Игорь вбил код на домофоне и толкнул дверь подъезда плечом. Рюкзак с ноутбуком больно ударил по боку, когда он зашел в лифт. В голове крутилась одна мысль — лишь бы обойтись без сцены. Хотя кого он обманывает? Сцены в последнее время были почти каждый день.
Лифт звякнул, и Игорь, задержав дыхание, открыл дверь своей квартиры. Тишина. Ни смеха, ни голосов. Только запах тушеной капусты, такой густой, что хотелось немедленно выскочить обратно в подъезд.
— Это ты? — раздался голос из кухни.
— Я, — отозвался он и машинально снял кроссовки, выравнивая их у стены, как когда-то заставляла мать.
На кухне, как всегда, сидела она. Теща. Ольга Викторовна. На столе — разложенные газеты, пачка таблеток и кружка с чайным налетом на стенках. Взгляд строгий, прищуренный, словно она проверяла его на прочность.
— Ты поздно, — сказала, не поднимая головы от газеты.
— Работы много, — спокойно ответил Игорь, хотя внутри уже начинало скручиваться раздражение.
Он вспомнил, как два года назад Ольга Викторовна переехала к ним «на время». Тогда они с Аленой, его женой, только начали выплачивать ипотеку на эту двушку в панельке. «Мне пока негде жить, ремонт в моей квартире затянется», — сказала теща, и Алена, конечно, не смогла отказать.
Сначала Игорь и сам пытался быть приветливым. Помогал ей с пакетом из магазина, слушал бесконечные истории про соседок и их пенсии. Но «временно» затянулось на два года, а вместе с ним — нескончаемые замечания.
— Алена ужинать будет? — спросил он, хотя знал ответ.
— На работе, — ответила теща. — У нее отчет, она поздно. А ты… разогрей себе. Там борщ остался.
Игорь кивнул, хотя борщ терпеть не мог. С тех пор как теща обосновалась на кухне, готовить самому стало невозможно. Все, что он делал — не так. Нож держит не тем концом, картошку чистит слишком толсто, лук режет «криво». Он отступил, чтобы не провоцировать споры, и теперь ел, что дадут.
Он сел в гостиной и включил телевизор, но звук тут же убавил. Из кухни донесся скрип стула — теща двинулась в бой:
— Игорь, а что это у тебя за платежка на столе? Опять кредит? — голос был нарочито спокойный, но с едким привкусом укора.
— Не кредит. Карточный счет. Заправку оплатил.
— У тебя что, зарплаты не хватает на бензин? Может, меньше ездить надо? — она прищурилась. — Или жену свою на работу возить, чтобы она хотя бы чувствовала, что муж заботится.
Игорь глубоко вдохнул, чтобы не сорваться. Говорить что-то было бесполезно. Каждый их разговор превращался в лекцию, где он — мальчишка, который не умеет жить, а она — мудрая женщина, что «всегда знает, как правильно».
Поздно вечером вернулась Алена. Усталая, с темными кругами под глазами, с пакетами из супермаркета в руках. Она поцеловала мужа на ходу, едва заметно, и почти сразу ушла в душ.
— У тебя все нормально? — спросил он, когда они легли спать.
— Угу, — коротко ответила она, листая ленту на телефоне.
Игорь лежал, глядя в потолок, и понимал, что «нормально» у них давно не было. Когда они только поженились, Алена смеялась его шуткам, спорила о кино, строила планы о путешествиях. Теперь она все чаще молчит. И он не знал — потому ли, что устала на работе, или потому что теща изо дня в день нашептывает ей что-то о нем.
В выходные конфликт разгорелся из-за мелочи. Игорь, собираясь в магазин, оставил ключи на полке у двери. Вернувшись, обнаружил их в другом месте.
— Мам, зачем? — Алена выглянула из кухни.
— Чтобы не потерялись, — ответила за нее мать. — У нас тут бардак, никто ничего не кладет на место.
— Это не твоя квартира, — вырвалось у Игоря прежде, чем он успел себя остановить.
Ольга Викторовна подняла брови:
— А чья, прости? Ты думаешь, я не помню, кто дал вам первый взнос на ипотеку? Если бы не я, вы бы до сих пор ютились в съемной халупе.
Алена встала между ними, как всегда:
— Ну хватит. Вы оба устали. Давайте просто… не будем ругаться, ладно?
Но мир не наступил. Вечером теща нарочно громко разговаривала по телефону, обсуждая «неблагодарных молодых» с какой-то своей подругой. А Игорь все больше замыкался в себе, считая дни до того момента, когда сможет выплатить кредит и съехать.
Он даже начал подумывать о съемной квартире. Пусть дороже, пусть в другой части города, зато тишина. Но сказать об этом Алене он не решался. Она слишком зависела от матери — эмоционально, а иногда казалось, и финансово.
— Ты не понимаешь, — сказала однажды Алена, когда он осторожно поднял тему переезда. — Мама… она одна. Ей тяжело.
Игорь тогда только пожал плечами. «Тяжело» было всем, но никто не предлагал ему помощи.
