— Здесь я посажу чеснок, а тут мы построим баню, — торжественно объявила Полина Васильевна, едва переступив порог участка и вскинув на меня выразительный взгляд, будто спрашивала разрешения на коронацию.
— Эм… здравствуйте, Полина Васильевна, — протянула я, даже не успев вытереть садовые перчатки. — Мы, кажется, договаривались просто на шашлыки и караоке.
— Караоке будет вечером, — отмахнулась она. — А сейчас сентябрь, девочка. Сентябрь — это ягода, сахар и банки. Где у вас банки?
— Поля, мам, мы вообще-то приехали отдыхать, — смутилась Катя, но выглядело это как слабая попытка уговорить цунами не шуметь.
— Отдыхать будем, когда варенье закипит, — отрезала Полина Васильевна. — Андрюша, вытаскивай банки. Максим, это ведро — тебе. Крыжовник — у забора. Лена, показывай подвальчик.
Макс поднял на меня глаза, как щенок перед прыжком через неизвестно зачем поставленную перекладину.
— Лён, ну… ведро и ведро, — пробормотал он и, почесав затылок, послушно потопал к кустам.
— Я… покажу, — сказала я и почти услышала, как внутри меня щёлкнули невидимые рычажки: режим «Гостья-хозяйка» активирован. Мы с Полиной Васильевной прошли через аккуратно разложенные на газетах зелёные помидоры, миновали теплицу и спустились в прохладный подвал.
— О! — оживилась она. — Здесь — идеальное место под баню. Сносите перегородочку, ставите печь, а тут — полок. Я вам мастера дам, сделает по-божески.
— Под баню… в подвале? — осторожно уточнила я.
— А что, в Финляндии бани и в квартирах делают. Нормально будет. И ещё: грядку у теплицы — под чеснок. Чеснок — это дисциплина. Посадил осенью — собрал летом. Без чеснока нет огорода, запомни.
— Мы вообще-то… — начала я, но наверху уже бухнули крышки от банок, и Катя крикнула:
— Лён, у вас есть воронка для варенья? Мама просит!
— Воронки нет, — призналась я.
— Будет! — с улыбкой решила Полина Васильевна. — На обратном пути купим. А сейчас нам сахар и малина. Где у вас малина?
— Вон там, — обречённо махнула я. — Только мы ещё хотели сами…
— Сами вы хотите «караоке», — ласково погладила меня по плечу гостья. — А малина не ждёт. Вперёд, девочки!
Сентябрьское солнце едва тронуло листья, воздух пах тёплой землёй и сладкой терпкостью спелых ягод. Я подтянула шляпу, чтобы спрятать глаза: мне было неловко — вроде бы дача наша, а командует не мы. Катя вяло улыбалась.
— Мам, ну не так же активно…
— Так — так. Иди, Катя, помогай. Леночка, не тушуйся. Молодые — вы как дети на даче: всё вам «караоке». Ничего, вырастим из вас хозяев, — и Полина Васильевна повела нас к кустам, как экскурсовод на объекте культурного наследия.
Чтобы понять, как мы вообще дошли до точки, в которой подвал превращают в баню, надо отмотать неделю назад. Тогда всё было ещё прекрасно, ясно и просто.
Мои родители — профессиональные дачники. Как только вышли на пенсию, купили этот домик в приморском посёлке: яблони, крыжовник, малинник, теплица, аккуратный дом с резными ставнями. Мама обожала рассказывать, как папа «от первого бревна» собирал террасу, а воду до колонки протянули только через год — до этого вёдрами с родника носили. Когда заговорили о продаже, мама чуть не расплакалась:
— Гена этот дом с самого первого бревнышка сам строил… ну как мы чужим людям отдадим?
Папа вздохнул:
— Зятёк, Лена… Может, вы с Максом возьмёте дачу? Нам бы спокойнее — и память жива, и вы как на свежем воздухе.
Мы с Максом переглянулись. Мы городские, нас всегда пугали слова «гряды», «сидераты» и «бурьян». Но тут Катя с Андреем, узнав про дилемму, как-то слишком бодро закричали в трубку:
— Лена! Макс! Да вы шутите? Дача — это рай! Мы будем к вам приезжать, шашлык, песни, закаты… Хотите — копать картошку поможем. Но вы даже не понимаете, как это здорово!
— Ну… — мы замялись.
— Мы приедем! — заверили они. — Мы будем вместе отдыхать!
