Нина открыла дверь в квартиру деда Михаила Степановича и сразу почувствовала знакомый удушливый запах — смесь застоявшихся лекарств, несвежего белья и чего-то кислого, что она так и не смогла определить за целый год.
Когда дед слег после инсульта, она думала, что это временно. Что через пару месяцев он поправится, встанет на ноги, и она наконец вернется к нормальной жизни.
Но прошел уже целый год. Триста шестьдесят пять дней ада. И каждый божий день через день она приходила сюда после работы в офисе, убирала, стирала, готовила, терпела его капризы, странные прикосновения и двусмысленные намеки. А дома ее ждали собственные дети — десятилетняя Катя и одиннадцатилетний Максим, которым тоже нужно было внимание, помощь с уроками, материнская забота.
— А, Ниночка пришла, — проскрипел знакомый голос из спальни. — Заходи скорее, красавица моя.
Нина сжала зубы до боли и медленно пошла к нему.
Михаил Степанович лежал в своей постели, но выглядел вполне бодро и довольно. Врачи уже месяца три назад говорили, что физически он восстановился хорошо, вполне мог бы сам себя обслуживать, готовить простую еду, ходить в магазин. Но не соглашался, постоянно придумывал и ныл, что у него все болит инет никаких сил.
Но зачем напрягаться, если есть Нина? Если можно лежать и наслаждаться жизнью, пока молодая красивая женщина прислуживает тебе?
— Здравствуйте, дедушка. Как себя чувствуете? Лекарства принимали по расписанию?
— Принимал, принимал, не волнуйся. А ты что такая хмурая сегодня? Улыбнись мне, солнышко. Не люблю грустные лица.
Нина натянуто улыбнулась, чувствуя, как мышцы лица сводит от напряжения. За год она научилась улыбаться даже тогда, когда хотелось кричать, плакать или просто убежать отсюда подальше. Улыбаться стало автоматической реакцией на любые его слова.
— Слушай, а постирать надо срочно, — дед указал глазами на кучу грязного белья в углу комнаты. — Я тут немножко… того… не рассчитал. Пам…перс забыл надеть с утра, совсем рассеянный стал от лекарств.
Нина посмотрела на белье и поняла — опять. В третий раз за эту неделю. И каждый раз он «забывал» надеть именно тогда, когда она должна была прийти. Как же это унизительно. Случайности не бывают такими регулярными, но Нина молчала. Что толку спорить со стариком и доказывать, что он это специально?
— Хорошо, сейчас постираю.
— Ты у меня такая заботливая, такая хозяйственная. Подойди поближе, дай на тебя посмотреть.
Нина нехотя подошла к кровати. Дед протянул сухую морщинистую руку и медленно ущипнул ее за щеку, задерживая пальцы дольше, чем следовало.
— Хорошая девочка. А Андрей-то твой настоящий счастливчик. Такую жену-красавицу найти в наше время… Редкость.
Его рука скользнула ниже, к шее, потом к плечу. Пальцы мягко сжимали ее кожу через тонкую блузку. Нина инстинктивно отстранилась, но не слишком резко — нельзя обижать больного старика.
— Дедушка, мне нужно убраться. Много дел накопилось.
— Не торопись так, не торопись. Поговори со стариком немного. Мне скучно одному. Садись рядышком на кроватку.
— Я лучше сначала приберусь, а потом поговорим.
Нина быстро ушла на кухню, чувствуя, как дед провожает ее взглядом. Она знала этот взгляд — изучающий, оценивающий, совсем не старческий. Взгляд мужчины, который прекрасно понимает, что делает.
Следующие два с половиной часа прошли в привычной рутине. Нина мыла полы, протирала пыль, стирала вонючее белье, готовила ужин из продуктов, которые покупала на свои деньги. Дед лежал и наблюдал за ней, изредка отпуская комментарии, от которых кровь стыла в жилах:
— Нагнись пониже, там под кроватью пыль осталась. Вот так, хорошо.
— Эй, а юбка-то у тебя сегодня красивая. Очень красиво смотрится. Молодые женщины — это красота.
— Не стесняйся меня, деточка. Я же почти слепой, ничего не вижу толком.
— Повернись ко мне, когда посуду моешь. Люблю на работящих женщин смотреть.
