— Она украла завещание! — голос Тамары Петровны дрожал от едва сдерживаемой ярости, когда она ворвалась в квартиру сына без звонка, размахивая связкой ключей как оружием.
Нина застыла с кружкой утреннего кофе в руках. Суббота только началась, за окном светило майское солнце, а в их уютной двухкомнатной квартире уже разворачивался очередной скандал. Свекровь стояла посреди прихожей, тяжело дыша после подъёма на пятый этаж, её полное лицо покраснело, а в глазах горел знакомый огонь обвинения.
Павел выскочил из спальни, натягивая футболку. Его взгляд метнулся от матери к жене и обратно, и Нина с горечью отметила, как его плечи напряглись. Он уже выбирал сторону, даже не разобравшись в ситуации.
— Мама, что случилось? О каком завещании речь? — спросил он, подходя к Тамаре Петровне и осторожно беря её под локоть.
Свекровь театрально всхлипнула и прижала руку к сердцу. Нина знала этот приём наизусть — следующим шагом будет просьба о валерьянке и долгий рассказ о том, как невестка довела её до сердечного приступа.
— Завещание твоей бабушки! То самое, где она оставляет дачу тебе! — Тамара Петровна бросила испепеляющий взгляд на Нину. — Я держала его в серванте, в папке с документами. Вчера полезла искать — нет! А кто у нас тут недавно «помогал с уборкой»?
Нина медленно поставила кружку на журнальный столик. Её руки не дрожали, голос остался ровным.
— Тамара Петровна, я не брала никаких документов. Я просто протирала пыль, как вы просили.
— Как же! — свекровь фыркнула. — Протирала она! Павлуша, я же говорила тебе — нельзя было на ней жениться! Чужая она нам, понимаешь? Из простой семьи, без воспитания! Конечно, позарилась на недвижимость!
Нина почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. Четыре года она терпела постоянные упрёки, намёки на её «недостойное» происхождение, бесконечные сравнения с мифической Ларисой — первой любовью Павла из «хорошей семьи». Четыре года она молча сносила оскорбления, надеясь, что муж когда-нибудь встанет на её защиту.
— Мама, давай не будем сразу обвинять, — начал было Павел, но его голос звучал неуверенно. — Может, ты просто переложила документы?
— Я? Переложила? — Тамара Петровна всплеснула руками. — Да я сорок лет все документы в одном месте храню! А тут вдруг пропало именно после того, как твоя жена у меня «убиралась»!
Она выплюнула слово «жена» так, словно оно оставляло горький привкус во рту. Нина заметила, как Павел нервно облизнул губы — верный признак того, что он готов капитулировать перед материнским напором.
— Паша, ты же не веришь в эту чушь? — тихо спросила Нина, глядя мужу в глаза.
Он отвёл взгляд.
— Нин, ну может, ты случайно… Ну, знаешь, вместе с мусором выкинула или ещё что…
Удар был точным и болезненным. Не прямое обвинение, но и не защита. Трусливая попытка усидеть на двух стульях, которая на деле означала предательство.
— Случайно выкинула завещание? — Нина почувствовала, как её голос становится ледяным. — Серьёзно, Павел?
— Ага! Видишь, даже не отрицает! — торжествующе воскликнула свекровь. — Я знала! Знала, что она не просто так согласилась мне помогать! Присматривалась, где что лежит!
Тамара Петровна прошла в гостиную и плюхнулась на диван с видом оскорблённой королевы. Её массивная фигура заняла половину дивана, и она немедленно схватилась за сердце.
— Валерьянки мне! Павлуша, как ты мог! Я тебя растила одна, всё для тебя делала, а ты позволяешь этой… этой воровке меня обкрадывать!
Нина наблюдала за разворачивающимся спектаклем с отстранённым интересом. Сколько раз она видела эту сцену? Десятки? Сотни? Свекровь изображала жертву, Павел метался между ними, пытаясь всех успокоить, а в итоге Нина оказывалась виноватой во всех смертных грехах.
— Знаете что, Тамара Петровна, — сказала она, выпрямляя спину. — Давайте сделаем проще. Вызовем полицию.
В комнате повисла тишина. Свекровь застыла с открытым ртом, Павел уставился на жену, как на инопланетянку.
— Что? — выдохнул он.