Весной все только усугубилось. С началом сезона ремонтных работ теща внезапно решила, что их квартира — «не обжитая». Каждый день она обсуждала новые варианты плитки на кухню, перестановки мебели и перекраски стен.
— Игорь, ты посмотри, какие обои! — звала она его, размахивая распечатанными картинками. — Уют сразу другой будет, а не этот твой офисный минимализм.
Он пытался мягко объяснить, что ремонт в ипотечной квартире — это не вопрос ближайшего года, но слова пролетали мимо. Ольга Викторовна уже строила планы на его зарплату и его свободное время.
Однажды вечером, когда он вернулся с работы, на балконе лежали коробки с каким-то строительным инструментом.
— Это что? — спросил он у Алены.
— Мама заказала. Говорит, пока у нее скидка.
— И ты даже не подумала спросить у меня?
Алена замялась, отвела глаза:
— Я… думала, ты не против. Мы же все равно потом ремонт хотели.
Внутри у Игоря что-то щелкнуло. Он не стал устраивать скандал, просто молча вышел из квартиры и долго сидел в машине во дворе, глядя, как в окнах их дома мелькают огоньки.
Ссоры стали почти ежедневными. Иногда они были тихими — обмен колкими фразами на кухне, когда Алена делала вид, что не слышит. Иногда громкими, с хлопаньем дверей и тяжелыми взглядами соседей на лестничной клетке.
Особенно остро конфликт вспыхнул, когда зашел разговор о ребенке.
— Вам уже по тридцать, — заявила однажды теща, мешая в кастрюле суп. — Пора бы и подумать.
— Мы думаем, — ответил Игорь. — Но сейчас не время.
— А когда время? Когда седыми будете? Детям нужны молодые родители. И вообще, Алена устала работать по двенадцать часов, это вредно для женского здоровья.
Игорь почувствовал, как злость растет в груди. Они с Аленой обсуждали этот вопрос, и оба понимали, что сейчас ни морально, ни финансово не готовы. Но Ольга Викторовна снова делала вид, что все знает лучше.
— Это наше решение, — твердо сказал он.
— Наше? — в голосе тещи сквозила издевка. — Или твое? Я же вижу, как Алена соглашается на все, что ты скажешь.
Алена молчала, не поднимая глаз от телефона. И это молчание злило больше всего.
В начале лета Игорь попытался поставить границы. Просто перестал обедать дома, задерживался на работе, иногда даже ночевал у коллеги, объясняя это «проектами и дедлайнами». Дома появлялся поздно, тихо, стараясь не пересекаться с тещей.
Но однажды вечером он застал ее в своей комнате. Она рылась в его тумбочке, отодвинув аккуратно сложенные бумаги.
— Вы что здесь делаете? — голос его был тихим, но ледяным.
— Убиралась, — невозмутимо ответила она, не убирая руки с ящика. — У вас тут бардак.
— Это моя комната, — он сделал шаг вперед. — И вы сюда не заходите. Никогда.
— Господи, какая драма, — фыркнула теща. — Я, значит, на свои деньги помогла вам встать на ноги, а теперь в собственный дом войти не могу?
— Это не ваш дом, — ровно сказал Игорь, глядя прямо в глаза. — Это наша квартира.
После этого разговора атмосфера в доме стала почти невыносимой. Алена все чаще задерживалась на работе, дома молчала или просто закрывалась в ванной с телефоном. Игорь же чувствовал, что превращается в жильца в собственной жизни.
Настоящая буря грянула, когда Ольга Викторовна решила отдать их старый холодильник своей подруге. Просто так, без обсуждений.
Игорь обнаружил, что его холодильник вынесли в коридор, а на кухне стоит новый, блестящий, с ценником еще на ручке.
— Ты что, серьезно? — он обернулся к тещe.
— Этот лучше, экономичнее, — спокойно сказала она. — А твой… зачем он нам?
— Нам? — переспросил Игорь, чувствуя, как дрожат руки. — Это моя квартира и мой холодильник. Кто вам дал право решать без меня?
Алена встала между ними, как всегда:
— Ну что ты, новый ведь лучше. Мама хотела как лучше.
Игорь тогда впервые за все время не стал сдерживаться. Голос его сорвался, он наговорил лишнего, и Алена, заплакав, убежала в спальню, захлопнув дверь.
В ту ночь он не спал. Сидел в кухне с выключенным светом и думал, как оказался в этой ловушке. Он любил Алену, но жить так больше не мог.
Он начал искать варианты аренды. Снимал скриншоты объявлений, прикидывал расходы, но так и не решился показать их жене. Каждый раз, глядя на нее — усталую, растерянную — он понимал, что она просто не готова выбирать между ним и матерью.
К концу лета Игорь почти не разговаривал с тещей. Привет — пока, редкие сухие фразы. Но напряжение витало в воздухе, как перед грозой.
Однажды, возвращаясь домой, он заметил, что соседи с пятого этажа смотрят на него с каким-то сочувствием. И только когда вошел в квартиру, понял почему: в доме весь день разносились крики. Ольга Викторовна устроила скандал по телефону, жалуясь на «неблагодарного зятя, который живет за ее счет и еще смеет огрызаться».
