У Наташи и Игоря была та самая выстраданная, аккуратно собранная по винтикам жизнь: по будням — метро-офис-метро, вечером — супник на плите, стиралка на отложенном старте, по выходным — подача показаний счётчиков и хлеб в хлебнице на три дня. В прихожей — два зонта, у каждого свой; в холодильнике — наклейки с датами на контейнерах; на полке с обувью — щётка в отдельной коробочке, чтобы никто не путал. Не перфекционизм, нет. Скорее дисциплина людей, которые к своим тридцати двум научились беречь силы и время.
Родня Игоря считала их «суховатыми». Родня Наташи — «правильными». Вот Лена — кузина Игоря — со своим мужем Пашей совсем другие. Лена — быстрая, громкая, с вечной историей «я всё сама», но как до дела — то карточка заблокирована, то начальница стерва, то «ну ты же понимаешь, мы ж семья». Паша молчаливее, однако в молчании — вязкая самоуверенность: при необходимости он умел так развести разговор на «общее решение», что потом никто не поймёт, кто это вообще предложил.
Позвонили они вечером в среду, без прелюдий:
— Игорь, спасай. На три дня к вам приедем? Курсы у меня в центре, домой мотаться не вариант, — выпалила Лена. — Мы тихо-тихо. Сумки где-нибудь под столом. Ни-ко-му не будем мешать.
Игорь зажал трубку плечом, поймал взгляд Наташи. Та кивнула: три дня — переживём. Никогда ведь «нет» в лоб родным не говорили, да и чего ради скандалить. В их доме было принято сначала попробовать, а уж потом «обсудим, если не полетит».
Приехали Лена с Пашей, как обычно, с огоньком. С порога — «ой, какие у вас тапочки милые, можно эти?», «ой, а у нас тут тортик; да что вы, мы сами всё уберём», «ой, а можно я чай заварю прямо в вашей большой кружке, ну той, что с котиком?». Наташа выдохнула: будет шумно. Но терпимо. Они же уставшие, с дороги. Она разложила постельное бельё на раскладном диване, показала, где полотенца, где гель для душа — свой, без запаха. Игорь вбил в роутер гостевой пароль: пусть им удобно.
Первую ночь Лена хихикала до часа, Паша смотрел на телефоне ролики, тихо, но свечение экранов пробивалось сквозь тёмный коридор, как фар по пустой улице. Наташа ворочалась, прислушиваясь к чужим шёпотам — чужие в звуке всегда слышнее своих. Утром развели кофе на двоих, оставили гостям на столе записку: «Воду, газ — пользуйтесь, не стесняйтесь. Мусор — на лестничной площадке контейнер, выбрасывайте, пожалуйста, сами». Наташа даже поставила на холодильник магнит с расписанием: кто когда выходит и возвращается, чтоб никто никого не подкарауливал.
На второй день началось «только это, и всё». Лена попросила ключ: «Мы же не хотим вас будить в семь утра, вдруг вы ещё спите; я спокойно уйду на курсы, а Паша потом подтянется». Наташа засомневалась — у них только две связки, третью надо делать. Игорь, как всегда, помягче:
— Ладно, пока возьми мою связку. Только не теряй, ладно?
— Да что ты, — Лена улыбнулась, — я ж responsible теперь.
Answerable — подумала Наташа машинально, не удержав внутреннюю корректуру. Responsible — это когда приехала на три дня и живёшь, как гость, а не как дома. Но промолчала, проглотила слово.
К обеду в квартире запахло чем-то резковатым, сладким, как на дешёвых ногтевых салонах. Наташа, вернувшись с работы, сразу заметила блеск на столешнице — Лена разложила лампу, кисточки, палитры с липкими блёстками. Рядом стояли две банки с какими-то палочками и ватными дисками. Врастание чужих вещей всегда начинается с мелочей — банка ставится на твой стол, и это уже зона высадки.
