Летний вечер растекался по двору медленно, как варенье по блинам.
Старые липы роняли тень на лавочки, где уже успели расположиться соседки с чашками и термосами. Римма Константиновна разливала чай из своего древнего самовара, Зинаида Михайловна доставала печенье из целлофанового пакета, а тётя Клава — как всегда — уже успела рассказать половину новостей с первого этажа.
Тамара спешила к матери. Вечное дело — документы, бумаги, вопросы по наследству отца. После его смерти прошло уже полгода, но юридические тонкости всё никак не давались Валентине Сергеевне в руки. То справку не ту принесёт, то в графе не там подпишется. Приходилось Тамаре каждую неделю приезжать, разбираться, объяснять.
Дочка Соня сидела на детской площадке, строила куличики из песка. Четыре года — самый удобный возраст для таких вечерних посиделок во дворе. Играет сама, никого не беспокоит, а мама может спокойно поговорить с бабушкой о делах.
Валентина Сергеевна появилась на пороге подъезда в своём любимом сиреневом халате и тапочках. Волосы аккуратно убраны под платок, лицо напудрено — даже во двор не выходила неприбранной.
— Томочка! — помахала рукой. — Иди сюда, к нам! Девочки, а вот и моя дочка приехала. Работящая у меня дочка, трудяга, сама всё тянет.
Тамара подошла, поздоровалась с соседками. Знакомые лица, знакомые голоса. Римма Константиновна всегда спрашивала про работу, Зинаида Михайловна — про здоровье, тётя Клава — про всё подряд, но с таким участием, что отвечать хотелось.
— Как дела-то, Томочка? — спросила Римма Константиновна, наливая чай в дополнительную кружку. — Слышала, ты ремонт закончила наконец?
— Да, слава богу. Тяжело было, конечно. С маленькой на руках, да одной… Но справились.
— А Максимка твой что, не помогал? — поинтересовалась Зинаида Михайловна. — Он же вроде рядом учится?
Валентина Сергеевна быстро перебила:
— Он учится! Некогда ему по ремонтам бегать. Он умный мальчик, будущее строит.
Тамара промолчала. Что тут скажешь? Максим, брат её младший, действительно учился. Правда, на втором курсе техникума, и сессия у него была зимой, а ремонт она делала летом. Но возражать не хотелось.
— А у нас новости! — Валентина Сергеевна оживилась, как будто вспомнила что-то важное. — Максимка жениться собрался! Представляете? Невеста хорошая, из приличной семьи. Родители у неё начальники какие-то…
Соседки заохали, заахали. Свадьба — всегда событие, особенно когда жених молодой, всего двадцать один год.
— Рано ещё, наверное? — осторожно заметила Римма Константиновна. — Молодые совсем.
— А что рано! — возмутилась Валентина Сергеевна. — Любовь — она возраста не спрашивает. И потом, надо жильём обеспечить. Пока холостой, пока никаких обязательств. А то женится — и сразу совместно нажитое имущество будет считаться, алименты всякие… Нет, лучше заранее всё решить. Любовь-то хорошо, но знаем мы, когда надо было головой думать заранее.
С упреком посмотрела мать на Тому.
Вспомнилось, как пять лет назад они с бывшим мужем жили в квартире его сестры. Каждый месяц исправно переводили деньги — якобы за аренду, на самом деле выплачивали её ипотеку. «Помогаем родственникам», — говорил муж. А когда развелись, оказалось, что квартира так и осталась на сестре. Тамара — с пустыми руками, с ребёнком, а те деньги, которые могли бы стать её собственной недвижимостью, растворились в чужой ипотеке.
Если бы тогда оформили кредит на себя, сейчас у неё была бы своя квартира. И деньги от продажи. Но нет — «помогали семье».
— Мам, а при чём тут жильё? Что оформлять-то?
Валентина Сергеевна вдруг расправила плечи, как перед важной речью. Голос стал громче, увереннее. Соседки невольно притихли — чувствовали, что сейчас будет что-то серьёзное.
