Я стояла на стуле, тянулась к верхней полке, где Марина велела сложить «самое лёгкое» — книги и свечи, — а под подошвой хрустела строительная пыль. Дрель на секунду стихла, и на кухне стало слышно, как капает вода из перекошенного смесителя.
Телефон на столешнице вспыхнул. Я машинально глянула: чужой номер, серый прямоугольник уведомления, и ровно посередине — имя моего мужа: «Андрей». Под ним — обрывок фразы: «Лучше штробить вертикально, горизонтальные кан…»
— Осторожнее, — крикнула Марина из коридора, где вдыхала запах свежего бетона, как будто это был парфюм. — Не урони, а то разобьёшь, и будет лишняя трата.
— У меня руки не из ушей, — буркнула я, спускаясь со стула. — Слушай, а у тебя кто-то написал.
— Да? — она мельком глянула, даже не подойдя. — Потом прочитаю. Смотри, я нашла идеальную плитку — «ёлочка», модно, стильно, по-скандинавски. Как думаешь?
— Думаю, что она белая, а у тебя два кота, — сказала я и вдруг поняла, что пульс у меня ускорился. — И ещё думаю, что… покажи телефон.
— А? Зачем?
— Хочу проверить один момент.
Марина пожала плечами, передала смартфон, а я прочитала целиком: «Лучше штробить вертикально, горизонтальные каналы — только на уровне розеток». И под этим — «Андрей». Мой Андрей. Мой муж.
— Мариш, — проговорила я ровно, — а ты чего это моему мужу пишешь?
— Так он же строитель, — так же ровно ответила она. — Кого ещё спрашивать?
Мы с Мариной дружили со школы. Не из тех сестер по крови, с одинаковыми кулонами и общими шутками, но из тех, кому можно позвонить в два ночи и сказать: «Приедешь?» — и она приедет. Мы занимали друг другу деньги, приносили суп, когда одна лежала с температурой, и ругали бывших, если те вели себя как придурки.
Когда у неё начался ремонт, я, конечно, вписалась помочь. Квартира-«двушка», наследие бабушки: ковры, тяжёлые тюли, линолеум, который помнил ещё «Санта-Барбару». Она стояла посреди комнаты, растерянная и упрямая одновременно.
— Без тебя не осилю, — сказала она тогда и обняла меня пыльными руками. — Ну ты же понимаешь.
Я понимала. Два вечера таскала коробки на балкон, скручивала ковры, ругалась с бригадой мужиков, которые пытались пройти по коридору в грязных ботинках. Марина благодарила, вздыхала, обещала кофе и пирог «когда всё закончится». Я думала, что помогу немного, а дальше она сама. Наивная.
Параллельно я обещала себе не превращать её ремонт в наш семейный проект. Андрей — тот самый редкий мастер, у которого руки растут из правильного места и у которого плотный график и высокая цена. По дружбе он не работает — раз и навсегда.
И я была абсолютно спокойна: Марина не наймёт его, она экономит на каждом мешке смеси. Но я не учла одного — бесплатные консультации в мессенджере.
Через неделю, когда стройка у Марины шла полным ходом, я оказалась дома одна. Чайник шумел, кот мурчал на подоконнике, и тишина была подозрительной. На столе лежал телефон Андрея — он ушёл на объект, забыв его. Я поймала себя на том, что скучаю: хотелось хоть какой-то движухи. Открыла музыку. Потом — сообщения. И там, среди привычных чатов, увидела её имя.
Не то чтобы я любила копаться в чужом. Но палец сам нажал. Переписка была длинной, как рулон обоев, тянулась вниз и вниз. Фотографии стен, тени от проводов, расплывчатые розетки и профиль Марины в каске «для стиля».
— «Как лучше штробить стены под проводку?» — спрашивала она.
— «Вертикально, от потолка к розетке. И каналы не режь внахлёст, потом проклянешь», — отвечал Андрей.
— «А плитку на что сажать? Мне говорят — на цемент, но подруга любит клей дорогой».
— «Под твою керамогранитную — клей, здесь экономия выйдет боком».
— «Посмотри фото: правильно ли замешали? Похоже на сметану? Или гуще?»
— «Слишком жидко. Пусть добавят сухой смеси».