Родители всплакнули от счастья, мы проводили их на самолёт, получили на путь «ценные указания» («помидоры снимите, зелёные — на газету, ягоду не прозевайте»), и уже через неделю мы с Максом, как приличные новоиспечённые дачники, приехали на участок раньше всех, вдохнули запах хвои и моря и… полюбили это место. Мы сняли спелые томаты, разложили зелёные, отнесли корзины в подпол, обсудили с Максом план:
— Смотри, — сказал он, — поработаем до обеда, а потом — мангал, колонки, песни. И вообще, класс.
— И вообще, — согласилась я. — Может, и редис посадим весной. «Если приспичит», как говорит папа.
И вот в этот момент на участок бодро въехала Катя, за ней — Андрей, а вслед за ними… невозмутимо выплыла Полина Васильевна с ведром в руках.
— Мам, — растерянно сказала Катя, — ну… мы же не уверены…
— Тихо, — улыбнулась мама. — У молодых людей сентябрь. Вы думаете про караоке, а я — про банки. Это называется поколенческая мудрость.
Макс шепнул мне:
— Может, это ненадолго?
— Надолго бывает только чеснок, — так же шёпотом ответила я. — Он у нас, по плану, уже посажен… Полиной Васильевной.
Сверху донеслось:
— Сахар где? Андрюша, и лимонную кислоту посмотрите! Для баланса вкуса!
А Катя, вооружившись шумовкой, спросила:
— Лен, у тебя дуршлаг большой есть?
— Есть, — призналась я. — Но ты же понимаешь…
— Понимаю, — вздохнула Катя. — Мам, только аккуратнее с газом!
— Я всю жизнь с газом дружу, — заверила её Полина. — Не учи учёную!
К вечеру мы были похожи на бригаду разнорабочих с разными договорами. Полина Васильевна руководила «цехом варенья». Макс и Андрей, как роботы, курсировали между малиной и крыжовником.
Я бегала по дому, по первому щелчку доставая то полотенце, то миску, то перчатки, то штопор («для взбодрить варенье» — серьёзно сказала Полина Васильевна, откупорив бутылку красного).
Катя периодически пыталась играть с Андреем в бадминтон. Каждые пять минут её призывали:
— Катюша, сахар? Катюша, крышки кипятком ошпарить? Катюша, ягоды не дави!
— Мам, — жалобно тянула Катя, — ну дай людям отдохнуть.
— Они отдохнут, когда будут есть моё варенье на блинчиках, — железно отвечала Полина Васильевна. — И скажут «спасибо». Леночка, неси баночки помельче — крупные для крыжовника тяжёлые.
Я собрала в кулак остатки дипломатии:
— Полина Васильевна, давайте мы хотя бы сами решим, что собирать и куда. Тут всё-таки наша дача.
— Ваша — стены, — мягко возразила она. — А природа — общая. Я ягодку не краду, я из неё сок делаю. Для здоровья. Вам же полезно! Вы люди городские, вам витаминов не хватает.
— А нам не хватает отдыха, — попытался шутить Макс.
— Отдых — это когда у тебя подвал пахнет вареньем, — отрезала она. — Так что отдыхайте.
А вечером, когда солнце касалось верхушек сосен, мы наконец разожгли мангал. Андрей ловко переворачивал шампуры, Катя настраивала колонку. Полина Васильевна принесла на стол ряд банок, уже затянутых крышками, и поставила в центр:
— Вот, дети. Кризис — кризисом, а варенье — по расписанию. Угощайтесь, пробуйте.
Я взяла ложку, попробовала свежий, ещё тёплый крыжовенный джем — и… чёрт, он был восхитительный.
— Вкусно? — удовлетворённо спросила Полина.
— Вкусно, — честно призналась я.
— Вот видишь, — кивнула она. — А теперь — караоке. Петь вы умеете?
— «Кукушка», — предложил Андрей.
— Только тихо, — предупредила Полина. — Варенью нужен покой.
— Варенью? — удивились мы хором.
— Оно устает, — с серьёзным видом сказала она. — Как и вы. Так что по одному куплету. А завтра с утра — чеснок.
— Какой ещё чеснок? — не выдержал Макс.
— Осенний, — бодро ответила Полина. — Вы же не хотите покупать китайский в магазине? Домашний другой — запах, дух, здоровье!
— Мам, — Катя опустила вилку, — может, не будем людьми командовать? Это же их дача.
— Я не командую, — удивилась Полина. — Я помогаю. Между прочим, благодарить будете весной.
Мы с Максом обменялись долгим взглядом: «Весной» звучало как приговор.
Утро принесло тёплый чай, тихий шум моря вдалеке и уверенный голос Полины Васильевны:
— Подъём! Чеснок без вас себя не посадит!