Каждый раз Нина делала вид, что не слышит этих слов. Продолжала работать, стиснув зубы и мысленно считая минуты до освобождения. Потому что дома муж Андрей говорил одно и то же: «Он старый дед, болеет, что с него взять. Потерпи немного, не вечно же это будет продолжаться».
Когда все дела были закончены, Нина торопливо собрала сумку и направилась к выходу.
— Постой, красавица, — окликнул ее дед. — Завтра не забудь купить мне новые пам…персы. А то я их как-то быстро трачу в последнее время.
Он сказал это с такой ухмылкой, что Нина поняла — он прекрасно помнит, когда надевать памперс, а когда нет. Но промолчала и ушла.
Вечером, вернувшись домой в тесную съемную однушку, Нина обнаружила детей за кухонным столом с учебниками. Катя решала задачи по математике, Максим писал сочинение. Оба выглядели уставшими — весь день провели дома одни, разогревали обед в микроволновке, делали уроки без помощи.
Нина молча начала готовить ужин, чувствуя, как накатывает привычная вина. Дети нуждались в ней, а она целыми днями торчала у деда, который вполне мог обойтись без постоянной опеки.
Андрей пришел около девяти вечера, усталый и тоже раздраженный после очередного тяжелого дня на работе.
— Ну как наш дед? Не капризничал сильно?
— Все как обычно. Слушай, Андрей, а давай я все-таки попробую найти сиделку? Мне тяжело. Может, хотя бы через раз кто-то будет ходить?
— Ты что, совсем с ума сошла? — сразу взорвался муж. — Какая сиделка? Ты представляешь, сколько это стоит? Пять тысяч в день минимум! А если каждый день — это же сто пятьдесят тысяч в месяц!
— Но Андрей, я же работаю на основной работе, потом каждый раз к деду, дети предоставлены сами себе…
— Никаких «но»! Это твоя прямая обязанность как невестки. И потом, ты же понимаешь, что на кону? Если ты не будешь за ним ухаживать, он обидится и квартиру кому-нибудь чужому отпишет. Матери, соседке какой-нибудь или в благотворительный фонд. А нам что тогда делать? Всю жизнь в съемных углах прозябать?
Нина замолчала, чувствуя знакомую тяжесть в груди.
Да, квартира. Трехкомнатная квартира в хорошем районе, которую дед обещал оставить им с мужем. Их единственная надежда на нормальную жизнь, на то, чтобы дети наконец получили собственные комнаты, чтобы не ютиться втроем в одной комнате съемной квартиры.
Они пытались копить на собственное жилье пять лет подряд. Но с двумя детьми, арендной платой в двадцать пять тысяч, коммунальными услугами и постоянно растущими ценами это было совершенно нереально.
Каждый месяц что-то случалось — то у Кати зубы лечить, то у Максима обувь покупать, то самим что-то срочное. Накопленные с трудом тридцать-сорок тысяч мгновенно уходили на неотложные расходы.
— Я понимаю, что тебе тяжело, — продолжал Андрей, заметив ее молчание. — Но потерпи еще немного. Деду уже восемьдесят семь лет, природа берет свое. Долго ли там осталось? Год, максимум два. А потом мы заживем нормально, по-человечески.
На следующий день история повторилась с пугающей точностью. И через раз. И через неделю. Каждый раз — одно и то же. Работа, дед, дом, сон. Работа, дед, дом, сон. Бесконечный замкнутый круг, из которого не было выхода.
Особенно тяжело стало после откровенного разговора со свекровью Людмилой Петровной.
Нина не выдержала и пожаловалась ей, что физически и морально устала ухаживать за дедом, что нужна помощь.
— А что ты хотела, дорогая? — холодно ответила свекровь, даже не подняв глаз от телевизора. — Замуж вышла за моего сына — принимай все условия нашей семьи. Тем более, такая квартира на кону стоит. В центре города, трехкомнатная, вид на парк.
— Людмила Петровна, но может быть, хотя бы по очереди?
— У меня три сына, это правда. И если ты не хочешь ухаживать за дедом, он может завещание переписать и квартиру мне отписать. А я уже сама решу, кому из сыновей она достанется. У меня есть варианты.