— Это ненадолго, — сказала Лена, заметив, как Наташа обвела взглядом кухню. — У меня же курсы, надо практику. Я подружке обещала. Мы тихо.
— Подружке? — Наташа посмотрела на дверь. — Подружка здесь будет?
— Да мы по пути заскочим, на двадцать минут. Ты не против?
Наташа была против. Внутри у неё поднималось тревожное «нет», то самое, которое сначала шепчет, потом кричит и, если его не слушать, превращается в обиду из тех, что трудно рассасываются. Но Игорь уже снял куртку, улыбнулся, пожал плечами: ну что ты, действительно двадцать минут.
Подружка оказалась синим пуховиком и болтливостью на всю кухню. Лена поставила лампу, включила таймер, непонятный запах усилился, кот — их рыжий, вечно независимый Тимофей — укрылся под диваном, уши прижал. Паша тем временем устроился на подоконнике, что-то листал в телефоне, и, не отрываясь, бросил:
— А Wi-Fi ваш нормальный, выдержит? Мне один человечек звонить будет, по работе.
— Выдержит, — сказал Игорь, хотя было заметно, что в доме уже тесно.
Вечером, когда дверь за подружкой закрылась, Наташа с мокрой тряпкой оттирала липкие следы с края раковины и совершенно не хотела начинать разговор. Но разговор начался сам.
— Лен, давай так: мы живём без гостей. По-честному. У нас соседи злые, да и мы рано встаём, — аккуратно сказала она.
— Да я тебя умоляю, — Лена, не повернув головы, мазнула в сторис фото «моя первая практика на дому». — На двадцать минут. И ещё завтра девочка забежит. Ей вообще срочно.
— На завтра не надо, — Игорь вмешался мягко. — Реально тесно. Давай ты где-то в другом месте.
— Да где, Игорь? — Лена вздохнула, как будто ей больно. — Телефоны в проходной не ловят, в коридорах извините… Ну что вам стоит? Мы же родня.
Это «что вам стоит?» застряло у Наташи между ключицами. Стоит — их покой, их расписание, их кухня. Но сказать вслух — значит стать «той самой занудой», которая «не дала», «устроила», «не поняла». Они решили дать ещё один шанс: «Завтра — без гостей».
На третий день утром Наташа заметила: ключи к их двери лежат не на крючке, как всегда, а глубже в мисочке, как будто кто-то их туда незаметно опустил. Подумаешь. Но чужая рука — она оставляет воздух сдвинутым.
— А давайте я ключи отдам вечером, — беззаботно предложила Лена. — А то ещё потеряем. Пару раз туда-сюда.
Наташа кивнула. Игорь улыбнулся. Всё ещё верили, что люди умеют слышать.
На четвёртый день, который должен был стать последним, курьеры начали звонить в домофон. Сначала один — «посылка на Елену». Потом второй — «Павел, примите, пожалуйста». Наташа прижала трубку к уху, шёпотом спросила:
— Вы что-то заказали?
— Да так, налепочки для работы, — Лена махнула рукой. — Мелочи. Привезут по старому адресу, я переадресовала.
К вечеру на коврике выстроились четыре пакета, в которых что-то звякало и шуршало. «Мы же три дня», — повторяла себе Наташа, уворачиваясь от чужих пакетов, как от табуреток в тёмной комнате. «Три — и всё». Игорь пообещал, что завтра отвезёт Лену на вокзал, Пашу — к приятелю, у которого они «как-нибудь перекантоваться».
Но завтра с утра Лена сказала:
— Прикинь, занятия продлили на неделю. Ну знаешь, у нас этот модуль выпал, и преподаватель перенёс. Я бы уехала, но… Игорь, ты же понимаешь.
Игорь молчал. Он понимал слишком хорошо: «перенесли» — это чужая проблема, а не его. Но сказанное вслух превращает человека в «жестокого». Он вздохнул:
— Ладно, неделю — и всё.