Вопросы, ответы, вопросы, ответы. Днём и ночью, в девять утра и в одиннадцать сорок пять. В какой-то момент я перестала злиться, я офигела. Со мной Марина обсуждала ногти, сериалы «на фон» и «ёлочку»-плитку, а тут вдруг — профессиональные консультации, будто Андрей подписался на горячую линию «Помогите мне сделать ремонт и не потратить ни копейки лишней».
Я долго смотрела на экран. Потом закрыла чат и положила телефон на место. «Ладно, — решила я. — Выдохнем. Разберёмся вечером».
Когда Андрей вернулся, я не стала устраивать сцену. Поставила перед ним тарелку с супом, дождалась, пока он улыбнётся и скажет «вкусно», и только тогда спросила:
— Ты теперь у Марины консультант?
— Ну… — он пожал плечами. — Она спрашивает — я отвечаю. Мне не трудно. Вопросы пустяковые.
— Пустяковые? — я невольно усмехнулась. — Там лента длиннее новой проводки.
— Ну и что, — он опять пожал плечами. — Я же не езжу к ней. Просто подсказываю, чтобы не наделала глупостей.
— А спросить меня было не судьба?
— Зачем? — Андрей поднял взгляд. — Ты же в этом не разбираешься.
Фраза была честной и беззлобной, но я почувствовала, как где-то внутри щёлкнул рубильник. Не ревность — нет. Раздражение. И ещё — неприятное ощущение, что меня поставили между, но забыли сказать.
— Поняла, — сказала я. — Только учти: консультации тоже денег стоят.
— Да ладно тебе, — Андрей улыбнулся. — Мне правда несложно.
На следующий день я приехала к Марине с пакетом саморезов. Она просила их ещё «до того, как всё вскрылось», и я решила, что разговор лучше вести не по телефону.
Внутри квартиры было как в муравейнике: люди, мешки, инструменты, и в воздухе — бетонная пыль, которая садилась на волосы, как перхоть. Марина стояла у раковины в старой футболке, шлёпанцах и с сияющими глазами.
— У меня сегодня прогресс! — заявила она с порога. — Штукатурка легла как сливки. Видела бы ты!
— Вижу, — я поставила пакет на стол. — Слушай, а ты чего моему мужу пишешь?
Она даже не повела бровью.
— А что тут такого? Мне нужны советы. Кого ещё спрашивать?
— Например, меня, — я удержала голос спокойным. — Мы с тобой вместе коробки таскали, вместе ругались на прораба. Логично же спросить меня: «Можно я у Андрея уточню?» Или хотя бы предупредить.
— Зачем? — Марина искренне удивилась. — Ты же не понимаешь. Чего зря время тратить? Я сразу у знающего спрашиваю.
— А то, что этот «знающий» — мой муж, тебя не смущает?
— Ну… — она отмахнулась. — Ты драматизируешь. Мы же про розетки. Не про романтические ужины.
— Дело не в романтике, — я поставила локти на стол. — Дело в границах. В уважении. И в том, что Андрей — профессионал. Ему люди платят за то, что он говорит по делу.
— Ты сейчас серьёзно? — Марина фыркнула. — Я с утра до ночи в грохоте и пыли. Ты правда считаешь, что у меня есть время думать о твоих границах?
— Да, — ответила я. — Потому что это не мои капризы. Это простая вежливость: спросить у подруги, ок ли ей, что ты круглосуточно пишешь её мужу.
— Господи, — Марина закатила глаза. — Мы что, в школе? Фильтры какие-то… Он взрослый человек. Хочет — отвечает, не хочет — не отвечает.
— Марин, — я вздохнула, — давай без детского сада. Скажу прямо. Мне неприятно. И да, консультации — это работа. Когда ты бесконечно шлёшь фотки и спрашиваешь «правильно ли замешано», — ты берёшь его время. Время стоит денег.
— Ой, иди, а, — махнула она рукой. — Сама разберусь. Я не просила твоего разрешения.
— Так и есть, — кивнула я. — И поэтому — помогать дальше не буду. Ни коробки, ни саморезы, ни «ёлочки». Развлекайся со своим ремонтом без нашего участия.
Мы секунду стояли молча, как два камня в мутной воде. Потом в коридоре загрохотала лестница — двое рабочих тащили мешки с цементом. Я отступила, чтобы они прошли, и вышла на площадку.