— Лена, — прошептал Макс, — скажи им, что у нас экскурсия в город, музей, рынок, что угодно. Я не хочу чтобы меня будили ради чеснока.
— Я скажу, — пообещала я, натягивая свитер.
На кухне стояла Полина с тетрадью.
— План работ: чеснок — грядка у теплицы. После — санитарная обрезка малины. И осмотр подвала на предмет баньки. Я набросала схему.
— Полина Васильевна, — я села напротив, решив говорить спокойно, — спасибо за вашу энергию. Но у нас другой план: сегодня — прогулка, отдых, а потом мы сами разберёмся, что сажать и где строить.
— Сами? — она подняла бровь. — Леночка, вы вчера банки пуговицей открывали. Вы чудесная девушка, но дача — это система. Я не против ваших песен, но сначала — дисциплина.
— Это наша дача, — тихо, но твёрдо сказал Макс, зайдя на кухню. — Мы сами решим.
— Хорошо, — неожиданно просто согласилась Полина. — Тогда я возьму Катю и Андрея, и мы посадим чеснок. Мы же не противоречим хозяевам: мы им помогаем.
— Мы не просили помощи, — уточнил Макс.
— Вы ещё не знаете, что нуждаетесь, — улыбнулась она. — Это как с детьми. Они не знают, что без шапки их продует.
Катя робко вмешалась:
— Мам, дай людям жить. Пожалуйста.
— Я и даю! — всплеснула руками Полина. — Вы думаете, мне самой не хочется лежать на шезлонге? Но я мать! Я вижу, что без меня вы всё прозеваете. Я не хочу, чтобы Леночка потом жалела: «Вот если бы мы тогда посадили чеснок…»
— Я не буду жалеть, — устало сказала я. — Я буду жалеть, что не отдохнула, когда могла.
Повисла пауза. Слышно было, как в чайнике остаточно вскипает вода.
— Понятно, — сказала Полина Васильевна и закрыла тетрадь. — Тогда я поставлю последнее варенье из смородины — и мы поедем.
— Отлично, — облегчённо выдохнул Макс. — Спасибо, что приехали.
— Всегда пожалуйста, — кивнула она. — Но перед отъездом мы всё же посмотрим подвал. На будущее.
Мы с Катей вышли на террасу.
— Прости, — сказала она. — Мама у меня как… ну, как стихия. Она искренне считает, что помогает.
— Я вижу, — ответила я. — Но у нас тут другая погода.
— Я объясню ей в дороге, — виновато улыбнулась Катя. — Просто дай нам час доварить.
— Доварите, — махнула я рукой. — Банки уже мои — куда я их дену?
Макс подошёл, обнял:
— Мы выдержим. Час. И потом — тишина.
— Тишина, — согласилась я, и снова запахло морем и яблоками.
Часа хватило. Варенье закрылось, крышки дружно щёлкнули. Полина Васильевна, как дирижёр, оглядела стол, удовлетворённо кивнула:
— Нормально. По бане… — она всё же заглянула в подвал и ногтём постучала по стене. — Тут нужно с мастером советоваться. Но перспектива прекрасная. Я вам контакты потом пришлю.
— Не надо, — мягко сказала я. — Мы решим. Сами.
— Как хотите, — пожала плечами она. — Главное — чеснок не забудьте.
— Мы подумаем, — пообещал Макс.
Андрей, почувствовав неловкость, попытался перевести в шутку:
— Зато варенье — огонь. Полина Васильевна, вы нас хоть на мастер-класс возьмите в следующем году.
— Возьму, — улыбнулась она. — Но при одном условии: послушание.
— Договорились, — в тон ей подыграл Андрей.
Катя подошла ко мне и обняла:
— Не сердись. Мы правда думали, что вам поможет это всё… обустройство.
— Оно и помогло, — я выдохнула и улыбаюсь: — Теперь мы точно знаем, чего не хотим.
— И чего? — подала голос Полина.
— Чтобы в нашем подвале была баня, — сказал Макс. — И чтобы наш чеснок рос по указке. Мы сами дойдём. Честно.
— Главное, дойдите, — кивнула Полина. — Дача — это путь. Ну, мы поехали.
Они загрузили банки в багажник — «вам половину оставим, остальное — нам на дорогу». Мы не спорили: сил спорить уже не было. Когда машина скрылась у поворота, на участке стало так тихо, что слышно было, как на крыше шуршит ветер.
— Ну, — сказал Макс. — Спокойствие.
— И ответственность, — добавила я, обводя взглядом грядки. — Может, и правда чеснок нужен?