— Вот я и думаю, Томочка. Ты девушка умная, понимающая. Отдала бы ты свою долю Максиму. До свадьбы оформим ему квартиру, чтобы потом никаких проблем не было. Это же правильно! Ты ж понимаешь — молодому парню жильё нужно.
Тишина повисла такая, что слышно было, как шелестят листья на липах. Римма Константиновна замерла с чашкой в руках. Зинаида Михайловна перестала жевать печенье. Тётя Клава открыла рот и забыла закрыть.
Тамара смотрела на мать и не могла поверить в услышанное. Отдать долю? Просто так? Братишке?
— А ты свою долю не хочешь ему отдать? — спросила она возмущенно.
— А я где жить-то буду, если всё ему отдам? — сразу же ответила Валентина Сергеевна. — У меня пенсия маленькая. Я не потяну съёмную квартиру. Мне и так сложно. А ты… ты молодая, работящая. У тебя все налажено уже. Выкручиваешься же ты как-то.
Соседки переглянулись. Картинка становилась яснее, и им это явно не нравилось.
— Погодите, — вмешалась Римма Константиновна. — Так получается, что Валентина Сергеевна свою долю сыну не отдаёт, потому что ей будет тяжело, а от Тамары требует? А как же ей будет тяжело?
— Да она справится! Она уже со всем справилась — махнула рукой Валентина Сергеевна. — У неё ипотека есть, работа стабильная, платит всё вовремя. А Максиму семью создавать надо.
— Мам, ты серьёзно? Я, значит, справляюсь? А с чего ты это взяла?
— Ну как с чего? Ты же сама всё делаешь, одна тянешь…
— Потому что НИКТО МНЕ НЕ ПОМОГАЕТ! — голос Тамары сорвался на крик, потом снова стал тихим. — Ты забыла, как я полтора года с Соней на руках одна всё тянула? Ремонт делала? Кредит брала, потому что денег не хватало?
Валентина Сергеевна заёрзала на лавочке.
— Ну, Максим учился тогда…
— Учился! Конечно! — Тамара встала, начала ходить взад-вперёд. — А когда я его просила хотя бы шкаф поднять, что он сказал? «У меня дела, я учусь». Когда обои клеить надо было — «у меня дела, я учусь». Сантехник нужен был — «у меня дела, я учусь». И я, с четырёхмесячным ребёнком на руках, сама бригаду искала, сама договаривалась, сама контролировала!
Соседки слушали, затаив дыхание. Зинаида Михайловна даже печенье отложила.
— Да что ты преувеличиваешь! — попыталась возмутиться мать. — Максим — мальчик хороший, просто занятой…
— Занятой? — Тамара остановилась, посмотрела на мать прямо в глаза. — Ему двадцать один год, мам. Не десять. Когда я его просила с переездом помочь, знаешь, что он ответил? «Найми грузчиков». А деньги на грузчиков у меня откуда? От счастья материнского?
— А правда не помог с переездом? — тихо спросила тётя Клава. — Совсем?
— Совсем, — кивнула Тамара. — Коробки таскала сама. С лестницы на лестницу. Соня в коляске плачет, а я туда-сюда, туда-сюда. Соседи чужие помогли больше, чем родной брат.
Валентина Сергеевна покраснела. Чувствовала, что ситуация выходит из-под контроля.
— Ладно, не надо прошлое ворошить. Речь не об этом. Речь о будущем семьи. О брате твоем.
— О семье? — усмехнулась Тамара. — А мы с Соней что, не семья? Мы, значит, справимся, а драгоценному сыночку всё на блюдечке подать надо?
— Он мужчина! Ему себя обеспечивать надо! А ты мужа найди нормального.
— А я что, инопланетянка? Мне ребёнка обеспечивать не надо?
Римма Константиновна поставила чашку на скамейку.
— Валентина Сергеевна, а может, если Максим такой взрослый и ответственный, пусть сам на жильё зарабатывает? Как все нормальные мужчины?