Намек был более чем прозрачен. Нина поняла: либо она продолжает ухаживать за дедом и терпеть все его выходки, либо они с Андреем и детьми остаются вообще ни с чем. Третьего не дано.
— Подумай хорошенько, — добавила свекровь. — Квартира стоит больше десяти миллионов. За такие деньги можно и потерпеть капризы старика.
Месяцы тянулись с мучительной медлительностью. Дед становился все более наглым и развязным. То попросит массаж спины и будет стонать от удовольствия, то «случайно» уронит лекарство под кровать и попросит поднять, внимательно наблюдая, как она наклоняется. При этом всегда находил повод прикоснуться, ущипнуть, погладить по руке или плечу.
— Ты у меня настоящая красавица, — говорил он, когда она подавала ему лекарства. — Жаль, что в мое время таких женщин не было. Все больше простые, деревенские. А ты вон какая — городская, ухоженная, образованная.
— Знаешь, что я иногда думаю? — продолжал он в другой раз, когда она мыла пол в его комнате. — Вот бы мне лет на пятьдесят помолодеть. Тогда бы я показал тебе, что такое настоящий мужчина. Не то что твой Андрей — тихоня.
— А помнишь, как в первый раз пришла? Такая испуганная была, стеснялась. А теперь освоилась. Правда, все равно слишком серьезная. Надо бы тебе расслабиться, повеселиться. Жизнь коротка.
Нина терпела каждое слово, каждое прикосновение. Улыбалась через силу. Молчала, когда хотелось закричать. Потому что дома Андрей только и твердил: «Потерпи. Совсем скоро все изменится. Нужно только дождаться».
Но ничего не менялось. Кроме того, что Нина чувствовала — что-то внутри нее медленно, но неотвратимо умирает. Она перестала замечать красивые закаты за окном, не радовалась маленьким успехам детей в школе, не чувствовала вкуса еды. Просто механически функционировала: работа — дед — дом — сон. Работа — дед — дом — сон.
Даже Андрей стал замечать изменения.
— Ты какая-то… злая стала, — сказал он однажды вечером. — Хмуришься постоянно.
— А разве это не так? — тихо ответила Нина.
— Не говори глупости. Просто трудный период в жизни. Все это временно.
Временно. Это слово Нина слышала уже целый год. И с каждым днем понимала — ничего не изменится, пока она сама что-то не предпримет.
И вот сегодня, в очередной день этого бесконечного кошмара, произошло то, что окончательно сломало ее терпение.
Нина, как обычно, пришла к деду после работы. Приготовила ему обед, постирала очередную порцию «случайно» испачканного белья, протерла пыль, пропылесосила ковры. Михаил Степанович лежал и наблюдал за ней с довольной улыбкой хищника, который играет с добычей.
— Ниночка, подойди сюда, — позвал он мягким голосом, когда она закончила все дела.
— Что нужно, дедушка?
— У меня рука онемела совсем. Вот эта, правая. Не могу пальцем подвигать даже. Разомни мне ее хорошенько, а? А то уже несколько часов не чувствую.
Нина подошла к кровати и начала осторожно массировать его руку и плечо. Дед закрыл глаза и блаженно улыбался, изредка издавая тихие стоны удовольствия.
— Вот так, хорошо. Только усерднее давай, не ленись. И поласковее. А то ты какая-то грубо делаешь, как не родная!
Нина продолжала массаж, стиснув зубы и мысленно считая минуты до конца этой пытки.
— Знаешь, — продолжал дед, не открывая глаз, — в молодости у меня много разных женщин было. Всякие попадались — и красивые, и не очень. И молодые, и постарше. Но такие нежные, мягкие ручки, как у тебя… Это настоящая редкость.
Его свободная рука медленно поднялась и легла ей на бедро.
— Дедушка…
— Тише, тише. Я же ничего плохого не делаю. Просто… Ты ведь понимаешь старика? В моем возрасте остаются только воспоминания и мечты.
— А знаешь, о чем я мечтаю? — голос деда стал хриплым. — О том, чтобы ты была чуточку добрее ко мне. Чтобы не только руку массировала…
И тут что-то в Нине окончательно сломалось. Все накопившееся за долгий год унижение, злость, отчаяние, усталость — все вырвалось наружу мощным потоком.