Дверь за моей спиной хлопнула. И в этом хлопке было столько раздражения и пыли, что мне вдруг стало очень легко дышать.
Я не стала рассказывать Андрею, что произошло. Не из стратегического расчёта — просто не захотела. Он у меня прямой: если бы я сказала «не пиши Марине», он бы не писал. Но мне было важно другое — чтобы он сам заметил, как это выглядит со стороны.
Вечером мы сидели на кухне. Я уронила в тарелки укроп, налила суп, мы привычно обменялись «как день?». Андрей рассказывал про клиента, который хотел люстру из «Инстаграма» в потолок, где было невозможно спрятать провода.
— Вырулил? — спросила я.
— Вырулил. Но объяснять пришлось долго.
— А если бы он писал тебе сутки напролёт в мессенджер, ты бы тоже объяснял? Бесплатно?
— Не начинай, — сказал Андрей мягко. — Ты про Марину, да?
— Про уважение к твоему времени, — ответила я. — И к моему — тоже. Потому что пока она у тебя всё спрашивает, у нас дома лежит человек, который на работе объясняет, а дома — читает и снова объясняет.
— Мне правда не сложно, — повторил он, упрямо добрый. — И потом, лучше я ей скажу, чем она сделает глупость.
— Тогда пусть благодарит не смайликом, а оплаченной консультацией, — сказала я. — Или хотя бы через меня спрашивает. Я не против помочь подруге. Но я не хочу, чтобы меня выносили за скобки.
— Ладно, — Андрей потер шею. — Я понял. Скажу ей, что пусть пишет тебе, а ты уже попросишь меня, если что.
— Скажи как хочешь, — улыбнулась я. — Я уже сказала.
— Что сказала?
— Что мы больше не участвуем в этом квесте «Сделай ремонт без бюджета и нервов», — ответила я. — И знаешь, мне стало легче.
Он посмотрел на меня внимательно, как на потолок с трещиной, где надо понять, откуда она идёт.
— Тебе правда было неприятно?
— Да, — сказала я. — Неприятно и обидно. Потому что дружба — это не только таскать коробки и приносить саморезы. Это ещё и спрашивать: «Тебе ок?» перед тем как писать твоему мужу десятый вопрос за день.
Он кивнул. Мы молча доели суп. И тишина была на этот раз хорошей — как белая стена без лишних дыр.
Через неделю Марина прислала мне фотографии. Без слов. Просто три снимка: новая кухня с белыми фасадами, плитка «ёлочкой», подоконник, на который идеально ложился утренний свет. Никаких «смотри, как получилось», никаких «спасибо». Только фото, как вырезки из журнала, будто ничего не было.
Я посмотрела, удалила, занялась своими делами. Вечером, признаюсь, залезла проверить Андреев телефон. Переписки с Мариной почти не было — пара вежливых фраз про «спасибо» и «разобралась». А потом тишина. Видимо, дошло.
И всё же осадок остался. Не тот, что делает воду мутной. Тот, что ложится тонкой пылью на подоконник, и если по нему провести пальцем — останется след.
Через несколько дней мы встретились случайно — в супермаркете, у полки с моющими средствами. Марина крутила в руках губку «с абразивом», я выбирала порошок. Мы сдержанно улыбнулись.
— Привет, — сказала она. — Ну что, ты на меня всё ещё злишься?
— Я не злюсь, — ответила я. — Я помню. Это разные вещи.
— Ой, ну прости, если я тебя задела, — вздохнула она. — У меня просто всё на нервах было. Рабочие тупили, дедлайн горел, я хваталась за все возможные источники. Андрей — профи, и он такой… спокойный. Я у него спросила — он ответил. Что тут такого?
— «Что тут такого» — это ровно то, что и есть, — сказала я. — Спросить у подруги «тебе нормально?» — пять слов. Понимаешь?
Она помолчала, потрогала губку.
— Понимаю, — наконец сказала. — И спасибо, что таскала коробки. Без тебя я бы точно сорвала спину. И… да, я должна была сначала написать тебе. Ты права.
— Спасибо, — я кивнула. — Я рада, что ремонт почти закончился.
— Почти, — устало улыбнулась она. — Осталось только повесить шторы и купить стол. Придёшь на новоселье?
