Алина помнила тот мартовский вечер, когда впервые дала матери свою банковскую карту. День выдался серым и промозглым, она заехала к Раисе Николаевне после работы — как обычно по пятницам — и застала её на кухне в старом выцветшем халате. Мать сидела за столом и считала мелочь из кошелька, раскладывая монеты стопками по рублю, по два, по пять.
— Мам, что случилось? — спросила Алина, снимая куртку.
— Да ничего особенного, — вздохнула Раиса Николаевна, не поднимая головы. — Пенсия закончилась, а до новой ещё неделя. Коммуналка подорожала, за свет больше стали брать. Вот считаю — хватит ли на хлеб до понедельника.
У Алины сердце сжалось. Мать всегда была гордой, никогда не жаловалась, старалась не обременять дочь своими проблемами. А тут сидит и пересчитывает копейки…
— Мам, возьми мою карту, — Алина достала из сумочки карту положила на стол. — Если что-то нужно — продукты, лекарства, не стесняйся. Я справлюсь, бери сколько надо. У меня не одна карта.
— Да что ты, Алиночка! — замахала руками Раиса Николаевна. — У тебя и так расходов хватает. Квартира в ипотеку, машина, одежда… Молодой девушке много всего нужно.
— Мам, у меня работа хорошая, зарплата нормальная. Кредит почти выплачен, живу одна — трачу немного. Не переживай, правда. Да и ухажеры есть, которые по ресторанам меня регулярно водят.
— Но это же твои кровные…
— Мам, ну что ты как чужая? — Алина села рядом, обняла мать за плечи. — Ты меня растила одна, в институт отправила, на ноги поставила. Теперь моя очередь о тебе заботиться.
Раиса Николаевна взяла карточку дрожащими пальцами, повертела в руках.
— Пин-код запомнишь? — спросила Алина.
— Запомню. Только я её совсем чуть-чуть, на самое необходимое.
— Бери сколько нужно, не считай копейки.
Первый раз мать воспользовалась картой только в конце месяца. Алина как раз сидела в офисе, разбирала отчёты, когда на телефон пришло уведомление: «Списано 847 рублей. Супермаркет». Через полчаса зазвонил телефон.
— Алиночка, прости меня, пожалуйста, — голос матери дрожал от смущения. — Я твоими деньгами воспользовалась. Хлеба купила, молока, гречки пачку, мяска. Самое необходимое. Верну обязательно, как пенсию получу.
— Мам, да я даже не заметила, — отмахнулась Алина, параллельно просматривая баланс счёта. Зарплата была хорошая, тратила она действительно немного — основные расходы только ипотека и машина. — Не переживай, для того и давала.
— Нет, я верну. Записала в блокнотик — восемьсот сорок семь рублей.
— Мам, не надо ничего записывать. Трать спокойно.
В апреле мать потратила дважды: сначала восемьсот рублей в начале месяца, потом тысячу в середине. Оба раза звонила, извинялась, объясняла каждую покупку.
— Дочка, опять пришлось твоими деньгами воспользоваться. Давление скакнуло, к врачу ездила, витамины дорогие покупала. Тысяча рублей ушла.
— Мам, перестань извиняться. Здоровье дороже денег.
И тогда Раиса Николаевна поняла: дочь действительно не замечает таких сумм. Деньги у неё есть, живёт в достатке, работает главным аналитиком в большой компании. Может позволить себе помочь матери, не ущемляя собственных потребностей.
В мае траты выросли до двух тысяч за раз. Мать покупала не только продукты первой необходимости, но и фрукты, качественное мясо, рыбу — то, на что раньше денег не хватало. Звонила реже, но всё ещё извинялась.
К июню сумма достигла трёх тысяч, к августу — пяти. Алина видела эти расходы в мобильном приложении банка: «Супермаркет», «Аптека», «Продуктовый магазин». Всё понятно, всё по делу. Мать одна, пенсия маленькая, цены растут каждый месяц. Что тут удивительного?
Сентябрь принёс небольшой скачок — семь тысяч. Алина подумала: наверное, лекарства дорогие понадобились или к врачу платному ходила. В октябре снова семь с половиной. Мать больше не звонила каждый раз — видимо, привыкла, что дочь не против таких трат.