— Хватит! — рявкнула она так громко, что дед подскочил на кровати. — Хватит это все терпеть!
Она грубо отшвырнула его руку и отскочила от кровати.
Михаил Степанович открыл глаза и уставился на нее с притворным удивлением.
— Ты что, девочка? Что с тобой? Я же ничего такого…
— Ничего вы не «ничего»! — Нина стояла над ним, вся дрожа от ярости. — Вы прекрасно понимаете, что делаете! Целый год я терплю ваши грязные прикосновения, двусмысленные намеки, эти «случайные» пам…персы и уроненные лекарства!
— Да ты что такое говоришь…
— Я говорю правду! Вы противный старый дед, который пользуется тем, что я не могу вам ответить! Но знаете что? Я устала быть вежливой! Устала улыбаться и молчать, когда меня унижают!
Дед попытался что-то возразить, но Нина не дала ему говорить.
— Целый год вы издеваетесь надо мной, а я терплю ради чертовой квартиры! Но больше не буду! Хватит!
Она развернулась и решительно пошла к выходу.
— Стой! — закричал дед истеричным голосом. — Ты куда? Вернись немедленно! Я все Андрею расскажу!
— Рассказывайте что хотите! — крикнула Нина, не оборачиваясь.
— Я завещание перепишу! Квартиру другим отдам!
— Пошел ты! Отдавай кому угодно! Мне плевать на эту квартиру!
Дверь хлопнула с такой силой, что задрожали стекла.
Дома Нина застала Андрея за ноутбуком — он работал с документами. Увидев ее разъяренное лицо, он встревожился:
— Что случилось? Ты чего такая красная?
— Я больше не пойду к твоему деду. Никогда.
— Что? Что ты сказала? Почему?
— Потому что я устала быть вежливой. Устала терпеть его грязные лапы, намеки и издевательства. Все. Точка. Конец.
Андрей медленно закрыл ноутбук и побледнел.
— Нина, ты с ума сошла? Что ты наделала? Ты понимаешь последствия?
— Понимаю. И мне все равно.
— Как все равно? Ты понимаешь, что это значит? Он теперь точно квартиру не оставит! Мы останемся ни с чем! Дети будут всю жизнь в съемных углах жить!
— Пусть так. Лучше в съемной квартире, чем позволять старому пню трогать меня за наследство.
— Да что он тебе такого сделал? Ну погладил по руке, пощипал? Подумаешь, большое дело! Ты же знала, что он… такой немного!
Нина посмотрела на мужа с нарастающим отвращением.
— Ты серьезно сейчас это говоришь? Ты оправдываешь его?
— Я не оправдываю! Я просто говорю — надо было потерпеть! Еще немного, и все бы закончилось!
— А ты знаешь что, Андрей? — Нина подошла к мужу вплотную и посмотрела ему в глаза. — Иди сам к нему и терпи. Массируй ему что хочешь, позволяй трогать себя за квартиру. Раз для тебя это нормально — вперед.
— Нина, что ты несешь?
— То, что думаю. Я целый год жертвовала своим достоинством, своим психическим здоровьем ради этой квартиры! Целый год улыбалась, когда хотелось плевать в лицо! И знаешь что? Больше не буду!
Андрей попытался взять ее за руки, но она резко отдернулась.
— Давай успокоимся и поговорим по-взрослому. Завтра ты пойдешь, извинишься перед дедом…
— Никуда я не пойду! И извиняться не буду! Пусть твоя драгоценная мамочка идет и ухаживает, раз ей так нужна эта квартира!
— Но Нина…
— Никаких «но»! Слушай меня внимательно: я готова идти с детьми жить на улицу, но к этому я больше ни ногой не ступлю!
Андрей еще час пытался ее переубедить, угрожал, умолял, обещал поговорить с дедом. Но Нина была непреклонна как скала. Никаких уговоров, никаких компромиссов — она не собиралась возвращаться.
На следующий день Андрей поехал к деду сам попытаться исправить ситуацию. Вернулся он мрачнее могильной плиты.
— Он в полной ярости. Говорит, что ты его жестоко оскорбила, унизила. Требует публичных извинений при всей семье.
— Не дождется.
