Тушенку уже закатала? Мы минимум банок 10 возьмем, а то в прошлый раз 2 последние только забрали, — гость высказал претензию Галине

Галина привыкла просыпаться раньше будильника. Даже летом, когда жара липнет к шторам и кот Сметана лениво переворачивается на подоконнике, она встает в шесть, включает чайник и сразу смотрит на стол — список дел. На желтых стикерах аккуратные галочки: банки стерилизовать, куртку отнести в ремонт, договориться с сантехником по стояку, пересадить рассаду томатов на даче. Рядом лежит тетрадь, где по дням расписано, сколько банок закатано, сколько порций супа заморожено. Илья посмеивается: «У нас твоя тетрадь как бухгалтерия победы». Но в голосе — уважение. Илья сам из тех, кто не опаздывает, меняет лампочки по первому зову соседей, выручает коллег, когда нужно срочно довести чертеж. Пара скучная, если смотреть со стороны? Да нет — устойчивые.

На лестничной площадке пахнет краской: Илья с Пашкой из ЖЭКа докрасили перила. В субботу они уедут на дачу раскатывать старую теплицу и наваривать новую, по Ильиному проекту: с вентиляцией и шторками от солнца. «Сделаем — и перцы лучше пойдут», — уверенно говорит он, и Галине теплело. В их двушке каждый год что-то прибавлялось: полка у окна, крючок для прихваток, стеллаж, где банки стоят ровным строем, словно взвод, — компоты, салаты, соусы, тушенка из говядины, которую Галина делает по дедовскому рецепту. Ничего лишнего, но все по делу.

Когда утром в дверь позвонили, Галина вздрогнула — рановато же. На пороге стояла Лариса — двоюродная сестра, в светлых кроссовках, с глазами «ой, мне на секунду». За ней — муж Сергей, под мышкой коробка с логотипом какого-то курьерского сервиса, в руке — шлем от электросамоката.

— Галь, ну привет, — Лариса протянула губы и уже шагнула в прихожую. — Мы тут на минутку, на самый чуток. У нас просто ветклиника у вас через двор, мы Хариуса повели прививку доделать, ему страшно одному. Можно пока у вас? И вай-фай от вашего лучше ловит, у меня тариф кончился.

Хариус — их бесконечный кот-британец, нервный и недоверчивый. Сергей улыбнулся широким, будто снятым с рекламного щита, ртом:

— Илья, ты ж электрик, помнишь? У меня дрель на три дырки, и обратно. На стройрынок бежать неохота, я быстро.

Илья, как всегда, не сказал «нет». Он не любил конфликты, да и вроде родня. «Чего тебе, Лариска, жалко что ли?» — так любила говорить тетя Рая, их общая родственница, и голос ее почему-то всплывал в голове всякий раз, когда нужно было отказать. И вот уже кот Хариус шипит под стулом, Сергей скручивает провод на дрели, Лариса в кухне открывает холодильник. Галина рефлекторно прикрывает полку с готовым фаршем и миску с салатом — не потому что жалко, а потому что… потому что так лучше себя чувствовать.

— Ой, — Лариса заглянула в стеллаж с банками, — у вас тут прям банк еды! Слушай, как ты это успеваешь? Я б так не смогла, у меня характер свободный. Ну и работа — ты как белка.

— Работа как работа, — Галина уложила салфетки, сдерживая раздражение. Накормить — несложно. Но каждое «на минутку» регулярно превращалось в час.

Они посидели. Хариус успокоился, Сергей увел дрель. Перед уходом Лариса положила на стол банку с оливками: «Мы потом фрукты завезем, честно». И как-то само собой получилось, что Илья пошел помогать им донести коробку в багажник, а Галина вынесла контейнер с супом. Оставить людей голодными? И как будто все нормально.

Через неделю история повторилась, только без кота. «Мы на ярмарку на Савушкина, — писала Лариса в мессенджере, — заскочим руки помыть и кофе». И вот их двое, уже с подругой Олей, умываются, смеются, в гостиной расположились, над столом кружки, зефир, чипсы. Оля с изумлением глянула на стеллаж:

— Это всё сама? Ого! А у меня на балконе пусто, только гирлянда.

— Она у нас золотые руки, — включилась Лариса. — И характер удобный. Правда же, Галь?

Галина улыбнулась, но внутри где-то щелкнуло. «Удобный» — как мебель? Она же нервничает, когда кто-то трет чужой кружкой о столешницу, когда сахарная ложка падает на пол, когда в ванной оставляют мокрый след из кроссовок. Она не сказала этого вслух. Илья вошел с работы, улыбнулся всем по очереди, снял кепку, вытер руки:

— Доброго. Кто у нас сегодня? Я на кухню, не мешаю.