— Всё-всё, — заверила Лена. — Слушай, а можно мы к вам днём? Нас же в корпус пустят только к двум, а утром мы где будем? В кафе сидеть? Там шумно. Мы тихо-тихо посидим, по ноутам поработаем.
Наташа почувствовала, как ей не хватает воздуха. Днём — это когда квартира отдыхает от людей, когда коврик ровно лежит и часы громче тикают. Это их время. Но Игорь уже кивал: «Ладно. Только никого не приводите, и ничего не устраивайте».
С пятницы начался режим «тихо-тихо». Наташа, возвращаясь с работы, каждый раз обнаруживала, что «тихо» у всех разное. То на подоконнике — стакан из-под смузи с чужим отпечатком помады. То в почтовом ящике — извещение «получите посылку на Елену К.». То соседка Марина в лифте шептала:
— Ой, у вас так много гостей теперь? В подъезде мужчины какие-то стояли, курили. Я им сказала, что нельзя. Они сказали, что «ждут мастера».
— Какого мастера? — Наташа искренне удивилась.
— Да откуда мне знать, — Марина пожала плечом, но по глазам было видно: «в вашем-то доме всегда тихо, а теперь…»
Наташа принесла разговор Игорю на кухню, где они привыкли всё обсуждать, опираясь локтями о гладкую столешницу, как о карту местности.
— Там курьеры, там «мастер», — она перечисляла, чувствуя, как сердится не на конкретного человека, а на смазанную границу. — Я не хочу превращаться в полицейского в собственной квартире.
— И я не хочу, — Игорь устало потер переносицу. — Я им сегодня скажу. Спокойно, без истерик. Днём их нет, дома быть не должны. Посылки — на доставку к ним. Всё.
Он сказал. Вечером Лена кивала, как школьница на родительском собрании:
— Конечно-конечно. Мы просто не знали. Ты так сразу и говори, Игорь. Мы же не наглые, ты чего.
«А кто вы?» — хотела спросить Наташа, но не спросила. Она вообще много чего не спрашивала вслух, потому что знала: их «правильность» родня любит прижать к стене словами «жизнь — это не таблички в Excel».
Прошла неделя. Лена не съехала. Появился новый аргумент: «Паша нашёл подработку курьерами, ему удобно с вашего района, маршрут хороший». Наташа поймала себя на том, что запомнила график чужого мужа лучше, чем собственные выходные. Игорь начал позже задерживаться на работе, дольше стоять у кофемата с коллегой Артёмом, который говорил по-мужски прямо:
— Гони. Иначе сядут на шею.
— Она же родня, — Игорь пожимал плечами. — Наташа расстроится. И вообще у них сейчас не самый простой период.
— У кого проще, — усмехался Артём.
Наташа делилась с Олей, своей коллегой:
— Понимаешь, я не хочу быть злой. Но я сейчас выбираю между «быть злой» и «жить в собственном доме, как гостья».
Оля кивала, как человек, который видел подобное:
— Скажи простыми словами, без лекций. Чётко. И повторяй. Не объясняй, почему — просто «так надо». И потом не оправдывайся. Если начнут давить — смена пластинки: «я уже говорила».
Наташа записала себе в заметках: «не объяснять», «повторять». И тут же поймала себя: почему я вообще учусь разговаривать с взрослыми людьми, как с детьми?
На дворе перевалило за середину месяца. Субботы и воскресенья потянулись одинаковые, потому что Лена в субботу «добирала практику» — кто-то приходил «на пять минут» — а в воскресенье «мы только забрать». Соседка тётя Роза из пятого этажа, та, что всё знает, остановила Наташу у почтовых ящиков:
— Милочка, ты извини, я не вмешиваюсь, но у вас по лестнице ходят в кроссовках, следы чёрные. Раньше такого не было.
— Спасибо, Роза Львовна, — Наташа даже не смогла вымолвить оправдание. Какое, впрочем? Что они «тихо»?