— Полицию, — спокойно повторила Нина. — Если ваша мама уверена, что я украла документы, пусть напишет заявление. Проведут обыск, проверят. Заодно и выясним, где завещание.
Тамара Петровна побагровела.
— Ты… ты как смеешь! Позорить семью! Выносить сор из избы!
— А обвинять меня в воровстве — это не позор? — парировала Нина. — Или вы предпочитаете бросаться обвинениями, но не готовы их доказывать?
— Нина, прекрати! — вмешался Павел. — Что ты устраиваешь? Мама расстроена, документ важный пропал…
— И автоматически виновата я, — закончила за него Нина. — Потому что я «чужая», «из простой семьи», «без воспитания». Я правильно цитирую твою маму?
Павел покраснел, но промолчал. Его молчание было красноречивее любых слов.
— Не смей так разговаривать со свекровью! — взвизгнула Тамара Петровна. — Ты в нашей семье никто! Приблуда! Я с самого начала знала, что ты за денежками к нам пришла!
— За какими денежками? — Нина рассмеялась, но в её смехе не было веселья. — За вашей двушкой в спальном районе? За дачей, которая разваливается? Тамара Петровна, я зарабатываю больше вашего сына. У меня есть своя квартира, которую я сдаю. Мне не нужны ваши «богатства».
Это была правда, которую все предпочитали игнорировать. Нина работала главным бухгалтером в крупной компании, её зарплата была в полтора раза выше, чем у Павла. Но для свекрови она навсегда осталась «нищей приживалкой», потому что её родители были простыми учителями, а не «уважаемыми людьми» с связями.
— Ах ты нахалка! — Тамара Петровна вскочила с дивана с неожиданной для её комплекции прытью. — Павел! Ты слышишь, как она со мной разговаривает?
— Нина, извинись перед мамой, — устало сказал Павел.
Это было последней каплей. Нина посмотрела на мужа — на его опущенные плечи, бегающий взгляд, на руки, которые он нервно сжимал и разжимал. Она увидела не мужчину, а мальчика, который так и не смог вырасти из маминой тени. Четыре года она надеялась, что он изменится, повзрослеет, научится защищать свою семью. Но он выбрал остаться вечным сыном.
— Нет, — сказала она твёрдо.
— Что значит «нет»? — опешил Павел.
— Это значит, что я не буду извиняться за то, что защищаю себя от необоснованных обвинений. И знаете что? Я вам докажу, что не брала это завещание.
Нина прошла к стеллажу, где хранились семейные альбомы и документы. Вытащила папку с их свадебными фотографиями, договором об ипотеке, медицинскими полисами. А затем, покопавшись в самом низу, извлекла сложенный вчетверо лист бумаги.
— Это оно? — спросила она, разворачивая документ.
Тамара Петровна ахнула. Павел растерянно моргал.
— Где… откуда… — забормотала свекровь.
— Из вашей квартиры, — спокойно ответила Нина. — Вчера, когда я протирала пыль в серванте, этот документ выпал из папки и упал за тумбочку. Я достала его, но вас не было дома — вы ушли к соседке чай пить. Я принесла его сюда, чтобы передать Павлу, но он весь вечер играл в компьютер и не хотел отвлекаться.
Она повернулась к мужу.
— Я пыталась тебе сказать про документ, но ты отмахнулся, сказал «потом разберёмся». Помнишь?
Павел покраснел. Он действительно помнил — Нина подходила к нему вчера вечером, но он был увлечён новой игрой и не стал слушать.
— Я… я не знал, что это важно, — пробормотал он.
— Конечно, не знал. Потому что не слушал, — Нина протянула завещание свекрови. — Вот ваш документ, Тамара Петровна. В следующий раз, прежде чем обвинять меня в воровстве, попробуйте сначала поговорить. Просто спросить. Это называется «нормальное человеческое общение».
Свекровь выхватила бумагу из её рук. На её лице боролись облегчение, злость и унижение. Она открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег.
— Ты… ты специально! — наконец выдавила она. — Специально не сказала сразу, чтобы меня выставить дурой!
— Нет, Тамара Петровна. Вы сами себя выставили. Я просто хотела передать документ владельцу. Но вы предпочли устроить скандал с обвинениями.