— Иди-иди, — махнула рукой Лариса, будто хозяйка.

Соседка Вера Павловна, тень в дверях на площадке, поджала губы: «Опять у вас концерт. Молодых-то полно. Ишь, с пакетами». Она не злословила, она констатировала. В её возрасте все лишние движения заметны.

В будни Галина бегала на работу в библиотеку. Коллеги знали: ей можно поручить оформление отчета, контроль выдачи, вечный спор с типографией. Алина, молодой библиотекарь, захватывала разговоры про личные границы, про то, что «вы слишком всех спасаете, Галя Михайловна». Галина кивала и улыбалась. Спасает? Да это же свое, родные люди. Пусть не самые простые, но кому еще помочь, если не им.

Ильин друг Пашка, тот самый из ЖЭКа, глянул на списанную дрель, вернувшуюся через два дня с размокшим патроном:

— И снова твой «на три дырки»? Смотри, у этих гостей «минутка» полжизни займет. Ты им правила какие-нибудь напиши.

— Не могу я вот так, — Илья чесанул затылок. — Скажу — в семье обидятся. Лариса потом Рае пожалуется, начнется концерт «ты муж злой».

Вечером они с Галиной счистили сковороду от подгоревшего сырника (Лариса не уследила), заменили тряпку, выгребли из-под стола семечки. Ничего трагичного. Только уголки Галиных губ не разгибались.

Через месяц так получилось, что у Ларисы «временные трудности»: ее салон маникюра закрылся, а у Сергея «проект в стадии предзапуска». И они наездами — то вещи оставить, то душ принять, потому что «горячую воду отключили», то куртку в кладовке повесить, потому что «у нас шкаф все равно сломан». Мелочи. Но мелочи лежали веером: один пакет у двери, второй на стуле, кепка Сергея на торшере. И каждый раз: «Мы же ненадолго». И каждый раз — без звонка.

Галина пыталась тянуть их за рукав в конструктив:

— Ребят, давайте сделаем так: вы, если планируете прийти, пишите заранее. И посуду сразу моем, хорошо?

— Да, конечно, — Лариса улыбалась, как на рекламном плакате. — Мы взрослая семья, не волнуйся. И вообще, Галь, не будь такой строгой. Мне твоя строгость как хрусталь в горле. Хочется, чтобы легко. Жизнь сложная, понимаешь?

«Понимаю», — думала Галина, и от этого понимания иногда дрожала. Она ночью просыпалась от явного стука — нет, не лезут, просто ветер хлопнул форточкой. Но просыпалась — и проверяла дверь, ночник, кота. Илья обнимал: «Да мы уедем на дачу на неделю, отдохнем, а?»

На даче было проще. Земля, шланг, черная земля у ног, которая пахла летом и детством. Работы — хоть отбавляй. Илья отмерял доски для теплицы, Галина снимала пенку с бульона в коленчатой кастрюле на газовой горелке. В обед Илья сказал:

— Смотри, как хорошо, когда тишина. Даже телефон не ловит. Может быть, поставить калитку на замок?

Галина улыбнулась шутке. Они посидели на ступенях домика, вот тут и было настоящее. Но вечером, когда вернулась связь, в чат «Родня» посыпались сообщения. Тетя Рая писала капслоком: «ЛЮДИ, Я НЕ ПОЙМУ, ПОЧЕМУ У НАС НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ СТАЛИ СКУПИТЬСЯ НА ДОБРОТУ. СЕМЬЯ ДЛЯ ТОГО И НУЖНА, ЧТОБЫ ПОМОГАТЬ». Лариса лайкнула, Сергей прикрепил мем про «неучастливых соседей». Галина положила телефон экраном вниз.

— Опять? — спросил Илья.

— Опять. Как будто мы обязаны.

Он пожал плечами:

— Мы никому ничего не должны, кроме уважения. А уважение — это правило: предупреди и убери за собой. Кажется, им эта формула не подходит.

Галина кивнула. И где-то на границе улыбки и усталости мелькнула новая мысль: «А если перестать быть «удобной»?» Мысль была колючая, как крапива.

Когда они вернулись, соседка Вера Павловна встретила их в лифте:

— Пока вас не было, к вашей двери два раза приходили. Орали: «Откройте, мы к Гале!» Я говорю — нет дома никого. Они мне: «Вы нам не мать». Я вашим цветам воды подлила, не переживайте.