В понедельник Игорь наконец решился жёстче: утром, перед тем как уходить, он сказал Лене и Паше, сидящим с чашками на краю чужой кухни:
— Мы уходим в семь, вы уходите вместе с нами. Днём никого дома. Посылки — не принимать. Ключи — вечером отдаёте. Договорились?
— Договорились, — в один голос. Лена улыбнулась — так, что невольно хочется проверить, не вытащили ли у тебя кошелёк.
Днём Наташе с работы позвонила соседка Марина:
— Наташа, это я. У вас в окнах свет, кто-то шуршит. Я подумала — вы дома.
— Нет, — сказала Наташа. — Не дома.
Она положила трубку и долго смотрела в монитор, где мигал курсор. Договорились же. Зачем тогда звон света в окнах? Может, Марине показалось? Может, Лена просто забыла выключить лампу? Сама себя успокоила до обеда, как собирают волосы в тугой пучок, — и отпустила. Вечером дома было чисто. Как будто никого не было. Даже слишком чисто: мусор увезён, половики ровно, кружки на месте. И всё равно — воздух «пожил».
Ночью Наташа проснулась от звука сообщения на домофон: «Курьер подъехал». Она перевернулась на другой бок, прижалась к Игорю. Утро, решила, всё утром.
Утро пришло с новым голосом в динамике подъезда — молодой, самоуверенный:
— Я к Лене. Мастер на дом.
Наташа застыла с ложкой над кашей. Игорь посмотрел на неё и, не вставая из-за стола, нажал кнопку домофона:
— Вы ошиблись квартирой.
— Так это она мне сказала: «вторая площадка, направо», — неубедимо оправдался голос.
Игорь нажал «отбой». Они посмотрели друг на друга. Пора прекращать. Пора говорить так, как учила Оля: просто и без объяснений. Но как именно — на какие слова опереться, чтобы не сорваться и не превратиться в ту самую «злюку» из чужих рассказов? Наташа сжала в кулаке салфетку, до боли в пальцах.
Вечером они собрали гостей на кухне — «поговорить спокойно». Столешница блестела, кот смиренно сидел на табурете, будто понимал, что сейчас снова будут ставить границы. Лена закинула ногу на ногу, Паша сел боком, положил телефон рядом, перед экраном — пальцы, как на старте.
— Слушаем, — сказала Лена, слегка издеваясь. — У вас что?
Игорь вдохнул, Наташа кивнула — и тут в прихожей, где всегда тише, чем в других комнатах, у дверцы почтового ящика что-то тихо клацнуло. Будто кто-то, приставив карту, попробовал замок на прочность.
Они переглянулись.
И поняли: разговор уже опоздал.
Клацанье у двери будто взрезало воздух. Наташа оторопело замерла, вцепившись в спинку стула, Игорь рывком поднялся, но не пошёл в прихожую — остался стоять. Это молчание оказалось длиннее, чем нужно: Лена первой не выдержала.
— Да ладно вам, — протянула она, картинно закатив глаза. — Может, реклама какая в щель упала. Чего вы сразу напрягаетесь?
— Реклама так не стучит, — хмуро отрезал Игорь.
Паша посмотрел на телефон, сделал вид, что занят, но уголки губ дёрнулись: то ли от улыбки, то ли от раздражения. Наташа поняла: они не собираются даже делать вид, что понимают проблему. А значит, придётся говорить в лоб.
— Мы вас любим, но так жить невозможно, — произнесла она медленно, как реплику в театре, заранее готовясь, что её будут перебивать. — Посторонние не должны ходить по нашему подъезду, звонить в домофон, искать здесь «мастеров». У нас соседи смотрят косо. Нам это неприятно. И ключи мы просим вернуть сегодня.
— Ой, ну вы даёте, — Лена рассмеялась, но смех прозвенел с металлической ноткой. — Ты, Наташ, как строгая училка. Прямо «ключи вернуть», «никто не должен». Да мы же ничего плохого! Три дня всего просили, а вы из мухи слона.