— Только если посадим его мы, Лёнусь, — Макс взял меня за руку. — Сами. Без планов других людей.
— Сами, — согласилась я.
Мы молча прошли вдоль кустов, посмотрели на малину — недособранная, но терпеливая, на крыжовник — хитро поблёскивает, на зелёные помидоры — чинно дозревают на газетах. И вдруг мне стало легко: как будто мы вернули себе что-то, что едва не отдали по привычке — право решать.
Вечером мы всё-таки включили караоке. Пели негромко — варенье же «устало». Мы смеялись, вспоминая цитаты Полины Васильевны, и ели её джем, который, увы, был божественным. Да, мир не чёрно-белый: даже навязчивая забота иногда оставляет сладкий след.
— Лена, — сказал Макс, подливая нам чаю, — а давай на следующих выходных — только мы. Без гостей.
— Давай, — улыбнулась я. — И без бань в подвале.
— И без чеснока?
— С чесноком — но нашим, — рассмеялась я. — Посадим чуть-чуть, «для дисциплины». Чтобы помнить, что мы можем — если захотим.
Мы легли поздно. Ночь была тихая. Где-то вдалеке шевелился прибой, яблоня легко постукивала ветвями по крыше. Я закрыла глаза и впервые за день почувствовала: это место — наше. Со всеми его недоделанными делами, зелёными помидорами и даже пустым пакетом от сахара на столе — наше.
И сон пришёл тот самый, дачный: когда тело тяжёлое от приятной усталости, голова — пустая от городского шума, а сердце — спокойное и тёплое. Впереди была осень, и она обещала быть нашей.
Через пару дней позвонила Катя.
— Лён, привет. Ты как?
— Хорошо. Тихо. Мы дособрали малину, закрыли ворота от сквозняка, забрали из подвала банки. Варенье у твоей мамы и правда волшебное.
— Я передам, — Катя вздохнула. — Слушай, мы с Андреем… хотели бы ещё приехать. Но без мамы. И без грядок. Просто посидеть с вами на террасе.
— Приезжайте, — сказала я без паузы. — Только вот что: давай сразу правила. Мы покупаем продукты вместе, варенье — по желанию, караоке — после десяти не орём, и… никакой баньки в подвале.
— Договорились, — засмеялась Катя. — И ещё… маме я всё объяснила. Она обиделась, конечно, но потом сказала: «Ладно. Пусть учатся». Это у неё высшая степень одобрения.
— Мы уже на пятом курсе, — усмехнулась я. — «Дачная академия имени Полины Васильевны». Кстати, она всё-таки оставила схему бани у нас на столе. На память.
— Сожги, — посоветовала Катя.
— Оставлю. Пусть лежит. Полезная вещь — как напоминание.
— О чём?
— О том, что в доме и в жизни власть — у хозяев, — ответила я. — И ещё о том, что даже самые уверенные доброжелатели иногда очень нуждаются в слове «нет».
Катя помолчала.
— Знаешь, — сказала она, — мне кажется, маму в молодости никто не спрашивал, чего она сама хочет. Поэтому теперь она решает за всех. Но она не враг. Она просто… привыкла быть сильной.
— Я понимаю, — кивнула я, хотя она меня не видела. — И я благодарна ей… за варенье. И за то, что своим напором она подсветила нам границы. Иногда, чтобы понять, где твоя территория, нужно, чтобы кто-то попытался туда въехать с ведром.
— Лен, — рассмеялась Катя, — золотые слова.
— Запиши, — сказала я. — На банке с крыжовником. Чтобы не забыть.
— Запишу. И приедем в субботу, если вы не против.
— Против только бани в подвале, — ответила я. — Остальное — добро пожаловать.
Я отключила телефон, вышла на террасу. Сентябрьское солнце село ниже, яблоки налились сиянием, воздух был прозрачный, хрупкий. Я вдруг вспомнила мамину фразу: «Дом держится на тех, кто его любит». И подумала: мы справимся. Мы вырастим здесь что-то своё — пусть даже это будет не чеснок, а привычка слышать себя.
— Лён, — позвал Макс из дома. — Идём? Я чайник поставил.
— Иду, — откликнулась я, — только ещё на минутку.
Я окинула взглядом участок — уже знакомый, уже наш, без чужих планов, но с нашей ответственностью. И улыбнулась, потому что внезапно захотела… посадить одну строчку чеснока — маленькую, смешную, просто чтобы весной, когда взойдут зелёные стрелки, мы снова сказали друг другу: «Сами».
И это «сами» было лучшим вареньем этой дачи.
Тянула деньги с мужа сестры