— Мама, может, хватит? — неуверенно подал голос Павел. — Документ нашёлся, всё в порядке…
— В порядке? — Тамара Петровна повернулась к сыну. — Твоя жена меня оскорбила! Унизила! Она…
— Она защищалась, — неожиданно для всех, включая саму себя, сказала Нина. — От ваших постоянных нападок, оскорблений и унижений. Знаете что, Тамара Петровна? Я устала. Четыре года я пытаюсь быть хорошей невесткой. Помогаю вам, несмотря на то, что вы при каждом удобном случае напоминаете, что я «недостойна» вашего сына. Терплю ваши сравнения с Ларисой, которая, кстати, бросила Павла ради богатого бизнесмена. Молчу, когда вы рассказываете всем знакомым, что я «неудачный выбор». И что я получаю взамен? Обвинения в воровстве!
Она перевела дыхание и продолжила, глядя прямо в глаза свекрови:
— Я больше не буду это терпеть. Я не буду приходить к вам каждые выходные. Не буду выслушивать ваши «советы» о том, как мне жить. И уж точно не буду извиняться за то, что я не соответствую вашим стандартам «идеальной невестки».
— Павел! — взвизгнула Тамара Петровна. — Ты это слышишь? Она отказывается помогать твоей матери!
Все взгляды обратились к Павлу. Он стоял между матерью и женой, и на его лице читалась мука выбора. Нина знала этот взгляд — она видела его сотни раз. И каждый раз надеялась, что в этот раз будет иначе.
— Нина… — начал он умоляюще. — Ну что тебе стоит? Мама пожилой человек, ей нужна помощь…
— Ей шестьдесят два года, Паша. Она прекрасно справляется сама — ходит на рынок, ездит к подругам на дачу, танцует в клубе для пенсионеров. Ей не нужна помощь. Ей нужна прислуга. Бесплатная и безответная.
— Как ты смеешь! — Тамара Петровна схватилась за сердце. — Павлуша, у меня давление! Вызови скорую!
— Мама, успокойся, — Павел кинулся к матери, усаживая её на диван.
Нина наблюдала за знакомой сценой с отстранённостью стороннего наблюдателя. Сколько раз свекровь изображала сердечный приступ, когда проигрывала в споре? Десятки. И каждый раз Павел велся на эту манипуляцию.
— Знаете что? — сказала она, поднимаясь. — Я пойду прогуляюсь. А вы тут… разбирайтесь со своими семейными драмами.
— Нина, ты куда? — растерянно спросил Павел.
— Подышать воздухом. Заодно подумаю.
— О чём подумаешь? — в его голосе появилась тревога.
— О том, хочу ли я провести остаток жизни в роли козла отпущения для твоей мамы. И о том, есть ли у меня муж, или я замужем за маминым сыночком.
Она взяла сумку и направилась к двери.
— Нина, постой! — Павел вскочил. — Давай поговорим!
— О чём, Паша? — она обернулась. — О том, как ты в очередной раз не защитил меня? О том, как позволил матери обвинить меня в воровстве? Или о том, как попросил меня извиниться, хотя я была права?
— Она моя мать, Нин. Я не могу…
— Не можешь что? Сказать ей правду? Защитить жену? Быть мужчиной, а не мальчиком?
Павел побледнел.
— Это нечестно.
— Нечестно? — Нина усмехнулась. — Знаешь, что нечестно? Жить с человеком, который каждый раз выбирает мамочку вместо жены. Который позволяет меня унижать. Который считает нормальным, что его мать врывается к нам домой без приглашения и устраивает скандалы.
— Невестка должна уважать свекровь! — подала голос Тамара Петровна с дивана.
— Уважение заслуживают, Тамара Петровна. А вы его не заслужили. Вы с первого дня дали мне понять, что я недостаточно хороша для вашего сына. Что моя семья недостаточно престижная. Что моё образование недостаточно элитное. Что моя внешность недостаточно эффектная. Я для вас всегда была «недо». И знаете что? Я больше не хочу доказывать вам обратное.
Она открыла дверь.
— Нина, пожалуйста! — Павел сделал шаг к ней. — Не уходи! Давай всё обсудим!
— Когда? Когда твоя мама уйдёт и ты снова будешь умолять меня «потерпеть ради семьи»? Или когда она в следующий раз обвинит меня в чём-нибудь похуже воровства?
