— В город ей надо ехать, — переговаривались друг с другом соседи. – Выучится на парикмахера какого или ноготочки будет делать – как раз ее профиль получится.
А здесь она ни призвания, ни мужа себе не найдет. Кому же такая лентяйка понадобится?
— Рита, Ритк! – стоило вечерком выйти на улицу и начать поливать огурцы водой из нагревшейся за день бочки, как с соседнего участка раздался призыв.
Ну, полив-то подождет – нечасто баба Женя соседей дергала, да еще и вот так, от огорода отвлекая.
В деревне огород – это святое, и если тебя, когда на нем работаешь, выдернули – значит, ситуация совсем швах.
Поэтому женщина поспешила вытереть руки насухо о цветастый халат и, прихватив на всякий случай мобильник с веранды, выйти за ворота.
Несколько шагов вдоль выкошенного газона – и вот она, соседская калитка.
Как всегда незапертая на засов, потому что кто вообще в деревне калитки и двери запирает до ночи?
— Ну здравствуйте, баб Жень. О, Лерка, и ты тут?
— Здрасти, — двенадцатилетняя девочка шмыгнула носом, на мгновение убирая руку от лица и показывая внушительный си.няк на щеке.
— Это кто тебя так, девчуль? – тут же зацепилась взглядом за эту деталь Рита.
— Мама, — зло произнесла девочка.
— Ритка, я тебя поэтому и позвала. Ты же работала двадцать лет в этой системе, неужели и правда нельзя ничего сделать?
Как же с таким чудо.вищем девочку оставлять, если она сегодня ее у.дарить осмелилась? Что завтра – вообще у.бь.ет?!
Ну ладно кричала, ладно ругалась, телефон отобрать за проказы – вообще святое дело, Лерка только благодаря этому и читать-то нормально умеет…
— Телефон у меня ты забираешь. И за дело, — всхлипнула девчонка. – Зря ты ее позвала – ничем она не поможет.
Рита покачала головой.
— Вот сейчас-то как раз я помогу. Но сразу надо прояснить один момент.
Лера заинтересованно подняла голову. Рита вздохнула и принялась объяснять все тонкости работы службы опеки и попечительства.
По пути не прекращая удивляться тому, какие порой фортели выкидывает судьба.
Дочка бабы Жени, Вероника, была, казалось, абсолютно нормальной девочкой. В этой деревне и росла, у всех на виду.
Разве что слишком аккуратная да до красивых вещей охочая, но так как была она девчонкой – на это смотрели все, как на вариант нормы.
Если бы парень наряжался да все модные журналы пересматривал – тут бы да, конечно, не стерпели окружающие, поучили бы «стилягу» уму-разуму.
А девочка что? Для девочек эти журналы и выпускают. И кучу вещей красивых. И косметику.
Одна неприятность – при всей своей красоте и чувстве стиля Ника была ленивой и какой-то совсем не деревенской.
— В город ей надо ехать, — переговаривались друг с другом соседи. – Выучится на парикмахера какого или ноготочки будет делать – как раз ее профиль получится.
А здесь она ни призвания, ни мужа себе не найдет. Кому же такая лентяйка понадобится?
Спать с ней может еще весело будет, а вот жениться-то на таких никто особо не хочет.
То ли доходили эти слова до Вероники и ее матери, то ли и сами они что-то да понимали в этой жизни – но все так и случилось.
Уехала Ника, выучилась в техникуме и устроилась работать в салон красоты. А там и замуж вышла – понравилась будущему супругу красивой картинкой, он и забрал ее замуж в двадцать два года.
Почти сразу родилась у них Лерочка, в которой, как могло показаться со стороны, мать души не чаяла.
Кто же будет ребенку маленькому брендовые вещи за десятки тысяч рублей покупать? Только очень любящая и очень небедная мамаша.
И, казалось бы, все это – признак очень большой любви, вот только была и обратная сторона медали.
Вероника сама была в детстве такой, что только наряды на нее и надевай. Выйдет за ворота в новом платьице и дефилирует себе по деревне, собирая умиляющиеся взгляды односельчан.
Все-таки девочка была и правда хорошенькая, а бабу Женю талантами швеи господь не обделял.
И раз уж дочке так нравились красивые наряды – старалась она в меру сил и возможностей ее обеспечивать.
Потом, уже годам к тринадцати, Вероника начала у матери требовать брендов, а от «самодельных» вещей кривить нос, а вот в детстве ей все, мамой сделанное, очень нравилось.
Нравилось гулять в новых вещах, нравилось улыбаться людям. Нравилось, когда ее называли красивой.
Маленькую Леру же через минуту после выпуска на улицу можно было снять с дерева, вытащить из песочницы или оттащить от слюнявой и очень мохнатой соседской собаки в крайне неприглядном виде.
Оборки, кружева и светлый цвет вещей абсолютно не подходили для прогулок этой девочки, но мать упорно считала, что это не она должна пересмотреть гардероб дочери, а Лера внезапно сообразить – и перековаться из непоседы в пай-девочку.
