— Вы хотите, чтобы я ходила в этом старье на встречу с деловыми партнёрами моего мужа? — Кристина швырнула на диван платье из плотного трикотажа, которое ещё утром казалось ей вполне приличным.
Она стояла посреди просторной спальни, которую свекровь обставила для них два года назад, когда они с Максимом переехали в её дом. Тогда это казалось временным решением — «пока на ноги встанете». Но временное почему-то затянулось. И теперь Кристина каждый день просыпалась в этой комнате, где каждая вещь напоминала ей, что она живёт не в своём доме.
Максим сидел на краю кровати и смотрел в телефон. Он даже не поднял глаз.
— Мама купила тебе три платья в прошлом месяце. Нормальные платья.
— Нормальные! — передразнила его Кристина. — Для кого нормальные? Для её подружек на даче? Макс, я не могу появиться на корпоративном ужине в том, что она выбрала! Там будут жены топ-менеджеров! Они все в дизайнерских вещах, понимаешь?
Он наконец оторвался от экрана и посмотрел на неё. В его взгляде не было ни сочувствия, ни понимания. Было усталое раздражение человека, который слышит одну и ту же песню уже сотый раз.
— Тогда купи сама то, что хочешь.
— На что купить?
— На свою зарплату.
Кристина замерла. Этот удар был низким, и они оба это знали. Её «зарплата» помощника менеджера по продажам едва покрывала мобильную связь и косметику. А настоящие деньги — те, на которые они жили, ездили отдыхать, которыми оплачивали рестораны и такси — приходили от Людмилы Фёдоровны. Свекровь никогда не говорила об этом вслух, но её молчаливая щедрость висела над Кристиной как дамоклов меч.
— Прекрасно, — холодно произнесла она. — Значит, я должна выглядеть нищенкой, потому что твоя мама считает, что дорогая одежда — это расточительство. При этом сама она спокойно ездит на своём новом автомобиле и делает ремонт на даче каждый год!
— Это её деньги. Она их заработала.
— А я что, не работаю? Я встаю в шесть утра, еду через весь город, улыбаюсь этим тупым клиентам по восемь часов в день! И всё ради чего? Чтобы выслушивать, как твоя мама намекает, что я трачу её деньги на ерунду?
Максим встал. Его лицо стало жёстким.
— Мама никогда тебе ничего не говорит. Это ты сама себе придумываешь.
— Да? — Кристина ощутила, как внутри неё закипает знакомая ярость. — А когда в прошлый четверг я попросила денег на новую сумку, что она сказала? «Кристиночка, у тебя уже три сумки, может, сначала те износишь?» Это не намёк? Она считает каждую мою покупку! Как будто я не член семьи, а какая-то приживалка!
— Хватит, — отрезал он. — Не говори так о маме. Она нам помогает.
— Помогает! — Кристина почувствовала, как её голос становится пронзительным, но не могла остановиться. — Она нас содержит, Макс! Она купила тебе место в этой дурацкой фирме, где ты делаешь вид, что работаешь! Она оплачивает наши счета! И при этом каждый раз, когда мне нужны деньги, я должна отчитываться перед ней, как школьница перед директором!
— Тогда найди работу получше. Зарабатывай сама. И будешь покупать себе хоть десять дизайнерских платьев.
Он сказал это спокойно, почти равнодушно, и именно это равнодушие ранило больше всего. Кристина поняла, что в этой битве она одна. Максим не видел проблемы. Для него было нормально, что его мама управляет их жизнью, что каждое их желание проходит через её одобрение.
Она развернулась и вышла из комнаты. Ей нужно было уйти, пока она не наговорила того, что нельзя взять обратно.
В коридоре она столкнулась со свекровью. Людмила Фёдоровна как раз выходила из кухни с чашкой чая. Она была одета в простую домашнюю тунику и выглядела спокойной и доброжелательной, как всегда. При виде Кристины её лицо озарилось мягкой улыбкой.
— Кристиночка, я как раз хотела с тобой поговорить. Мне тут знакомая позвонила, её компания ищет менеджера по работе с клиентами. Зарплата там получше, чем у тебя сейчас. Может, резюме отправишь?
Слова были заботливыми, интонация — искренней. Но Кристина услышала только одно: свекровь опять лезет в её жизнь, опять указывает, что делать. Опять намекает, что её нынешняя работа никуда не годится.
— Спасибо, Людмила Фёдоровна, — процедила она сквозь зубы. — Но я сама разберусь со своей карьерой.
Она прошла мимо, не дав ей ответить. За спиной услышала тихий вздох. Кристина знала этот вздох. Это был вздох обиженного человека, который не понимает, что сделал не так. И эта её показная обида раздражала ещё сильнее. Свекровь умела изображать из себя жертву. Так удобно — дать денег, а потом молча страдать, когда тебе не благодарят достаточно восторженно.
Кристина пошла гулять. Она шла по тихим улицам их района, мимо ухоженных палисадников и дорогих автомобилей. Она смотрела на большие дома и думала о том, что многие из живущих здесь женщин не работают вообще. Их мужья зарабатывают достаточно. А она, Кристина, должна вкалывать на дурацкой работе за копейки и при этом выслушивать нотации о том, что нужно экономить.