Но в ноябре цифра в мобильном приложении банка заставила Алину остановиться посреди офисного коридора и перечитать сообщение дважды. Десять тысяч двести рублей за месяц. И ни одного звонка, ни одного извинения.
— Странно, — пробормотала она, листая детализацию. — Супермаркет, аптека, снова супермаркет… Может, что-то серьёзное случилось?
Коллега Светлана, проходившая мимо, заглянула через плечо:
— Что случилось? Ты такая озадаченная.
— Да вот мать тратит больше обычного. Думаю, может, заболела что-то или ремонт понадобился.
— А ты спроси у неё прямо.
— Да как-то неудобно… Сама же сказала — трать сколько нужно.
Декабрь оказался ещё дороже — двенадцать тысяч четыреста рублей. Алина несколько раз собиралась позвонить матери, но каждый раз останавливала себя. В конце концов, деньги она дала искренне, не ожидая отчётов. И если матери нужно больше — значит, есть причины.
А январь принёс настоящий шок: пятнадцать тысяч восемьсот рублей.
Пятнадцать тысяч — это размер пенсии Раисы Николаевны. Получается, она тратила каждый месяц две пенсии. Алина сидела в своей квартире в субботний вечер с телефоном в руках и мыслено перебирала возможные варианты.
Может, мать кого-то приютила? Подругу в сложной ситуации или соседку? Или попала в долги к кому-то? А может, её кто-то использует — заставляет покупать продукты для чужой семьи, пользуясь добротой?
Чем больше она думала, тем больше тревожилась и накручивала себя. Нужно было ехать и выяснять.
В воскресенье утром Алина села в машину и отправилась к матери. Решила приехать без предупреждения — так честнее. Если действительно что-то не так, мать может попытаться скрыть проблему.
Припарковалась напротив маминого подъезда в девятиэтажном панельном доме и стала ждать. Через полчаса увидела знакомую фигуру — Раиса Николаевна выходила из соседнего супермаркета с двумя большими сумками. Остановилась у скамейки во дворе, передохнула, поправила сумки и направилась… не к своему подъезду.
Алина вышла из машины и осторожно проследовала за матерью.
Раиса Николаевна шла к небольшому продуктовому рынку в конце двора — там местные жители торговали излишками с дач, домашней выпечкой, мелочами. Мать подошла к свободному месту между двумя прилавками, достала из сумки складной стульчик и начала аккуратно выкладывать продукты на картонку: пачки макарон разных сортов, банки консервов, пакеты крупы, бутылки растительного масла, стиральный порошок.
— Что за… — прошептала Алина, прячась за углом гаража.
К матери подошла женщина лет сорока с сумкой-тележкой.
— Тётя Рая, а гречку взяли? — спросила она.
— Конечно, дорогая. Только что из магазина принесла, — улыбнулась Раиса Николаевна. — У меня всё хорошее, я же сначала для себя выбираю, а потом уже вам предлагаю.
— А почему дешевле, чем в супермаркете?
— Да мне много не нужно, дочка. Лишь бы окупить потраченное. Живу одна, много не съем.
— Давайте гречку, макароны и масло.
Пока женщина выбирала товар, подошёл пожилой мужчина с палочкой.
— Раиса Николаевна, а консервы есть? Жена просила рыбные купить.
— Есть, конечно. Вот, смотрите — скумбрия, сардина. Всё качественное, не просроченное.
— А откуда у вас такие цены? — поинтересовался дедушка. — В магазине дороже.
— Да я покупаю по акциям, дедушка. Знаю, когда скидки бывают. Вот и делюсь с соседями.
Алина стояла за углом и чувствовала, как внутри растёт сначала недоумение, потом возмущение. Мать покупала продукты её деньгами и перепродавала их соседям, чтобы получить наличные! Пятнадцать тысяч рублей в месяц шли на эту торговлю!
Подождав, пока покупатели отойдут, Алина вышла из укрытия и направилась к материнскому «прилавку».
— Мам!
Раиса Николаевна обернулась — и лицо её стало белым как мел. Челюсть отвисла и затряслась.
— Алиночка… Ты откуда? — голос дрожал.