— Из мухи? — Игорь нахмурился. — Ты посмотри: курьеры, подруги, какие-то мужики в подъезде. Это наш дом, Лен.
— И наш тоже, — упрямо бросила Лена. — Мы же родня. Ты что, Игорь, забыл, как мама говорила: «держитесь вместе»? Вот и держимся. А вы какие-то холодные стали, всё по расписанию.
Слово «родня» прозвучало, как козырь, брошенный на стол. Наташа ощутила, как в ней сжался комок возмущения: значит, если родня — можно в тапках чужих ходить, ключи крутить, гостей водить? Значит, близость — это индульгенция? Но объяснять она не стала. Просто повторила:
— Ключи. Сегодня.
Лена закатила глаза, но встала, вытряхнула из кармана джинсов связку. На миг Наташе даже показалось: всё, сработало. Но Паша протянул:
— Ладно, не драматизируйте. Вернём. Только давайте так: мы завтра ещё забежим, у нас пара коробок. Переночуем — и точно съедем. Всё, честно.
Игорь уже хотел сказать «нет», но Лена перебила:
— У нас билеты на пятницу. Ты же не хочешь, чтоб мы на вокзале с коробками ночевали? Родных-то так не выгоняют.
И снова это «родные». Наташа заметила, как Игорь опустил плечи. Его решимость будто сдулась. И внутри у неё что-то обидно хрустнуло: ведь они играют на его мягкости. Она-то знала: он всегда сдаётся, когда кто-то давит на чувство вины.
Следующие дни потянулись как вязкая жвачка. Вроде обещали уехать, а коробки всё прибывали: то обувь, то какая-то техника, то Паша, ухмыляясь, тащит в дом увесистый пакет — «да это ерунда, всего на пару дней».
Соседи смотрели с любопытством. В лифте кто-то не выдержал:
— А вы что, квартиру сдаёте? У вас постоянно новые люди.
Наташа только усмехнулась: «лучше бы сдавали». Тогда хоть деньги были бы за все эти неудобства.
Вечером пришла тётя Оля — старшая сестра Игоревой мамы. Села за стол, откинула шарф и с укоризной посмотрела на Наташу:
— Ты что, Наташа, серьёзно Лену с Пашей выгоняешь? Родня ведь. Молодым тяжело сейчас, а вы с Игорем в достатке. Ну поделитесь крышей. Тебе что, жалко?
Наташа чувствовала, как горло перехватывает. Жалко? Ей не крыши жалко — ей жалко себя, своё пространство, своё спокойствие. Но попробуй объясни человеку, который свято верит: родня всегда важнее комфорта.
— Мы не выгоняем, — устало сказала она. — Мы просили на три дня. Уже три недели.
— Это всё твой педантизм, — махнула рукой Оля. — Я Игоря понимаю, он у нас мягкий. А ты всё хочешь по правилам. В жизни так не бывает, деточка.
Наташа слушала и понимала: даже часть семьи будет на стороне Лены, не её. Игорь молчал, сидел, уставившись в стол, и Наташа ясно видела — он разрывается между «быть хорошим для тёти» и «жить своей жизнью».
Конфликт рос, как дрожжевое тесто. Лена всё чаще вела себя так, словно квартира принадлежала ей. Доставала с полок тарелки без спроса, переставляла банки с крупами, однажды даже предложила Наташе:
— А давай я твои рецепты в сторис выложу, у тебя тут всё по полочкам. Девчонки обзавидуются.
— Не надо, — отрезала Наташа. — Это моё.
— Господи, — Лена фыркнула. — Какая ты скучная.
А Паша приноровился приглашать к себе «на пять минут» людей из работы. Игорь однажды застал в прихожей незнакомого парня в грязных кроссовках, тот ждал «Пашу на разговор». После этого Игорь впервые сорвался:
— Всё. Хватит. Это наша квартира, а не проходной двор.