— Нина, ну пожалуйста, подумай о будущем детей…
— Я как раз о них и думаю. Хочу, чтобы они росли с матерью, которая умеет постоять за себя.
— Но квартира же…
— Забудь о квартире. Ее больше нет для нас.
Через два дня после очередного требовательного разговора с Ниной к деду отправилась возмущенная Людмила Петровна. Но уже через сорок минут она вернулась взъерошенная и разъяренная.
— Он закатил такой скандал, что весь дом слышал! — жаловалась свекровь Нине по телефону. — Кричал, что не нужна ему никакая «старая ведьма», что привык к молодой и красивой прислуге. Что и мне он эту квартиру не отпишет! Обозвал меня… Ты понимаешь, к чему это все ведет?
— Понимаю. И мне абсолютно все равно.
— Как все равно? Десятимиллионная квартира же пропадает!
— А мне наплевать на эту квартиру! Я больше не собираюсь продавать свое человеческое достоинство!
Людмила Петровна еще полчаса кричала, угрожала, пыталась вызвать чувство вины. Но Нина просто ушла на улицу и гуляла до поздней ночи.
Прошла неделя напряженного ожидания. Дед звонил каждый день по несколько раз, требуя, чтобы Нина немедленно вернулась. Сначала угрожал, потом начал торговаться, обещал «больше не баловаться», «вести себя прилично». Но она была неумолима как гранитная стена.
Андрей ходил мрачнее осенней тучи. На работе стал делать ошибки, дома почти не разговаривал, смотрел на жену как на предательницу.
А Нина… Нина вдруг почувствовала себя живой человеком. Впервые за целый год она спокойно засыпала вечером, не думая с ужасом о завтрашнем походе к деду. Впервые за год искренне смеялась, слушая забавные истории детей. Впервые за год чувствовала вкус еды и замечала красоту окружающего мира.
Будто с ее души сняли тяжелый камень, и она снова могла дышать полной грудью.
На второй неделе Людмила Петровна все-таки заставила себя ездить к деду через день. Михаил Степанович встречал ее криками, капризами, отказывался есть приготовленную ею еду, швырялся лекарствами. Но выбора не было — совсем без присмотра оставлять его было нельзя. А платить за сиделку никто не собирался.
А на третьей неделе произошло то, чего никто не ожидал, но что было вполне закономерно.
Андрей прибежал домой с работы бледный как мел, весь трясущийся.
— Дед умер, — выпалил он с порога, не здороваясь.
— Что?
— Обширный инфаркт. Соседи услышали крики, вызвали скорую, но врачи только констатировали смерть. Говорят, мгновенно.
Нина медленно опустилась на диван. Она не чувствовала ни горя, ни радости, ни облегчения. Просто… странную пустоту в душе.
— А завещание? — очень тихо спросила она через минуту.
— Не успел переписать. Все документы остались прежними. По закону квартира полностью достается мне.
Нина молча кивнула. Значит, все-таки будет у них собственная квартира. Ирония судьбы.
Через месяц после похорон они переехали в дедовскую квартиру. Трехкомнатная, светлая, в престижном районе города. Дети были в полном восторге — у каждого появилась своя отдельная комната. Андрей расцвел, как будто помолодел на десять лет — наконец-то собственное просторное жилье, о котором он мечтал всю сознательную жизнь.
Первые месяцы после переезда были настоящей пыткой. Каждый день она вспоминала те страшные часы, проведенные в этих стенах. В спальне, где раньше лежал дед, ей виделся его силуэт на кровати. На кухне слышался его скрипучий голос, зовущий ее. В коридоре чувствовалось его присутствие, тот голодный взгляд, которым он провожал каждый ее шаг.
Но постепенно Нина поняла — нужно что-то менять. Она настояла на полном ремонте, несмотря на сопротивление Андрея, который считал это лишней тратой денег. Переклеили все обои, поменяли напольное покрытие, купили новую мебель.
Теперь, спустя год ремонта, квартира выглядела совершенно по-другому. Ничто не напоминало о прежнем хозяине и тех мучительных днях.
И Нина наконец смогла жить спокойно, без постоянных воспоминаний.
Она научилась жить в этой квартире как в своем доме.
10 лет выживала семью дочери из дома