— Алло, Вера? Верочка, приезжай, пожалуйста, тут такое творится… — голос отца в трубке, испуганный, умоляющий, заставил молодую женщину хмыкнуть и спросить, а что, собственно, случилось.
— Да тут соседи пьяный дебош устроили. Он орал, что уб.ьет ее, она – что его, я вышел замечание сделать, а они… — в трубке послышались удары и крики. – Они в дверь ломятся, Вер! Вера, они же уб..ьют меня, я…
— Вот когда убь..ют, так и звони. Что, всему тебя учить надо? Стульчиком дверь подопри, авось не вынесут с полпинка.
— Какая же ты…
— Какой воспитал, папочка, какой воспитал. Но если тебя я не устраиваю, ты можешь к любимому сыночку отправляться и там права качать, чтобы тебя обеспечивал и выполнял твои желания, — ехидно пропела Вера.
Трубку бросили прежде, чем она придумала, что еще сказать. А уж она бы придумала, в этом можно не сомневаться даже.
Вера выросла в семье, как принято было считать, вполне благополучной и нигде на учете не состоящей. Хоть и неполной, ведь матери не стало, когда Вера была совсем маленькой и все обязанности обоих родителей выполнял отец.
Семья была вроде бы самой обычной. Вот только было у этой семьи несколько скелетов в шкафу. Верней… Как там скелеты женского пола называются?
Таким тщательно спрятанным от окружающих скелетов была бабушка Веры и мама ее отца, Олега Степановича.
Вера Николаевна, в честь которой Веру и назвали, была человеком весьма своеобразным.
С точки зрения Веры она была старой самовлюбленной с..ой, но так приличные девочки не говорят, поэтому «своеобразной».
Своеобразие заключалось в том, что эта дама, достигнув пенсионного возраста и не имея официального диагноза, вела себя так, будто достигла финальной стадии деменции.
С постели она не вставала, нужду справляла под себя, при неблагоприятном стечении обстоятельств еще и могла эту нужду размазать по ближайшей стене и очень обижалась, когда родственники эту стенку отделали плиткой, чтобы можно было без проблем все отмывать, а под простынь стелили ей клеенку.
Кушать бабушка тоже любила очень вкусно – только мясо, рыбу и, конечно же, конфеты.
И не эти ваши «рачки» и «барбарис», как покупали к чаю обычные пенсионерки во времена Вериного детства, а настоящий бельгийский шоколад, который стоил немалых денег.
И деньги у Вериного отца были. Не миллионами ворочал, конечно, но хороший токарь в любом случае без заработка не оставался даже в самые плохие времена.
Да только все эти деньги уходили на любимую мамочку, чтобы удовлетворить все ее потребности.
И дополнительным источником проблем были не первые, а свои, родные и вроде бы как приличные до первой рюмки русские люди.
Любили они выпить и пошуметь. А потом – бежать к соседям либо выяснять отношения, либо общаться.
К бабке не совались, поскольку один раз стали жертвой прицельной артиллерийской атаки, долго отмывались и зареклись переступать порог той комнаты.
А вот к маленькой Верочке приставали часто. Своих-то детей не было (и слава богу), так что жене после пьяных возлияний очень сильно хотелось потискать чужого ребенка.
Когда Вера стала старше и от компании тети Нади отказываться начала – ее могли и шлепнуть, и ущипнуть.
Отец, которому Вера жаловалась на такое отношение, лишь отмахивался от нее. Мол, не выходи в коридор, чтобы не нарваться, стульчиком дверь подопри – и спи спокойно или телевизор смотри, пока папа с работы не вернется.
Когда Вера так и поступила, сделав «дела» в старый горшок из-под цветка – этот горшок «любящий папа» опрокинул ей на голову.
Но это было еще не так плохо. Ведь к бабушке Вера могла не подходить, соседи пили не каждый день, а вне гулянок были нормальными людьми, дома всегда была еда…
Конечно, Вере было обидно, что папа покупает бабушке все самое-самое вкусное, а она, его дочь, донашивает вещи за чужими людьми и питается макаронами с самыми дешевыми сосисками.
Но так как примерно так же жили все окружающие их люди, то серьезных претензий по этой части у Веры не возникало. В детстве, по крайней мере.
А потом, когда девочке исполнилось тринадцать, папа решил устроить свою личную жизнь. И привел к ним в дом Марину, которая сразу начала наводить свои порядки.
В частности – настояла на том, чтобы в комнате остались жить они с Олегом вдвоем. Ну правда же, не вести же личную жизнь при спящем на соседней кровати ребенке!
Да и неприличен сам факт, что Вера спит в одной комнате с отцом. Все-таки взрослый мужчина и девочка уже не такая маленькая, надо ее отселять отдельно.
Отдельно – это в комнату к той самой бабке. Та встретила жертву радостно, но совсем не ожидала того, что характер ребенка закалился постоянными школьными драками и первая же попытка плеснуть в нее пахучими жидкостями будет встречена руками на шее и тихим голосом сказанной угрозой:
— Только попробуй – я тебя, старая …ь, подушкой во сне при..душу и мне ничего за это не будет в силу возраста.