— Ты орёшь, как старик, — лениво заметил Паша. — Расслабься. Мы же всё равно скоро уйдём.
Но «скоро» никак не наступало.
Наташа пыталась искать поддержки у друзей. Встретилась с подругой Аней в кафе.
— Слушай, я с ума схожу. В доме бардак, чужие люди. Я прихожу — и не чувствую, что это мой дом. Я как квартирантка.
Аня пожала плечами:
— Так скажи им жёстко. Пусть обижаются. Родня роднёй, а нервы дороже.
— Я боюсь, что потом все родственники будут считать меня стервой, — призналась Наташа.
— И что? — Аня посмотрела прямо в глаза. — Пусть считают. Ты же не обязана быть хорошей для всех. У тебя одна жизнь.
Эти слова засели в голове, как камушек в ботинке. Наташа думала о них по пути домой, пока в лифте слушала, как Лена снова звонко смеётся с кем-то по телефону, сидя прямо на их диване.
И в тот момент у неё мелькнула мысль: «А если бы это были не родственники, а посторонние квартиранты? Я бы давно выгнала. Почему же тут мне стыдно?»
В начале следующей недели терпение Игоря тоже лопнуло. В понедельник утром он встал твёрдо и сказал:
— Всё. Сегодня вечером вы собираете вещи и уезжаете. Мы вас любим, но это невозможно.
— Ты серьёзно? — Лена хлопнула ресницами. — А билеты? А вещи? А куда мы? Ты что, родню на улицу?
— Куда угодно, — жёстко сказал Игорь. — Хоть к твоей маме, хоть к друзьям. У нас — нет.
Паша поднялся, сощурился:
— Слушай, Игорь, ты перегибаешь. Мы же тебя никогда не подводили. А сейчас просто помоги. Мы съедем, но попозже.
— Нет, — Игорь поднял ладонь. — Сегодня.
Лена закусила губу и, откинувшись на спинку стула, сказала:
— Знаешь, Наташа, это всё ты. Ты его науськала. Сам бы он никогда не выгнал родню. Ты его ломала по чуть-чуть, а теперь окончательно.
Наташа сжала зубы, но промолчала. Потому что понимала: сейчас любое слово обратят против неё.
Они уехали тем вечером? Нет. Они остались. Под предлогом «ещё не собрали», «ещё коробки». И снова обещания: «завтра точно».
И именно в тот момент Наташа поняла: одними разговорами это не закончится. Нужно что-то радикальное.
Вопрос был только один: как именно поставить точку — так, чтобы их услышали?
Вторник начался с обычной спешки: будильник в шесть, кофе в турке, кот тянется лапой к подоконнику, Наташа кладёт в сумку контейнеры с едой. Игорь привычно проверяет: свет выключен, окна закрыты. Всё было по-старому, если не считать Лены, сидящей на диване с телефоном и чашкой чая, и Паши, который копался в пакете, доставая какие-то провода.
— Мы ненадолго, — сказала Лена, даже не глядя. — Паше нужно кое-что доделать, я потом на курсы. Всё будет тихо.
Игорь посмотрел на Наташу. У неё в глазах плескалась усталость, будто не спала несколько ночей.
— Лен, — начал он твёрдо. — Мы в семь уходим. И вы уходите. В квартире без нас никого не должно быть.
Лена замерла, потом усмехнулась.
— Слушай, ты прямо как комендант. Ну ладно, уйдём, уйдём. Чего ты такой нервный?
Но в её голосе слышалось: «я сама решу».
Весь день Наташа ходила по офису, словно с камнем на шее. У неё перед глазами стояла картинка: их квартира, чужие шаги, свет включён, мусор копится, а соседи опять косо смотрят. Она ловила себя на том, что перестала думать о работе. Даже обед с Олей не помог — Наташа почти не слышала подругу.