— Спасибо, Вера Павловна, — Галина почувствовала, как всплывает ком в горле. Хорошие люди есть. Но рядом с хорошими — такие, как Лариса, с ее «легкостью». И эти две реальности сходились у Галины на кухне.

Вечером снова «минутка»: Лариса попросила оставить у них в прихожей коляску — «мы берем её на авито, завтра заберем». Коляску потом нашли через три недели, когда нужно было разложить сушилку для полотенец: Лариса «забыла», Сергей «замотался». Илья молча вынес коляску в их кладовку, зная, что Лариса обидится, если поставишь «лишнюю вещь» в подъезде.

Срыв произошел мелкий, но ощутимый: однажды, когда Галина вернулась с работы и увидела, как на их столе без клейонки режут арбуз, сок льется розовыми озерами, а под окном стоят чужие кроссовки из грязи, она резко закрыла окно на балконе. Сметана испуганно ушел под кровать. Лариса удивилась:

— Галь, ты чего?

— У вас дома вы делаете как хотите. У нас дома — как у нас. Возьми, пожалуйста, разделочную доску, и надели второй слой пакета на мусорное ведро.

— Ой, да ладно тебе, — отмахнулась она. — Ты как в лагере: «По расписанию завтрак». Расслабься, Галь.

Галина посуду перемыла по новой и вечером, сидя с Ильей на кухне, впервые сказала: «Мне плохо». Это «плохо» было не про арбуз, не про дрель, не про кота Хариуса. Оно было про то, что их дом перестал быть домом.

Илья спасительно был конкретен:

— Завтра составим правила. И вешаем на холодильник. Любят смеяться — пусть смеются. Мой дом — мои правила.

Галина кивнула и прижала ладони к кружке. Чай стыл, но теплом был разговор. Она вдруг увидела — можно говорить. Она и скажет. Только как, чтобы не разнести хрупкое «родня»?

Она легла поздно, не сразу уснула. Мысли витали: про дачу, про чат «Родня», про соседку Веру Павловну, про Алину из библиотеки, которая говорит «вам бы границы». Утро обещало сюрпризы. И, как это бывает, обещание оно выполнило.

Утро началось с запаха кофе и чужих голосов. Галина, еще в халате, стояла в коридоре и пыталась понять: она забыла закрыть дверь на замок или это Илья рано ушел и не щелкнул защелкой? На кухне стояли Лариса и Сергей. Лариса, с телефоном в руке, болтала с кем-то на громкой связи, Сергей искал что-то в их сушеных специях.

— Галь, привет, — улыбнулась Лариса так, будто это нормально — в семь утра приходить без звонка. — Ты не против, если мы тут посидим до обеда? У нас там ремонтники, они сказали: «выходите, будет пыль». А у тебя тихо, кот классный.

Галина вдохнула, выдохнула. Вчерашний разговор с Ильей звенел в ушах: «Мой дом — мои правила».

— Лариса, вы же знаете… — голос слегка дрогнул, но она выровняла его. — Надо заранее предупреждать. Мы… мы так не договаривались.

Сергей обернулся с ухмылкой:

— Да ты что, Галь? Мы же родня. Какие предупреждения? Мы же свои.

И это «свои» ударило в грудь как ледяная вода. Вчера она ещё думала, что объяснить можно. Сегодня поняла: они не видят в этом даже неловкости.

— Свои — это когда с уважением, — сказала она, удивляясь своей твердости. — А это вторжение. Вы же понимаете?

— Не драматизируй, — фыркнула Лариса, глядя в экран. — У тебя всегда всё через край.

Илья вошёл в этот момент, с сумкой через плечо, и замер в дверях. Он посмотрел на Галину, потом на Сергея, и тихо, без эмоций сказал:

— Лариса, Сергей. Уходите, пожалуйста. Нам нужно поговорить дома без гостей.

Сергей усмехнулся:

— Слышь, братан, да мы ж тихо. Чего ты завёлся?

Илья не стал спорить, просто открыл дверь. Галина почувствовала, как дрожат руки. Лариса, шумно вздохнув, надела кроссовки.

— Вот уж не думала, что вы такие… — она осеклась, но не договорила, громко хлопнув дверью.

Днём в чате «Родня» начался переполох.

— Галька совсем с катушек, — писала тётя Рая. — У неё там, видать, зазнались. Лариса в слезах, Серёжа злой, а эти… правила им подавай.

