногда. Если Людка разрешит, конечно.
— Она точно не разрешит, — мрачно заметил Максим.
После встречи с Сергеем я не могла уснуть всю ночь. Крутилась с боку на бок, думая о мальчишке, который стал разменной монетой между взрослыми.
— О чем думаешь? — сонно спросил Максим под утро.
— О том, что мы все эгоисты, — я села на кровати, прижав колени к груди. — Твоя мать хочет избавиться от ребенка, Сергей боится ответственности, ты не хочешь ссориться с матерью, а я… я просто хочу спокойной жизни, которую планировала.
— И что делать? — Максим потер глаза, в его голосе звучала растерянность и что-то еще. Вина? Страх?
— Нам нужно подумать о том, чего хочет сам Артём.
На следующий день я взяла отгул и отвезла мальчика в парк. Купила мороженое, долго молчала, не зная, как начать разговор.
— Мама теперь меня совсем не хочет, да? — вдруг спросил Артём, ковыряя палочкой своё эскимо.
— Что? — я опешила от неожиданного вопроса.
— Она на меня всё время ругается, — он шмыгнул носом. — Говорит, я шумный и от меня голова болит.
— Это неправда, — я осторожно коснулась его плеча, чувствуя, как сжимается сердце. — Просто… взрослые иногда не понимают, как разговаривать с детьми.
— Я вам тоже мешаю? — он пнул камешек, и тот отскочил в сторону. Глаза у мальчика покраснели.
— Нет, конечно нет, — я присела перед ним. — Почему ты так думаешь?
— Вы тоже шепчетесь всё время, — он упрямо глядел в сторону. — И спорите из-за меня. Я слышал.
Я растерялась. Врать было бессмысленно — дети всегда чувствуют фальшь.
— Мы не из-за тебя спорим, — я попыталась объяснить. — Мы просто не знали, что ты приедешь к нам жить, и теперь пытаемся всё устроить.
Он фыркнул, но краем глаза посмотрел на меня с любопытством.
— Всё равно я вам мешаю.
— Нет, Артём, — я заглянула ему в глаза. — Ты нам совсем не мешаешь. Это взрослые всё запутали, понимаешь?
— А что теперь? — он шмыгнул носом, размазывая мороженое по руке.
— А чего бы ты хотел?
Он задумался, прикусив губу:
— Не знаю. К маме не хочу. Она всё время кричит.
Сердце у меня сжалось. Господи, ему всего ДЕСЯТЬ. Какой ребёнок должен такое говорить!
— А что тебе нравится делать? — спросила я, пытаясь перевести разговор. — Ну, кроме играть в телефоне.
— Футбол! — впервые в его глазах появился настоящий интерес. — Я в школе в команде был! Мы даже выиграли один раз! — он широко улыбнулся, но тут же погрустнел. — Только мама говорит, это ерунда. И я всё время грязный прихожу.
Весь вечер мы с Максимом проговорили. Долго, мучительно, взвешивая все за и против.
— Я не могу просто вышвырнуть брата, — Максим ходил по комнате, запустив руки в волосы.
— Никто не говорит о том, чтобы его вышвырнуть! — я повысила голос. — Речь о том, чтобы взять на себя ответственность за него. По-настоящему. Не на словах.
— Но мы даже не готовились… У нас планы были другие…
— Жизнь вообще штука непредсказуемая, — я передразнила свекровь. — Твоя мать это любит повторять. Теперь наша очередь принять неожиданный поворот судьбы.
— А ты? — он остановился и посмотрел на меня. — Ты готова? Вот так просто стать… кем-то вроде мамы?
Вопрос ударил под дых. Я молчала, переваривая его. Готова ли я? Нет, конечно нет! Мне 32. У меня карьера, мечты, планы. Я хотела путешествовать с мужем, накопить денег на дом, может быть, завести ребенка через пару лет. Я НЕ готова стать матерью для десятилетнего мальчика.
Но…
— Нет, — честно призналась я. — Не готова. И никогда не буду на сто процентов готова. Но кто вообще бывает готов к таким поворотам? — Я подошла к мужу и взяла его за руки. — Максим, у него больше никого нет. Твоя мать отказалась от него, а Сергей… ты сам видел.
На следующий день мы отправились к Людмиле Сергеевне. Она открыла дверь в новом халате, волосы уложены, ногти свежеокрашенные. Никаких следов давления и проблем с сердцем.
— Явились? — она скрестила руки на груди. — Ну и как вам? Весело с ребенком? Теперь понимаете, каково было мне?