Вечером, возвращаясь домой, Наташа остановилась у подъезда. На коврике перед их дверью стояла коробка с наклейкой «маникюрные материалы». Соседка Марина, выходя с пакетом, сказала многозначительно:
— Опять доставку на вас оформили. Знаете, Наташа, у нас тут подъезд маленький. Все видят, кто что тащит.
Наташа покраснела, словно это она сама таскала коробки.
Внутри квартиры было на редкость тихо. Игорь сидел за столом, пил чай. Лены и Паши не было. Коробки исчезли. Даже обувь чужая пропала из прихожей.
— Неужели съехали? — прошептала Наташа.
— Хотелось бы, — буркнул Игорь. — Но вон ключи на месте нет.
Он показал на пустой крючок.
Через час Лена появилась сама, с наигранно бодрым видом.
— Мы решили, что лучше у друга поживём, — сказала она. — Тут вам всё равно тесно, а у него просторная двушка. Мы вещи забрали. Спасибо вам огромное, вы такие родные!
Она обняла Игоря, поцеловала Наташу в щёку — и, пока та от неожиданности не отшатнулась, протянула маленький ключ.
— Держи. А то вдруг потеряется.
Наташа машинально взяла, хотя ключ казался подозрительно лёгким. Она посмотрела на него и поняла: это не их ключ. Это какой-то другой.
— Лена… — начала Наташа. — А где настоящий?
— А разве это не он? — сделала удивлённое лицо Лена. — Ой, я, наверное, перепутала. У Паши, наверно. Но не переживай, завтра точно вернём.
Игорь вскочил:
— Завтра? Ты понимаешь, что значит завтра? Ты обещала сегодня.
Лена вскинула руки:
— Господи, какие вы нервные. Да какая разница, день туда, день сюда. Мы же не враги вам.
Ночь прошла тревожно. Наташе казалось, что за дверью кто-то ходит, что ключ поворачивается в замке. Она вставала, проверяла цепочку, слушала. Кот сидел на подоконнике и настороженно смотрел в коридор.
Утром Игорь сказал:
— Всё. Больше никаких «завтра». Я сам заберу ключ. Сегодня.
Но в тот же вечер, когда он набрал Лене, та весело ответила:
— Мы заняты, не можем подъехать. Завтра точно.
И отключилась.
В пятницу соседи устроили собрание жильцов по поводу «чужих лиц в подъезде». Наташу и Игоря попросили «разобраться, иначе будем писать заявление». Было стыдно так, что Наташа не поднимала глаз.
Вернувшись домой, она нашла на кухонном столе новый пакет. Внутри — баночки с гелями, лампа и наклейка: «заказ для Елены К.».
И тогда у неё сорвало крышу.
Она вытащила телефон, набрала Лену и сказала, стараясь не дрожать:
— Слушай внимательно. Мы в семь утра уходим на работу — и вы уходите. В квартире без нас никому нельзя находиться. Ни друзьям, ни курьерам, ни «мастерам». Больше никаких коробок. Поняла?
На том конце повисла пауза. Потом раздался смех — долгий, издевательский.
— Наташа, ты так говоришь, будто это твоя квартира. А ведь Игорь тоже тут живёт, и он мой родной брат. Думаешь, ты одна будешь решать?
Наташа прижала трубку к уху, чувствуя, как по спине пробежал холод.
— Я решаю, потому что это наш дом.
— Посмотрим, — тихо ответила Лена.
И отключилась.
Вечером Наташа с Игорем сидели молча. Он смотрел в окно, она — на пустой крючок для ключей. Их квартира вдруг показалась им чужой.
Стук в дверь заставил обоих вздрогнуть.
— Курьер! — раздалось бодрое за дверью. — Посылка на Елену!
Игорь закрыл глаза. Наташа крепко сжала губы.
Они поняли: история не закончена. И, похоже, настоящая борьба только начинается.
Иногда добра бывает слишком много