— Я поговорю с ней!
— Ты говоришь это уже четыре года, Паша. И ничего не меняется.
Нина вышла за дверь и аккуратно её закрыла. Не хлопнула — просто закрыла. За спиной остались голоса — Павел что-то убеждённо говорил матери, та возмущённо отвечала. Привычный саундтрек её семейной жизни.
Она спустилась по лестнице и вышла на улицу. Майское солнце ласково грело лицо, в воздухе пахло сиренью из соседнего двора. Нина достала телефон и набрала номер подруги.
— Лена? Привет. Помнишь, ты говорила про квартиру, которую твои соседи сдают? Она ещё свободна? Отлично. Я могу посмотреть сегодня?
В трубке что-то спросили.
— Да, для себя. Нет, пока одна. Возможно, насовсем.
Она закончила разговор и медленно пошла по улице. В кармане завибрировал телефон — Павел звонил. Она сбросила вызов. Потом ещё один. И ещё.
На четвёртый раз она ответила.
— Что, Паша?
— Где ты? Мама ушла. Давай поговорим!
— Теперь, когда мама ушла, ты готов говорить? — в её голосе не было злости, только усталость.
— Нин, ну не будь такой. Ты же знаешь, какая она. Но она моя мать!
— А я твоя жена. Или должна быть. Но последние четыре года я чувствую себя непрошеной гостьей в собственной семье.
— Это не так!
— Паша, твоя мать только что обвинила меня в краже. А ты попросил меня извиниться. Если это не предательство, то что?
Молчание в трубке было долгим.
— Я… я не знал, что делать, — наконец сказал он.
— Вот в этом вся проблема. Ты никогда не знаешь. И всегда выбираешь путь наименьшего сопротивления — уступить маме, чтобы она не устраивала истерик.
— А что я должен был сделать?
— Защитить меня. Сказать матери, что она не права. Потребовать, чтобы она извинилась передо мной за необоснованные обвинения. Запретить ей врываться в наш дом и оскорблять мою семью. Быть мужем, а не сыном.
— Ты требуешь, чтобы я выбрал между вами!
— Нет, Паша. Я требую, чтобы ты перестал быть тридцатидвухлетним ребёнком и начал быть взрослым мужчиной. Но похоже, это слишком сложная задача.
— Нина, вернись домой. Пожалуйста.
— Я подумаю. Но не сегодня. Мне нужно время.
Она отключилась и выключила телефон. Впереди был парк, где она любила гулять в одиночестве. Место, где можно было подумать, успокоиться, принять решение.
Проходя мимо детской площадки, она увидела молодую пару с коляской. Мужчина что-то говорил жене, та смеялась. Рядом стояла пожилая женщина — судя по всему, его мать. Она улыбалась, глядя на внука в коляске.
«Нормальная семья, — подумала Нина. — Где свекровь — это бабушка, а не надзиратель. Где невестка — это дочь, а не прислуга. Где муж — это защитник, а не предатель».
Её телефон в сумке продолжал вибрировать. Павел присылал сообщения. Она не стала их читать. Всё, что он мог сказать, она слышала уже сотни раз. Обещания измениться, мольбы о прощении, клятвы поговорить с матерью. Пустые слова, за которыми никогда не следовали действия.
К вечеру она вернулась домой. Павел сидел на кухне, перед ним стояла бутылка пива. Он выглядел жалким — помятым, растерянным, потерянным.
— Ты вернулась, — он вскочил при её появлении.
— За вещами, — спокойно ответила Нина.
— Что? Нет! Нина, давай поговорим!
— О чём, Паша? О том, что завтра воскресенье, и твоя мама снова придёт с претензиями? О том, что послезавтра она расскажет всем родственникам, какая я плохая невестка? О том, что через неделю будет новый скандал из-за того, что я неправильно приготовила борщ или не так сложила полотенца?
— Я поговорил с ней! Она больше так не будет!
— Правда? И что же ты ей сказал?
Павел замялся.
— Ну… что она была не права… что не стоило обвинять тебя…
— И она согласилась? Извинилась? Признала свою ошибку?
Его молчание было красноречивым ответом.
— Она сказала, что ты спровоцировала её, — наконец признался он.