В школе, куда отправили Леру в шесть лет, ситуация усугубилась. Потому что это в три года у ребенка еще нет своих запросов, а вот чем взрослей он становится, тем ярче проявляется характер.
И Лера принялась в открытую заявлять матери, что вот эти вот тряпки ей неинтересны и лучше бы ей хороший компьютер, платный кружок, поход с ночевкой и прочие радости, которые по нраву были более активным детям, чем тот идеал, под который дочку пыталась «причесать» Вероника.
Та голоса здравого смысла не слышала. Все ухудшилось, когда в возрасте восьми Лериных лет из семьи ушел отец.
Вроде встретил какую, помоложе да покрасивей. Жене, правда, оставил и квартиру, и раскрученный салон красоты, который сам же и запускал с нуля, и денег давал на Лерку столько, сколько жена запрашивала.
А вот видеться с дочкой и интересоваться ее судьбой даже не думал. Впрочем, он и в браке сильно-то к ней не подходил.
Воспринимал ребенка больше как питомца, которого «для души» завела себе жена. Впрочем, та тоже Леру за человека явно не считала, судя по ее поступкам.
Единственной отдушиной для маленькой Леры стала баба Женя. Вот уж в деревне можно было оторваться на полную.
Переодеться из «брендов» в водолазку и джинсы из секонда, которые можно хоть порвать, хоть прожечь, хоть пятен наставить – никто и слова не скажет.
Сходить с бабушкой в лес по ягоды, а с соседом дядей Колей и его сыном Ромкой – на рыбалку, где Леру уже научили пользоваться удочкой.
Нажарить на костре картошки и съесть ее на месте с солью иногда морщась от того, как хрустит попадающая на зубы зола.
Эту самую золу вытереть об собственные штаны и долго-долго валяться на траве, глядя в россыпь звезд на небе.
Каждые выходные сбегала Лера от матери к бабушке за город. И каждые выходные жаловалась, как плохо ей приходится дома.
Бабушка все понимала. Не обесценивала переживания девочки и не говорила ей типичные фразы «вот в Африке вообще дети голодают, а тебе надо радоваться, что сыта, одета-обута и мать непьющая».
Даже разговаривала с соседкой Ритой пару раз о том, что можно сделать. Да только Рита, узнав всю историю, лишь вздохнула и категорично заявила:
— Без шансов. Если она на дочь матом не орет и не бь.ет ее – никто и пальцем о палец не шевельнет.
Семья же благополучная, с деньгами, девочка в дорогих вещах, холодильник от еды ломится, а то, что ей компьютер не купили такой, как она хочет и не отдали туда, куда она хочет – так это родители у нас решают, что ребенку нужней. Их право.
И вот сейчас Лерка сидит, прижимая ладонь к щеке и смотрит на Риту с такой надеждой в глазах, что аж неудобно становится.
Да, Рита знает, что «моральное нас или е» порой даже хуже физического, да только бороться с ним возможностей нет и не будет очень долго.
Вот если дошло до физического воздействия – тут уже можно ситуацию разрулить. Но зависеть все во многом будет от маленькой Леры.
— Знаешь, Лера, можно добиться, чтобы мама тебя бабушке отдала. Вот только… Знаешь, сколько во времена моей работы дел не закрывалось, потому что дети пугались и от своих показаний отказывались?
Или даже на судах против их родителей, когда слово давали, начинали плакать и кричать, что любят маму с папой и хотят к ним вернуться?
Родители им нальют в уши, мол, последний раз у.дарили, больше не будет ничего подобного, все изменится.
Или пригрозят, что если ребенок от них уйдет – руки на себя наложат – и остаемся мы у разбитого корыта.
— Я не такая, — покачала головой Лера.
— Ну раз не такая – смотрите, что вам теперь нужно сделать.
И началась бюрократическая волокита. Снятие побоев, разговор со психологом в полиции.
Рита сразу посоветовала Лерке не врать и на мать почем зря не наговаривать, ведь все слова так или иначе проверить можно, да и в показаниях быстро запутаешься, когда сочиняешь.
— Напирай больше на то, что тебя никогда не били. Что тебе страшно, что ты маму боишься и очень-очень не хочешь к ней возвращаться.
Можешь даже, как ее увидишь, расплакаться и прятаться побежать с плачем «не отдавайте меня ей, пожалуйста!» Тут даже у самых черствых гры.мз сердце дрогнет.
Все советы Лерка применила на сто процентов. И так сыграла страх и ужас, что мать аж переклинило и она при представителях опеки попыталась Леру у..дарить, «чтобы концертов не закатывала и мать монстром не выставляла».
Досталось и бабушке словесно за то, что «переманивает к себе дочь». Да только против фактов уже было не попереть, и, вдобавок – маячила впереди огласка, которая плохо бы сказалась на бизнесе Вероники.
Так что в итоге «стороны» разошлись более-менее мирно: мать добровольно подписала согласие на опеку бабушкой, сказав напоследок Лере, чтобы к матери после этого и на порог показываться не смела.
Лера и не собиралась. Ей и с бабушкой хорошо, без всяких там «брендов» и прочего «счастья». Счастье ведь – оно у каждого свое.
Нацелились на пенсию и мамину квартиру