Маразм к старушке не подкрался, поэтому угрозы Веры она испугалась настолько, что даже не нажаловалась на нее отцу.
Тому, впрочем, по-прежнему доставалось от «любящей матери», а он все так же таскал ей деликатесы. Удивительно, что Марина против этого не возражала.
Вполне возможно, потому, что доходы Олега пошли вверх и молодой женщине в любом случае хватало и на вещи, и на косметику и на походы по кафе с подругами.
— Какой тебе десятый класс? Отучилась, хватит. Будешь за матерью ухаживать, хлеб свой отрабатывать.
Закономерные слова Веры о том, что она не хочет этим заниматься, что хочет выучиться и получить нормальную профессию, были встречены ехидным требованием проваливать из его дома, если ее что-то не устраивает.
И Вера провалила. Только-только достигшая шестнадцатилетия, она схитрила и для устройства в колледж подделала подпись отца на документах.
Училась так старательно, чтобы точно ни у кого не возникало желания вызвать «родителей в школу» и эта маленькая ложь не вскрылась.
Врала всем, что папа много работает, чтобы лечить больную бабушку. Мыла ночами полы в ближайшем торговом центре, чтобы иметь прибавку к стипендии.
Именно с первой зарплаты оттуда впервые в жизни попробовала тот самый шоколад, которого не доставалось раньше…
После колледжа взялась строить карьеру. Удивительно, но выбранная наугад бухгалтерия и аналитика оказались для девушки тем самым призванием, в котором она проявила себя великолепным специалистом и за последующие двадцать с лишним лет успела заработать репутацию и сколотить неплохой капитал.
Семью завела, опять же, сына и дочь родила. Все успела, как сказали бы представители старшего поколения.
Об отце она все это время не вспоминала. Тот нашел ее сам полтора года назад. Постаревший, осунувшийся и достигший, казалось, самого дна жизни.
Оказалось, что за прошедшие годы отец успел похоронить бабку, развестись с Мариной, лишиться жилья, которое раньше по глупости переписал на родившегося во втором браке сына.
Ну и, конечно, по классике жанра выслушать от этого сына, что ему такой отец не нужен. Вот и пришел к дочери на совесть давить и помощи просить.
Вера, конечно, помогла. Но помогла так, чтобы не быть отцу должной больше ничего, ни хорошего, ни плохого. Вернуть ему все, что он давал ей в детстве.
Нужную квартиру она нашла без проблем. Молодая женщина при осмотре честно поведала о том, что эту жилплощадь они с братом унаследовали от матери, что братец половину времени не в адеквате, долю свою продавать не хочет, покупать сестрину часть тоже, вот и выставила она ее за «недорого», чтобы хотя бы на первый взнос хватило.
— Мне подходит, беру, — радостно заявила Вера.
— Вы точно уверены? Приличная женщина, как вам с ним будет…
— Я не себе беру, — успокоила продавщицу Вера. И уже через неделю перевезла отца с его немногочисленными пожитками в эти «замечательные» условия со словами:
— Обживайся, теперь это твой дом.
Все, что она чувствовала – мрачное, мстительное удовлетворение, слушая папашины жалобы и наблюдая за тем, как он бесится из-за разницы в отношении Веры к нему и к свекрови.
Ту женщина называла мамой, срывалась к ней по первому звонку (что бывало нечасто – в отличие от кошмарной бабки из детства, мама мужа временем и средствами родственников не злоупотребляла), выбирала ей на день рождения дорогие подарки и даже отправила в складчину с мужем за границу на недельку отдохнуть и развеяться.
— А ведь я тебя растил, Вера. Воспитывал, как умел.
— Ну так и я тебя сейчас содержу, папа. Как умею. И точно так же, как ты меня, — высказала ему Вера при очередном таком укоре. – Вот тебе, папочка, макароны серенькие, которыми ты меня кормил, пока мать твоя в одну каску хамон ж…а.
Вот тебе такие же тряпки заношенные и застиранные, в которые ты меня одевал.
Вот тебе сосисочки «красная цена», сегодня даже две пачки, потому что на них акция была и я сразу о тебе подумала, видишь, какая я заботливая дочь?
Да и у тебя, в отличие от меня, пенсия еще есть, на которую ты можешь шиковать, как тебе вздумается.
— С… ты неблагодарная, — вздохнул отец, уныло глядя на пачки сосисок.
Швырять их в лицо Вере, впрочем, не спешил. Понимал, что если проявит гонор, как в ее детстве – вообще без копейки останется и без этого угла, который дочь из сочетания милости и мести ему выделила.
— Я благодарная с…, пап. Возвращаю сторицей, за все благодарю, — ответила ему Вера.
Многие ее знакомые говорят, что женщина еще слишком добра к отцу-предателю. Что ей следовало просто забить на него … и пусть хоть на улице пом…ет.
Но Вера смерти отцу не желала, да и вообще… Он ведь ее в детдом не сдал. И по-минимуму заботился. Вот и она о нем теперь так же.
А на большее пусть не рассчитывает, любовь и забота – редкий ресурс и не всем положен, это Вера с детства усвоила. И усвоенные знания теперь будет применять на практике.
После вступления в наследство свекровь за один день сменила замки в моей квартире и заселила туда своих родственников