Галина закрыла чат. В библиотеке было тихо. Пахло бумагой и старым деревом. Алина, та самая молоденькая коллега, заметила её глаза и спросила:

— Что, опять про границы?

— Ага, — коротко ответила Галина. — Только это не про книжные полки, а про людей.

Алина кивнула, не лезла с советами. Иногда это было важнее слов.

Но Лариса не отступала. Через два дня, в пятницу вечером, они снова пришли. Без звонка. На этот раз с коробкой фруктов и словами:

— Мы же мириться пришли! Ты что, Галь, зла держишь? Это же всё ерунда. Давай по-человечески.

Илья уже собирался что-то сказать, но Галина подняла руку:

— Вы хотите мириться? Хорошо. Давайте договариваемся. Звонок — за час. Чистота за вами. Без вещей в коридоре. Это наш дом, а не проходной двор.

Лариса закатила глаза:

— Ты серьёзно? Господи, какие правила… Мы ж не чужие. Это же не квартира, это тюрьма какая-то.

Сергей молча стоял, глядя на Илью, и ухмылялся так, будто выигрывал в шахматы.

— Тогда, — тихо сказала Галина, — не приходите. Если вам тяжело соблюдать простые вещи, просто не приходите.

Эта фраза повисла между ними, как ржавый гвоздь. Лариса резко схватила коробку, фрукты рассыпались по полу, апельсин покатился в сторону кота. Хлопнула дверь, и стало так тихо, что слышно было, как в раковине капает кран.

Следующая неделя была странной. Лариса перестала звонить. В чате было сухо: только редкие смайлы от тёти Раи, редкие реплики вроде «у некоторых звёздная болезнь». Соседка Вера Павловна подмигивала Галине в лифте:

— Молодец, девка. А то вы у них за склад и общагу. Не давай спуску.

Илья держался ровно. Приносил вечером мороженое, помогал Галине на даче, где помидоры росли ровными рядами. Она училась отдыхать. Даже кот Сметана стал чаще лежать на подоконнике, а не под диваном.

Но затишье длилось недолго.

В июле, когда жара стояла липкая, а дачный забор нагревался так, что невозможно было дотронуться, Лариса снова появилась. На этот раз — с историей.

— Галь, — голос её в трубке был медовым, — у нас ЧП. Мы квартиру сдаём на пару месяцев, а сами к тебе. Ну ты же знаешь, мы тихие, нас почти не видно будет. Нам до сентября дотянуть, а потом всё. Клянусь.

Галина сидела на крыльце дачного домика, смотрела на Илью, который прикручивал замок на сарае, и понимала: сейчас — или никогда.

— Лариса, — она держала телефон обеими руками, чтобы не дрожали, — нет. Мы не можем. У нас нет места. Это наш дом.

На том конце повисла пауза. Потом смех. Колючий, неприятный.

— Да ты что, Галь. Ты ж не жадная. Это же временно. Ты чего, забыла, как мы тебе помогали с переездом?

— Помните, — тихо ответила Галина, — и благодарна. Но нет.

Гудки оборвали разговор. Она положила телефон и долго сидела молча. Илья подошёл, сел рядом, обнял.

— Ты правильно сделала, — сказал он. — Теперь главное — не отступить.

Через пару дней в чате «Родня» снова началась буря. Тётя Рая писала капслоком: «ГАЛИНА, ЭТО ЖЕ СЕМЬЯ! КАК МОЖНО ВЫГОНЯТЬ РОДНЫХ ЛЮДЕЙ НА УЛИЦУ?» Сергей написал язвительное: «Видимо, у некоторых свой мирок. Удачи в нём.»

А Лариса прислала голосовое сообщение, где сквозило ледяное раздражение:

— Ты всегда была тихая, удобная. Что случилось, Галя? Или у тебя корона выросла?

Галина удалила сообщение, не дослушав до конца.

Вера Павловна, встретив её у подъезда, тихо сказала:

— Держись, Галя. У таких, знаешь, как у твоей Лариски, если один раз позволил, они потом тебя же обвинят. Видела я таких.

Но самое неприятное произошло через неделю, в субботу. Галина варила на кухне клубничное варенье, Илья копался с инструментами в кладовке. В дверь позвонили. На пороге стояли Лариса и Сергей, с пустыми сумками и наглой улыбкой.

— Мы тут за баночками, — сказала Лариса. — Ты ж знаешь, без твоей тушёнки никуда. Мы минимум банок десять возьмём, а то в прошлый раз две последние только забрали.