— Мама, — Максим был на удивление спокоен. — Мы пришли поговорить. Серьезно.
— Сейчас будете уговаривать забрать его обратно? — она усмехнулась. — А не рановато сдались?
— Наоборот, — я встретилась с ней взглядом. — Мы хотим обсудить, как оформить временную опеку над Артёмом. Официально.
Людмила Сергеевна застыла с открытым ртом. Этого она точно не ожидала.
— Что… что вы имеете в виду? — она нахмурилась.
— Артём будет жить с нами, — твердо сказал Максим. — Но нам нужно твое согласие. Чтобы всё было по закону.
— Зачем вам это? — свекровь подозрительно прищурилась.
— Чтобы водить его к врачу, если понадобится, — я старалась говорить спокойно. — Чтобы решать вопросы в школе. Чтобы он чувствовал стабильность.
— А если я не соглашусь? — она вскинула подбородок.
— Тогда заберешь его и будешь воспитывать сама, — отрезал Максим.
На секунду в глазах Людмилы Сергеевны мелькнул страх.
— Вы… вы не можете так со мной!
— Можем, — я шагнула вперед. — Нельзя просто сбросить ребенка на чужих людей и умыть руки. Либо вы мать, и тогда берете на себя ответственность, либо… — я сделала паузу, — либо позволяете нам это сделать. Официально.
К моему удивлению, свекровь не стала орать и размахивать руками. Она осела на диван и вдруг разрыдалась. Настоящими, горькими слезами, без театральности.
— Я так устала… — она закрыла лицо руками, но между пальцами не просочилось ни единой слезинки. — Вы не понимаете! Я должна была наслаждаться жизнью! А вместо этого… снова пеленки, садик, школа… В моем возрасте!
Я смотрела на её ухоженные руки с свежим маникюром, на дорогой халат, на рассыпанную косметику — не для умирающего сердца, а для вечно молодой женщины.
— А Артём? — мой голос стал ледяным. — Он что, мусор, который можно выбросить, когда надоест?
— Ты еще молодая! Ты не знаешь, каково это — видеть, как твоя жизнь проходит мимо! — огрызнулась она.
— Зато вы знаете, каково когда мать считает тебя обузой, — я подалась вперед. — Артём все понимает. Каждый ваш взгляд, каждый вздох, который говорит: «Лучше бы тебя не было».
— Давайте решим эту ситуацию как взрослые люди, — я села рядом, не прикасаясь к ней, но достаточно близко, чтобы видеть всю фальшь её беспокойства. — Потому что ребенок — не чемодан, который можно оставить в камере хранения и забыть.
— Вы заберете его совсем? — она шмыгнула носом, глядя на сына покрасневшими глазами.
— Нет, — покачал головой Максим. — Мы оформим временную опеку. Ты останешься его матерью. Сможешь видеться с ним, когда захочешь.
— А что я скажу людям? — она вытерла слезы. — Что отдала сына?
— Скажешь, что он живет с братом, чтобы быть ближе к хорошей школе, — предложила я. — Или к спортивной секции. Придумаем что-нибудь.
За следующие две недели мы прошли через бюрократическую волокиту. Бумаги, справки, комиссии. Временная опека не отменяла родительских прав Людмилы Сергеевны, но давала нам возможность принимать решения от имени Артёма.
Свекровь подписала всё с удивительной готовностью. Она словно скинула тяжелый груз с плеч, и даже помолодела на глазах.
— А материально вы…? — она замялась, когда все формальности были улажены.
— Мы справимся, — отрезал Максим.
— Нет, я имею в виду… могу помогать, — она опустила глаза. — Всё-таки мой сын.
Я поняла, что это её способ загладить вину. И кивнула:
— Конечно. Ему нужна спортивная форма, обувь… Мальчишки быстро растут.
С Артёмом всё оказалось сложнее и проще одновременно. Сложнее — потому что он не доверял взрослым после всего, что пережил. Проще — потому что дети удивительно адаптивны, когда чувствуют искреннюю заботу.
— Я теперь буду тут жить? Совсем-совсем? — спросил он, сидя на кухне и болтая ногами, стуча пятками о ножки стула.
— Да, — кивнул Максим, потрепав его по плечу. — Если хочешь, конечно.
— А мама? — он ковырял вилкой оладьи, не поднимая глаз.
— Мама будет приходить в гости. Она всё равно твоя мама. Просто жить ты будешь здесь, с нами.