Она достала телефон и позвонила подруге.
— Лена, я больше не могу, — выпалила она, едва услышав ответ. — Эта свекровь меня достала. Знаешь, что она сегодня сделала?
И Кристина выложила всё. Про платье, про сумки, про постоянный контроль. Про то, как унизительно каждый раз просить денег. Про то, что Людмила Фёдоровна ведёт себя так, будто она купила их с Максимом вместе с этим домом.
— Она думает, что я должна кланяться ей до земли за каждую копейку, — говорила Кристина, и в её голосе звучала настоящая обида. — Как будто я какая-то приживалка, которую взяли из жалости! Я её невестка, понимаешь? Член семьи! Но для неё я так и осталась чужой. Она даёт мне деньги, но при этом даёт понять, что это именно ОНА даёт, а не просто помогает родным людям!
Она не заметила, как голос её становился всё громче. Не заметила, что остановилась прямо напротив маленького кафе, где у столика на летней веранде сидела… Людмила Фёдоровна.
Свекровь сидела за столиком со своей подругой и смотрела прямо на Кристину. Их взгляды встретились. И в этот момент Кристина поняла, что её слышали. Все слова, вся ненависть, всё презрение, которое она так тщательно прятала за вежливыми улыбками.
Людмила Фёдоровна медленно встала из-за столика. Её лицо было бледным, но спокойным. Она подошла к Кристине. Каждый её шаг был медленным, размеренным. Это не была атака. Это было приближение человека, который только что получил ответы на все свои вопросы.
— Закончила разговор? — спокойно спросила свекровь.
Кристина судорожно сбросила звонок. Её рука дрожала. Она пыталась что-то сказать, но слова застревали в горле.
— Людмила Фёдоровна, я…
— Не надо, — остановила её свекровь. — Я всё услышала. Наконец-то услышала правду. Знаешь, Кристина, я всё это время чувствовала, что ты меня терпишь. Видела твои натянутые улыбки, твоё раздражение, когда я пыталась помочь. Но я думала, что это просто… непонимание. Что нам нужно время, чтобы стать ближе. А оказывается, ты меня просто ненавидишь. За то, что я помогаю вам жить.
Её голос не дрожал. Не было ни истерики, ни обвинений. Только усталое спокойствие человека, который наконец понял, что его усилия были напрасны.
— Я не ненавижу вас, — прошептала Кристина. — Просто… просто это всё так тяжело. Зависеть. Постоянно просить. Я устала чувствовать себя должной.
— Должной? — свекровь чуть прищурилась. — Кристина, я никогда не требовала от тебя благодарности. Я помогала вам, потому что вы — семья моего сына. Я хотела, чтобы вы жили хорошо, пока не встанете на ноги. Но для тебя это стало унижением. Ты видела во мне не поддержку, а контроль. Не заботу, а надзирателя.
— Потому что вы постоянно указываете мне, что делать! — вырвалось у Кристины. — Где работать, что носить, как тратить деньги!
— Я давала советы. Которые ты могла принять или не принять. Но ты восприняла их как приказы. Потому что в глубине души ты чувствуешь вину. Не передо мной, Кристина. Перед собой. За то, что согласилась на эту помощь, хотя внутренне не могла её принять.
Эти слова ударили Кристину, как холодная вода. Она открыла рот, чтобы возразить, но поняла, что возразить нечем. Свекровь была права. Она действительно чувствовала вину. Вину за то, что в тридцать лет живёт на чужие деньги. Вину за то, что не может обеспечить себе тот уровень жизни, который хочет. И вся эта вина превращалась в злость на того, кто напоминал ей об этом своей щедростью.
— Я уеду, — неожиданно для самой себя сказала Кристина. — Съеду. Сниму квартиру. Буду жить на свою зарплату.
— Нет, — спокойно ответила Людмила Фёдоровна. — Ты не уедешь. Потому что не готова к такой жизни. И я не буду тебя выгонять. Это был бы спектакль с обидами и драмами. А мне надоели спектакли.
Она достала из сумочки телефон и набрала номер. Кристина слышала короткие гудки, потом голос Максима:
— Мам?
— Максим, я около кафе на Садовой. Приезжай, пожалуйста. Нам нужно поговорить. Втроём. Сейчас.
Она отключилась и посмотрела на Кристину.
— Идём внутрь. Не хочу устраивать шоу на улице.
Они сели за столик. Людмила Фёдоровна заказала чай, Кристина машинально попросила воды. Они молчали. Через пятнадцать минут появился Максим. Он был встревожен и растерян.
— Что случилось?
— Садись, — свекровь указала на стул. — Я случайно услышала, как Кристина разговаривала по телефону. О нас. О нашей семье. О том, какая я ужасная свекровь, которая их содержит и контролирует.
Максим посмотрел на жену. Кристина сидела, опустив глаза.