Галина не сразу поняла, что именно сказала Лариса. Слова долетели, как отдалённое эхо, но смысл врезался в виски только через секунду.

Десять банок.

Минимум.

Она вытерла руки о полотенце, глядя на них — на Ларису с её самодовольной улыбкой, на Сергея с привычной ухмылкой «ну ты же не откажешь».

— Вы… что? — тихо спросила она, и в голосе дрогнула такая усталость, что даже Илья выглянул из кладовки.

— Ну что-что, — пожала плечами Лариса, будто речь шла о соли. — Ты же всё равно делаешь много. А нам сейчас тяжело — я работу ищу, Серёжа проект доделывает. Давай не будем мериться глупостями, ага?

Сергей добавил:

— Родня должна делиться. Или ты думаешь, банки только для вас?

Илья медленно снял перчатки, бросил их на полку и встал в дверях кухни. Его голос был тих, но в нём не было ни тени сомнения:

— Лариса. Никаких банок. И вообще — никаких «заскочить», «пожить» и «мы тут ненадолго». Мы вам ничего не должны. И хватит этим пользоваться.

— Да что ты заладил… — Лариса раздражённо хохотнула. — Галь, ну скажи ты что-нибудь. Ты же всегда за мир.

Галина посмотрела на Илью. Его взгляд был усталым, но уверенным. И впервые за много месяцев она почувствовала за спиной опору.

— Нет, Лариса, — сказала она. — Не дам. И не приходи больше без звонка. Мне это неприятно.

Воздух в кухне застыл. Лариса моргнула — раз, второй. Потом холодно усмехнулась:

— Ну и ладно. Мы-то думали, вы люди семейные, а вы… жадные. Запомню.

Сергей хлопнул дверью так, что в коридоре дрогнуло зеркало.

После их ухода Галина долго мыла руки под холодной водой, будто хотела смыть липкий осадок с кожи. Илья обнял её за плечи:

— Мы сделали, что должны были сделать.

— А легче не стало, — призналась она.

— Потому что ты добрая, — мягко сказал он. — Но доброе не значит удобное. Запомни это.

На следующий день в чате «Родня» стоял гул. Тётя Рая кипятилась:

— Как так можно? Родных выгнали! Банки пожалели! Мы ж для вас…

Соседка Вера Павловна поймала Галину у подъезда, протянула пакет с яблоками:

— Это вам. Просто так. Я знаю, каково, когда на тебя накидываются. Не думай, Галь, ты всё правильно делаешь.

Но легче не было.

Вечером Илья поставил на плиту чайник, тихо спросил:

— Думаешь, они успокоятся?

Галина посмотрела на стеллаж, на аккуратный ряд банок — ровных, как солдаты, которые она наполняла долгими летними вечерами. И знала, что нет. Такие, как Лариса и Сергей, не понимают слова «нет». Они просто отступают на шаг, чтобы потом зайти с другого угла.

Через несколько дней Вера Павловна рассказала новость:

— Видела я их во дворе, — сказала она. — Лариска с кем-то болтала, про тебя гадости говорила. Мол, зазналась, банки свои жалеет. Так что ж… Люди всегда правду видят, не слушай их.

Галина кивнула, но в груди всё равно скребло. Казалось, что тишина в квартире стала звенящей, а уют — хрупким, как стекло. Она ходила по дому и проверяла замки, а кот Сметана больше не выходил встречать её у двери.

На даче, в конце августа, было легче. Земля отдавалась теплом, в воздухе пахло яблоками и скошенной травой. Они с Ильёй сидели вечером у костра. Он бросил в огонь ветку, сказал:

— Знаешь, я вот думаю… Дом — это не про стены и не про банки. Это про то, что в нём спокойно. И если кому-то там тесно от твоих правил — пусть ищет простор в другом месте.

Галина молча кивнула, но внутри знала: это ещё не конец. Потому что в телефоне снова мигнул чат. И там уже появилось новое сообщение от Ларисы, с длинным рядом смайлов и холодной подписью:

— Мы приедем на выходных. Ты тушёнку уже закатала? Мы минимум банок 10 возьмём, а то в прошлый раз 2 последние только забрали.

Галина закрыла чат и положила телефон на стол. Огонь тихо трещал, искры поднимались в небо. Где-то вдали, на соседнем участке, смеялись дети.

И она знала, что разговор ещё впереди.

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Тушенку уже закатала? Мы минимум банок 10 возьмем, а то в прошлый раз 2 последние только забрали, — гость высказал претензию Галине