— Приду, — сказала я после короткой паузы. — Но без саморезов.
Марина хмыкнула. Мы разошлись — каждая к своей кассе. Я шла и думала, что дружба — это не только делить пироги и секреты. Это ещё и искусство предупреждать, если собираешься зайти не через парадную дверь.
И да, иногда это искусство состоит из простых вещей: сказать «ок?» перед тем, как написать чужому мужу про «гуще или жиже».
Вечером я вернулась домой, поставила сумки на пол, прислушалась к шуму воды в ванной — Андрей мыл руки после работы.
На столе лежала бумажка — записка от него: «Завтра приеду поздно, клиент хочет таки «ту самую люстру». Поужинаем позже?» Рядом он дорисовал смешную лампочку с длинными ножками.
Я улыбнулась и положила записку в ящик, где храню всякие милые мелочи. Потом достала телефон и написала Марине: «Кухня вышла красиво. Белый — смелый выбор с котами. Купи хорошую швабру. И да — если тебе что-то понадобится из «про строителей», сначала вопрос мне. Ок?»
Она ответила быстро: «Ок. И прости ещё раз». Я поставила телефон на зарядку, налила чай, села к окну. За стеклом вечер сворачивался в мягкую серую ленту. На подоконнике лежала пыль — та самая тонкая, строительная, которой не избежать, если кто-то решил перестроить свою жизнь.
Я взяла тряпку, провела по краю. На ткани остался светлый след. «Границы — это как швы на плитке, — подумалось внезапно. — Их не видно издалека, но именно они удерживают рисунок и не дают дому расползтись». Я выжала тряпку и улыбнулась.
Иногда, чтобы стало чисто, достаточно один раз сказать «мне так не подходит». А дальше — жить. И пусть каждый занимается своим ремонтом сам. С уважением. И с заранее оговоренными правилами.
Прошло ещё пару недель. Мы пришли к Марине в гости на её «почти новоселье». Был чай, тот самый обещанный пирог и коты, которые уже успели проверить белые фасады на прочность. Андрей сидел на табурете и рассматривал швы плитки.
— Красиво сделали, — сказал он. — И аккуратно. Кто клал?
— Другие ребята, — ответила Марина, кивая на фото в телефоне. — По твоему совету взяла клей подороже. И не пожалела.
— Рад, что пригодилось, — Андрей улыбнулся и перевёл взгляд на меня. Я ответила тем же. Было легко. Так, как бывает, когда на месте не только стены и фасады, но и слова.
Марина наливала чай, рассказывала смешную историю про то, как рабочие прикрутили карниз вверх ногами, а потом целый час думали, почему шторы «сидят криво». Мы смеялись. И я ловила себя на тёплом чувстве: мы — снова «мы». Но немножко другие. Чуть более взрослые. С швами, которые держат рисунок.
Когда уходили, Марина протянула мне небольшой пакет.
— Что это? — удивилась я.
— Набор хороших тряпок для пыли, — подмигнула она. — Белая кухня, как-никак. И… — она запнулась и посмотрела на Андрея, — я перевела тебе на карту. За те консультации. Немного, но честно.
— Марин, — начал Андрей, — не надо.
— Надо, — уверенно сказала она. — Потому что так правильно. Потому что это работа. И потому что я хочу, чтобы у нас всё было нормально.
Я кивнула. Мы обнялись на пороге — без пыли, без дрели, без недосказанности. На лестничной площадке пахло новым подъездом — краска ещё не выветрилась. Мы спустились на этаж ниже, потом ещё на один. Андрей взял меня за руку.
— Ты была права, — сказал он тихо. — Про границы. И про «ок?»
— Я знаю, — ответила я и сжала его ладонь. — Пойдём домой. У нас там тоже есть, что штробить — только не стены.
— А что?
— Вечный вопрос: куда вешать картину, — усмехнулась я. — Но это — наш чат. И наши правила.
Мы вышли на улицу. Вечер был тёплый, окна домов светились, как прямоугольники «ёлочки» на Марининой стене.
И мне подумалось: если дружба — это ремонт, то хороший ремонт — тот, где никто не пишет за спиной, не берёт чужое время в долг без спроса и не путает бесплатные советы с обязанностью.
Тогда и жить можно чисто. И легко. Как по новым швам.
Тараканы – еще те собеседники