— Да вы что! — всплеснула руками мать. — Он же только начинает! Ему помочь надо! Он же учится!
— А Томе помочь не надо было? — спросила Зинаида Михайловна. — Она тоже только начинала. И одна ещё при этом.
— Это другое дело…
— Чем же другое? — не отставала тётя Клава.
Валентина Сергеевна поняла, что попала в ловушку. Соседки смотрели на неё с явным неодобрением. А Тамара стояла посреди двора и смеялась — тихо, но как-то страшно.
— Нет, — сказала она вдруг. — Нет, мам. Я свою долю не отдам.
— Ты что, братишку жалеешь?!
— Я себя жалею. Себя и свою дочку. Потому что если я сейчас отдам свою долю «ради семьи», то завтра мне скажут: «Соня справится, она у нас сильная». А послезавтра — что она всем должна, потому что мама когда-то была добренькой и всё раздарила.
Тамара подошла к песочнице, взяла дочку на руки.
— Знаешь что, мам? А где Максим жить будет, если я отдам ему долю? В новой квартире? А ты где?
— Ну… я как-нибудь…
— Как-нибудь. Понятно. То есть ты готова отдать МОЮ долю, но жить с невесткой в одной квартире не хочешь. И своей долей тоже жертвовать не планируешь.
— Томочка, да ты не так понимаешь…
— Я как раз очень даже так понимаю. Только поздно.
Тамара повернулась к соседкам:
— Девочки, спасибо за чай. Нам пора домой.
И пошла к выходу из двора. Валентина Сергеевна кинулась следом:
— Тома, подожди! Мы же семья! Надо друг другу помогать!
Тамара остановилась у калитки, не оборачиваясь:
— Мам, а когда ты МНЕ помогала? Когда я тебя просила посидеть с Соней, чтобы в поликлинику сходить, ты что отвечала? «У меня дела». Когда денег в долг просила на ремонт — «у меня пенсия маленькая». А теперь, когда твоему сыночку что-то нужно, я вдруг должна всё отдать?
— Это не то…
— Это именно то. Я для тебя — не дочь. А Максим — золотой мальчик, которому всё должны. Так вот, знаешь что?
Тамара обернулась. Лицо спокойное, но глаза такие, что мать даже шаг назад сделала.
— Больше не должна. Свою долю оставлю себе. И если твой драгоценный сын хочет квартиру — пусть сам зарабатывает. Как я зарабатываю. Как все нормальные люди зарабатывают.
Она открыла калитку.
— А ещё, мам, вот что. Документы по наследству можешь оформлять сама. Я больше не приеду. Надоело быть удобной.
Калитка захлопнулась. Валентина Сергеевна стояла посреди двора одна. Соседки молчали и смотрели в свои чашки.
Наконец тётя Клава тихо сказала:
— А девочка-то права. Что ж это получается — один ребёнок все должен, а другому всё должны?
Римма Константиновна кивнула:
— И правда. Максим взрослый мужчина, а ведёт себя как маленький. А Тома одна ребёнка тянет, и никто ей не помогает.
Зинаида Михайловна добавила:
— Да и странно как-то. Невеста у него есть, семью создать хочет, а жильём его мама должна обеспечивать? За счёт дочери ещё?
Валентина Сергеевна понимала, что поддержки не будет. Впервые за много лет — не будет.
— Да что вы понимаете, — пробормотала она. — Максим — он способный. Его просто надо поддержать. Кто, если не я! Он будущее имеет…
— А у Томы будущего нет? — спросила тётя Клава. — У неё ребёнок растёт. Это тоже будущее.
Вечер становился прохладнее. Соседки начали собирать посуду, накрывать термосы. Валентина Сергеевна сидела на лавочке.
Впервые её материнская мудрость была подвергнута сомнению. Впервые кто-то сказал ей в глаза, что она не права. И впервые она осталась одна с этим пониманием.
Ты считаешь свою идею переписать квартиру моей дочери на твоего сына нормальной? — Яна смотрела на мужа с нескрываемым возмущением