— Мам, ну…
— Максим, помолчи, — остановила его свекровь. — Я не хочу выяснять, кто прав, кто виноват. Я хочу сказать вам обоим одну простую вещь. Я действительно вас содержу. И мне это тяжело. Не финансово. Эмоционально. Потому что каждый раз, давая вам деньги, я вижу, как Кристина напрягается. Как ты, Макс, отводишь глаза. Как вы оба чувствуете себя неловко. И я тоже чувствую себя неловко. Потому что не знаю, как помочь вам так, чтобы это не превратилось в унижение.
Она сделала паузу.
— Поэтому я принимаю решение. С сегодняшнего дня я перестаю давать вам деньги. Совсем. Вы живёте на свои зарплаты. В моём доме можете жить пока бесплатно — я не настолько жестока. Но все расходы, кроме коммунальных — ваши. Одежда, развлечения, рестораны, такси — всё из вашего кармана.
Максим побледнел.
— Мам, но… мы не потянем. Моя зарплата…
— Твоя зарплата, которую я попросила для тебя устроить через своих знакомых, — жёстко договорила за него свекровь. — Да, Максим. Ты тоже живёшь на мои связи и мои деньги. И ты это знаешь. Вопрос — что вы оба собираетесь с этим делать?
Кристина подняла голову. Впервые за весь разговор она посмотрела свекрови в глаза.
— А если мы не справимся?
— Тогда не справитесь, — просто ответила Людмила Фёдоровна. — Это будет ваш выбор и ваша ответственность. Я дала вам время встать на ноги. Два года. За это время вы могли найти нормальную работу, начать копить, планировать будущее. Вместо этого вы жили красиво за мой счёт и при этом обижались на меня за каждый мой совет. Хватит. Я устала быть вашим банкоматом и одновременно козлом отпущения.
Она встала.
— Я иду домой. Вы можете прийти, когда будете готовы поговорить спокойно. Или не приходите. Думайте.
Людмила Фёдоровна ушла. Максим и Кристина остались сидеть за столиком, глядя друг на друга. Молчание было тяжёлым.
Наконец Максим заговорил:
— Знаешь, она права. Мы правда вели себя как дети. Брали всё, что давали, и при этом обижались, что не даёт больше.
Кристина хотела возразить, но поняла, что он прав. Они действительно вели себя по-детски. Они хотели независимости, но не хотели за неё платить. Хотели свободы, но не хотели ответственности.
— Что теперь делать? — тихо спросила она.
— Жить на свои деньги, — ответил Максим. — Искать нормальную работу. Взрослеть, наконец.
Они вернулись домой поздно вечером. Свекровь сидела в гостиной с книгой. Увидев их, она отложила книгу и спокойно посмотрела.
— Мы хотим извиниться, — начала Кристина. Слова давались тяжело, но она заставила себя продолжать. — Вы правы. Мы вели себя ужасно. Вы нам помогали, а мы… мы были неблагодарными.
— Я не жду от вас благодарности, — тихо сказала свекровь. — Я жду уважения. К себе. И к себе самим.
— Мы попробуем жить самостоятельно, — добавил Максим. — Может, это будет тяжело. Но мы должны это сделать. Чтобы стать настоящей семьёй, а не…
— Иждивенцами, — договорила Кристина. — Простите нас.
Людмила Фёдоровна встала и обняла их обоих. В её глазах блестели слёзы.
— Я не хочу, чтобы вы страдали. Я просто хочу, чтобы вы выросли. Стали сильными. И когда-нибудь, может быть, смогли помогать мне так же, как я помогала вам. Не из долга. А из любви.
В тот вечер что-то изменилось. Максим на следующий день начал искать новую работу. Серьёзно искать, не через мамины связи, а через свои навыки и опыт. Кристина записалась на курсы повышения квалификации и стала рассылать резюме в крупные компании.
Им пришлось отказаться от ресторанов. От такси. От дорогой косметики и одежды. Первые два месяца были адом. Но постепенно они начали понимать, сколько на самом деле стоят вещи. Сколько стоит свобода. И сколько стоило терпение свекрови, которая два года наблюдала, как они тратят её деньги и обвиняют её в контроле.
Через полгода Кристина нашла хорошую работу. Через год Максим получил повышение. Они стали откладывать деньги на собственное жильё. И когда, наконец, внесли первый взнос за ипотеку, первым человеком, которому они позвонили, была Людмила Фёдоровна.
— Мам, — сказал Максим, и в его голосе звучала гордость. — Мы купили квартиру. Сами. Своими деньгами.
— Я знала, что у вас получится, — ответила свекровь. И в её голосе была настоящая радость.
Когда они переезжали, Людмила Фёдоровна помогла им с вещами. Кристина смотрела, как свекровь упаковывает посуду, и вдруг поняла, что видит её по-другому. Не как надзирателя. Не как благодетельницу. А как мудрую женщину, которая научила их самому важному — уважать себя.
— Людмила Фёдоровна, — тихо сказала она. — Спасибо. За всё.
Свекровь обняла невестку. Крепко и тепло.
— Спасибо тебе, дочка. За то, что выросла.
И в этих словах не было ни упрёка, ни насмешки. Только любовь. Настоящая, заработанная любовь, которая рождается не из зависимости, а из уважения.
Зачем тебе машина? Ты ж в городе, а Тане до работы далеко — сказала мать