— Вопрос не откуда я, а что ТЫ здесь делаешь? — Алина подошла вплотную, соседние торговцы с любопытством смотрели на семейную сцену. — Ты что творишь, мам?
— Дочка, не здесь… Пойдём домой поговорим.
— Нет, здесь! — не унималась Алина. — Я тебе карту на продукты дала, чтобы ты не считала копейки до пенсии, а ты что устраиваешь? Пятнадцать тысяч рублей в месяц! На что? Куда мои деньги деваются?
— Алиночка, прошу тебя…
— Да это же та тётя, что всё с карты дочкиной покупает! — послышался голос с соседнего прилавка. — Мы уж думали, дочка богатая какая, раз матери столько денег даёт на перепродажу.
Алину как током ударило. Все здесь знали! Знали, что мать торгует на её деньги!
— Всё, собирайся. Идем домой. Немедленно! — процедила она сквозь зубы.
Дома, на знакомой кухне, Раиса Николаевна долго молчала. Сидела напротив дочери, водила пальцами по клеёнчатой скатерти, не поднимая глаз. Алина ждала объяснений, с трудом сдерживая эмоции.
— Ну? — не выдержала она. — Я жду.
— Я хотела накопить, — тихо сказала мать.
— На что накопить?
— На операцию.
— На какую операцию? — встревожилась Алина. — Что случилось? Ты заболела? Диагноз какой поставили?
— Нет, дочка, я не заболела.
— Тогда какую операцию?
Раиса Николаевна подняла голову, и Алина увидела в её глазах какую-то решимость, смешанную со стыдом.
— Пластическую.
Алина замерла.
— В каком смысле пластическую?
— Нос хочу исправить. Уши эти лопоухие притянуть. Лицо подтянуть немного.
— Мам… А зачем?
— Мне шестьдесят лет, но я ещё не старуха! — голос матери окреп, в нём зазвучала страсть. — Я хочу ещё пожить! Хочу замуж выйти! Хочу быть красивой, как в молодости!
Алина уставилась на мать.
— Замуж? В шестьдесят лет?
— А что такого? — вспыхнула Раиса Николаевна. — Подруга моя, Валентина, в пятьдесят восемь замуж вышла за вдовца. Живут счастливо! А я что, хуже? У меня всегда проблемы были с внешностью — нос крючком, уши как у чебурашки торчат. Отец твой говорил: «Не говори ерунду, и так сойдёшь». А теперь я свободна. Могу себе позволить стать красивой.
— Мам, но зачем тайком? Через перепродажу продуктов? Попросила бы прямо…
— Как попросить? — всплеснула руками Раиса Николаевна. — Подойти и сказать: «Алиночка, дай мне триста тысяч рублей на красоту?» Ты бы что подумала? Что мать старая совсем с ума сошла? Что деньги на ветер выбрасывает?
— Но ведь можно было объяснить…
— Объяснить что? Что в шестьдесят лет хочу нравиться мужчинам? Что устала быть некрасивой? — слёзы навернулись на глаза матери. — Ты молодая, красивая, у тебя вся жизнь впереди. А у меня что? Пенсия, телевизор и ожидание старости?
Алина молчала, не зная, что ответить. С одной стороны, деньги ей действительно было не жалко — пятнадцать тысяч в месяц не катастрофа для её бюджета. С другой — вся эта затея казалась странной, почти абсурдной.
— Мам, это же опасно. Наркоз в твоём возрасте… А если что-то пойдёт не так? А если результат не понравится?
— Ничего не пойдёт не так! — возразила Раиса Николаевна. — Сейчас медицина развитая, технологии современные. И возраст не помеха, если здоровье нормальное.
— А ты консультировалась?
— Нет ещё. Думала сначала деньги собрать, а потом уже к специалисту идти. А то только посмеются надо мной, да выставят с позором.
— Тогда едем прямо сейчас! — решительно встала Алина. — Раз уж такое дело, нужно всё выяснить как следует. Посмотрим, что скажут профессионалы.
В частной клинике их принял Дмитрий Владимирович — мужчина лет пятидесяти с внимательными серыми глазами и уверенными движениями. Внимательно выслушал пожелания Раисы Николаевны, осмотрел её лицо под разными углами, изучил медицинскую карту, измерил давление.