Игорь тогда просто вышел на улицу и долго сидел на скамейке у подъезда, глядя на окна их квартиры. Ему казалось, что выхода уже нет.
Сентябрь выдался холодным и сырым. Дожди шли почти без перерыва, и Игорь все чаще задерживался на работе, чтобы не возвращаться в пропитанный запахом вареной капусты и вечного недовольства дом.
В один из таких вечеров он сидел в офисе до полуночи, притворяясь, что работает. В голове вертелась одна и та же мысль: «Съехать. Любой ценой». Он уже нашел маленькую квартиру на окраине, пусть с облупленным балконом и древним лифтом, но там была тишина.
На следующий день он собрался с духом. Решил поговорить с Аленой напрямую.
— Лена, — начал он осторожно, когда они остались вдвоем за ужином, — давай подумаем о переезде. Я нашел варианты, недорого. Нам нужно свое пространство.
Она подняла глаза, и в них мелькнула усталость, почти страх.
— Игорь… я не могу.
— Почему? — он сжал вилку так, что побелели костяшки пальцев. — Мы уже два года так живем. Я больше не могу.
— Мама… — она замялась, словно подбирая слова. — Она не справится одна. И потом, мы должны ей…
— Мы никому ничего не должны, — перебил он. — Это наша жизнь.
Она промолчала. Потом медленно встала, собрала посуду и ушла на кухню. Разговор был окончен.
Через пару дней случилось то, что стало последней каплей.
Игорь вернулся с работы раньше обычного. В прихожей — посторонние голоса. В кухне сидели две женщины — соседка с четвертого этажа и какая-то тещина подруга. На столе — вино, нарезка, и их документы на ипотеку, раскрытые, словно они обсуждали их вслух.
— А вот и наш герой, — с улыбкой сказала Ольга Викторовна. — Девочки, знакомьтесь, это мой зять. Правда, мы не знаем, сколько еще он здесь продержится, у него, видите ли, нервы.
Игорь замер на пороге.
— Вы что делаете с нашими бумагами?
— Да ничего, — отмахнулась теща. — Я просто хотела показать подруге, сколько вы еще должны. Представляешь, Люд, двадцать лет платить! А он все думает о переезде, какой-то съем, глупости.
Внутри у Игоря все сжалось. Он развернулся и молча вышел из квартиры. Вечером вернулся только за рюкзаком и ноутбуком, даже зубную щетку не взял.
Первую ночь он провел в машине. Потом снял посуточно комнату у станции метро. На работу ездил с красными от недосыпа глазами, молчаливый, отрешенный.
Алена писала сообщения: «Вернись, давай поговорим». Но он не отвечал. Знал, что разговор снова закончится ничем.
Через неделю она сама приехала. Постучала в дверь съемной квартиры, стояла с чемоданом в руках.
— Я не могу так, — тихо сказала. — Давай попробуем начать заново.
Он хотел поверить. Он впустил ее, они долго сидели, обнявшись, молчали. Но уже через два дня она уехала к матери — «просто забрать вещи», как сказала, — и не вернулась.
Осень тянулась вязкой, бесконечной. Игорь постепенно привык жить один. Работал, иногда встречался с друзьями, но дома по вечерам было пусто и тихо. Иногда он ловил себя на том, что слушает эту тишину, как что-то священное.
А потом, в конце ноября, Алена позвонила сама. Голос дрожал:
— Мама упала. В больнице. Приедешь?
Он приехал. Ольга Викторовна лежала на больничной койке, бледная, с перебинтованной рукой. Врач сказал — перелом, ничего критичного, но пару недель нужна помощь.
Игорь принес ей воду, помог поправить подушку. Она смотрела на него так, будто ничего между ними не было — ни скандалов, ни холодных взглядов, ни бесконечных упреков.
— Спасибо, — тихо сказала она.
И в тот момент Игорь почти поверил, что все можно исправить.
Но через неделю все вернулось на круги своя.
Он зашел в их квартиру, чтобы передать лекарства. На кухне снова запах борща. Ольга Викторовна сидела за столом, в халате, с кружкой чая.
— Ты знаешь, Игорь, — сказала она, не глядя на него, — иногда я думаю, что ты меня совсем не уважаешь. Я ведь старалась для вас обоих. А ты…
Он поставил пакет на стол, собираясь уйти. И вдруг услышал ее тихий, но отчетливый голос:
— Я тебе в борщ в следующий раз чего-нибудь насыплю.
Он застыл на пороге. Не понял — это шутка или нет.
— Что? — спросил тихо.
Ольга Викторовна подняла глаза, и в них было что-то странное — усталость, злость и что-то еще, неразгаданное.
— Ты меня слышал, — ровно сказала она.
Он вышел, не закрыв за собой дверь.
Вечером, сидя в своей квартире, он долго смотрел в пустую чашку. Мысли метались, как загнанные звери. Он понимал: их история закончена. Никаких новых попыток, никаких разговоров.
И впервые за долгое время ему стало по-настоящему спокойно.
Это моя квартира! — крикнул зять