Он кивнул и несмело улыбнулся.
Мы записали его в футбольную секцию и в кружок робототехники.
А потом свекровь объявила, что едет в Турцию. С подругами. На две недели.
— Отдыхай, мам, — сказал Максим без иронии. — Тебе нужно.
Когда она вернулась — загорелая, отдохнувшая — то первым делом приехала к нам. С подарками и сувенирами.
— Артёмка! — она протянула руки, но он держался настороженно.
— Привет, — буркнул он, не глядя на неё.
— И всё? Даже не обнимешь маму? — она улыбалась натянуто, слегка приторным голосом. — Я так скучала! Смотри, что я тебе привезла!
Он нехотя подошел и позволил себя обнять, застыв как деревянный. Людмила Сергеевна крепко прижала его к себе, но он почти сразу отстранился.
— Спасибо, — он взял пакет с подарками и отступил на шаг. — Мне на тренировку скоро. Можно я пойду переодеваться?
— Иди, конечно, — вздохнула Людмила Сергеевна, глядя ему вслед. — Совсем отвык от меня.
— Я плохая мать, да? — она вдруг спросила с неожиданной прямотой, и в её глазах блеснули слезы. — Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь?
— Людмила Сергеевна…
— Нет, скажи, — она упрямо вскинула подбородок. — Думаешь, я не понимаю, что натворила? Выкинула его, как… как ненужную вещь?
— Никто так не думает, — мягко сказала я, хотя именно так я и думала всего пару недель назад. — Вы просто… не справились.
— Не справилась, — эхом отозвалась она, и плечи её поникли. — Не справилась. Как и его отец.
Людмила Сергеевна вдруг разрыдалась — громко, некрасиво, размазывая тушь по лицу:
— Меня никто не спрашивал, хочу ли я этого! — вскрикнула она, и маска светской дамы слетела, обнажив отчаяние. — Сорок пять лет, и снова эти бесконечные дни — школа, врачи, простуды, истерики… Моя жизнь просто остановилась! Задыхаюсь от одиночества, от ответственности, от невозможности просто пожить для себя!
Однако благостная идиллия длилась недолго. После этой сце характер Людмилы Сергеевны снова дал о себе знать. Она начала звонить с новыми претензиями.
— Я подумала и решила, что вы должны мне выплачивать компенсацию, — заявила она однажды Максиму. — Всё-таки я десять лет я его растила одна, теперь имею право на отдых.
— Мам, но ты же сама предлагала помогать деньгами, — удивился Максим.
— То было тогда, а сейчас я передумала, — отрезала она. — И вообще, я потратила на него десять лет жизни! Квартиру могла бы купить на эти деньги!
Максим только покачал головой. Очевидно, отдохнув и осознав, что мы справляемся с Артёмом, свекровь почувствовала себя обделённой. Её логика была проста: раз мы получили ребёнка, должны заплатить и ей.
Она вручила Максиму листок, исписанный мелким почерком – десять лет жизни, оцененные статьями расходов. Школа, кружки, одежда, еда… Внизу жирно подчеркнутая итоговая сумма с пометкой «к возмещению». Муж молча сложил бумажку вчетверо и убрал в карман. Ни слова не сказал, но больше мы не обсуждали этот «счёт за материнство.»
При этом видеться с Артёмом она почти перестала. Отменяла встречи в последний момент, ссылалась то на нездоровье, то на внезапные планы. Когда Максим напрямую спросил, почему она избегает сына, свекровь раздражённо бросила:
— Он меня почти не узнаёт! Вы его настроили против меня!
Проще было найти виноватых, чем признать, что она сама отстранилась от ребёнка. Видимо, в её представлении, требование денег компенсировало отсутствие настоящего участия в жизни сына.
А мы с Максимом… мы просто жили. День за днем. Проверяли уроки, водили Артёма на тренировки, учились быть семьей. Было сложно. Очень сложно.
Никто из нас не хотел, чтобы всё сложилось именно так. Не мечтал, не планировал, не стремился к этому. Но иногда жизнь решает за нас. И лучшее, что мы можем сделать — это просто остаться людьми. В любой ситуации.
Рожать нельзя бросить – где поставить запятую? Женщина, оценившая десять лет материнства в рублях и скинувшая сына на других, теперь наслаждается жизнью «для себя».
Вечеринки и новые знакомства вместо родительской любви – сделка, в которой проиграл тот, кто ни о чём не просил.
Мы же не договаривались, что вы приедете жить, — Лена с трудом сдерживалась