— Что вы хотите исправить конкретно? — спросил он, делая заметки.
— Нос — он у меня с горбинкой. Уши — они слишком оттопыренные. И вот здесь, — мать показала на щёки, — кожа обвисла.
— Понятно. Технически всё выполнимо.
— Вот видишь! — обрадовалась Раиса Николаевна, повернувшись к дочери.
— Подождите, — поднял руку врач. — Я ещё не закончил. В вашем возрасте есть серьёзные риски. Все переносится тяжелее, процесс заживления идёт медленнее, могут быть осложнения с сердцем, сосудами. Нужно полное обследование — кардиограмма, анализы, консультация анестезиолога.
— И если всё будет хорошо? — спросила мать.
— Если всё будет хорошо, то теоретически возможно. Но я бы настоятельно не рекомендовал делать всё сразу. Максимум одну, самую необходимую. И подумайте хорошенько — а так ли вам это нужно?
Врач помолчал, выбирая слова.
— Раиса Николаевна, вы очень милая женщина. И без всяких вмешательств выглядите прекрасно для своего возраста. Может быть, стоит подумать о менее радикальных способах? Хороший косметолог, качественная косметика, новая причёска…
— Нет, — твёрдо сказала мать. — Я всю жизнь слышала, что «и так сойдёт». Хочу наконец стать красивой по-настоящему.
По дороге домой Раиса Николаевна молчала, смотрела в окно. Алина видела, как по её щекам катятся слёзы.
— Мам, не расстраивайся так, — попыталась утешить дочь. — Врач же не сказал категорическое «нет». Сказал — нужно обследование.
— Понятно всё. Старая я для красоты.
— Не говори так.
— А как говорить? Всю жизнь некрасивая прожила, и до конца дней такой останусь.
Дома Алина долго сидела на кухне и думала. Мать ушла к себе в комнату — сказала, что устала. Но сквозь стену были слышны тихие всхлипывания.
С одной стороны, врач предупредил о серьёзных рисках. И действительно — зачем в шестьдесят лет такие эксперименты? С другой стороны — мать так мечтала об этом, так хотела почувствовать себя красивой, желанной…
«А что если поискать другого врача?» — подумала Алина. — «В Москве, в более крутой клинике. Там оборудование лучше, врачи опытнее. Может быть, найдутся специалисты, которые возьмутся?»
Она достала ноутбук и начала изучать сайты столичных клиник пластической хирургии. Читала отзывы, смотрела фотографии «до и после», изучала цены. Чем больше информации находила, тем больше убеждалась: возраст — не абсолютное противопоказание. Главное — найти правильного врача.
На следующий день за обедом она сказала матери:
— Мам, знаешь что? Давай я съезжу в Москву, проконсультируюсь в нормальной клинике. Узнаю, что и как, какие есть варианты.
Раиса Николаевна подняла на неё удивлённые глаза:
— Алиночка, ты что… Это же дорого очень. И хлопотно.
— Мам, давай без «дорого» и «хлопотно». Это твоя мечта. И если есть возможность её осуществить безопасно — почему не попробовать?
— Дочка… — прошептала мать. — Ты серьёзно?
— Серьёзно. В конце концов, ты права — жизнь не заканчивается в шестьдесят. И если тебе хочется перемен — почему бы и нет?
Раиса Николаевна встала из-за стола и крепко обняла дочь.
— Спасибо тебе, родная. Спасибо за понимание.
В её объятиях Алина почувствовала не старушку с пенсией, которая должна довольствоваться малым, а женщину, у которой всё ещё есть мечты, планы, надежда на счастье.
— Только давай честно, — сказала она, отстранившись. — Никаких больше перепродаж на рынке. Стыдно же! Соседи уже языками чешут. Если решимс— я сама дам денег сколько нужно. А карту пока оставлю, но поставлю лимит — пять тысяч в месяц на обычные расходы.
— Хорошо, доченька. Договорились.
— И ещё. Если поедем в Москву к врачам — ты должна честно рассказать о всех болячках. Никаких «да я здоровая как лошадь». Безопасность важнее красоты.
— Расскажу всё как есть.
Мама нас не любит