Нина рассмеялась. Смех получился горьким.
— Конечно. Я виновата в том, что защищалась от её обвинений. Классика жанра.
Она прошла в спальню и достала чемодан. Павел последовал за ней.
— Ты серьёзно? Ты правда уходишь?
— Да.
— Но… но мы же семья!
— Нет, Паша. Семья — это твоя мама и ты. А я тут случайный человек, который четыре года пытался встроиться в вашу систему. Но знаешь что? Я устала ломать себя, чтобы соответствовать её представлениям об идеальной невестке.
Она складывала вещи быстро и методично. Павел стоял в дверях, не зная, что делать.
— А как же… как же наши планы? Дети?
Нина остановилась.
— Какие дети, Паша? Ты правда думаешь, что я хочу растить детей в доме, где бабушка будет учить их, что мама — это «неудачный выбор папы»? Где отец не способен защитить семью от токсичного влияния? Где каждый день — это борьба за право быть собой?
— Я изменюсь!
— Может быть. Но мне больше не хочется ждать. Я потратила четыре года, надеясь, что ты повзрослеешь. Что научишься ставить границы с матерью. Что станешь мужем, а не вечным сыном. Но ничего не изменилось. И не изменится, пока ты сам этого не захочешь.
Она закрыла чемодан.
— Нина, пожалуйста…
— Паша, ответь честно. Если бы твоя мать поставила ультиматум — она или я, кого бы ты выбрал?
Он открыл рот и закрыл. Его молчание было ответом.
— Вот видишь, — грустно улыбнулась Нина. — Ты даже сейчас не можешь сказать, что выбрал бы жену. И это после того, как она обвинила меня в воровстве.
— Но она моя мать!
— А я должна была быть твоей семьёй. Той, которую ты создаёшь сам, а не той, в которой родился. Но ты так и не смог отделиться, стать самостоятельным. И я больше не хочу быть третьей лишней в вашем с мамой тандеме.
Она взяла чемодан и направилась к выходу. В прихожей обернулась.
— Знаешь, что самое грустное? Я любила тебя. Того Пашу, которого встретила пять лет назад. Весёлого, уверенного, самостоятельного. Но стоило появиться твоей маме, и ты превращался в испуганного мальчика. И с каждым годом того Паши становилось всё меньше, а маминого сына — всё больше.
— Я всё ещё тот же!
— Нет. Тот Паша защитил бы меня сегодня. Тот Паша не позволил бы матери врываться в наш дом и устраивать скандалы. Тот Паша выбрал бы жену.
Она открыла дверь.
— Позвони, когда разберёшься, кто ты — муж или вечный сын. Если разберёшься.
Дверь закрылась за ней тихо, без хлопка. Нина спустилась по лестнице, вышла на улицу и остановила такси. Водитель помог загрузить чемодан.
— Куда едем? — спросил он.
Она назвала адрес подруги. Лена обещала приютить её на время поисков квартиры. Машина тронулась, и Нина обернулась. В окне пятого этажа стоял Павел. Даже отсюда было видно его растерянное лицо.
Телефон снова завибрировал. На экране высветилось имя свекрови. Нина сбросила вызов и заблокировала номер. Потом, подумав, разблокировала. Пусть звонит. Пусть оставляет гневные сообщения. Это больше не её проблема.
Через неделю Павел прислал длинное сообщение. Писал, что поговорил с матерью, что она обещала измениться, что готова извиниться. Нина не ответила. Она знала цену этим обещаниям.
Через месяц она сняла небольшую уютную однушку в центре города. Без свекрови, вламывающейся по утрам. Без мужа, который не способен её защитить. Без постоянного напряжения и ожидания следующего скандала.
В первую ночь в новой квартире она спала как младенец. Никаких кошмаров о свекрови, никакой тревоги о завтрашних претензиях. Только покой.
А Павел остался в их старой квартире. Один. Точнее, с мамой, которая теперь приходила каждый день — готовить, убирать, советовать. И рассказывать всем, какая плохая была его жена, которая бросила сына ради «свободной жизни».
Но Нина об этом не знала. И знать не хотела. У неё началась новая жизнь. Без токсичной свекрови. Без слабого мужа. Только она и её право быть собой.
И это право она больше никому не отдаст.
Пленница пустыни (Часть 9)