— Алёна, ты совсем обнаглела! Зачем ты всем рассказываешь, что мой Андрей пьёт и бьёт меня?! — не выдержала я, когда узнала правду.
Телефон в моей руке всё ещё был горячим от длинного разговора с соседкой Ниной Петровной. То, что она мне рассказала, кипятило кровь и заставляло сердце биться так громко, что я слышала каждый удар в висках.
Я стояла посреди своей спальни, держа в руке этот проклятый телефон, и не могла поверить в то, что только что услышала. Моя свекровь, Алёна Викторовна, женщина, которую я два года называла мамой, методично поливала меня грязью перед всем нашим двором.
История началась просто. Нина Петровна позвонила предупредить меня о том, что завтра к нам домой придёт участковый. Якобы на неё поступили жалобы о семейном насилии в нашей квартире. Когда я начала выяснять подробности, выяснилось нечто чудовищное.
По словам Нины Петровны, уже несколько недель Алёна Викторовна рассказывала всем подряд ужасающие истории о нашей семейной жизни. Что мой муж Андрей якобы пьёт каждый день после работы. Что он поднимает на меня руку. Что я хожу вся в синяках и боюсь пожаловаться. Что мне некуда идти, потому что квартира записана на неё.
— Ната, милая, — шептала в трубку Нина Петровна, — я сначала не поверила. Андрей же такой спокойный мальчик, воспитанный. Но Алёна Викторовна так убедительно рассказывает, даже слёзы пускает. Говорит, что сердце болит за невестку, но вмешаться боится — вдруг сын её из дому выгонит.
Я слушала и чувствовала, как внутри меня растёт что-то холодное и злое. Каждое слово было как удар хлыстом. Алёна Викторовна не просто сплетничала. Она планомерно разрушала нашу репутацию, выставляла моего мужа алкоголиком и тираном, а меня — несчастной жертвой.
Но самое страшное было в том, что люди ей верили. Верили, потому что она мать. Потому что пожилая женщина не станет же врать о собственном сыне. Верили, потому что она умела подать свою ложь так, будто это её рвёт на части.
Когда разговор с Ниной Петровной закончился, я ещё минут десять просто стояла и тупо смотрела в стену. В голове была каша из обиды, злости и недоумения. Зачем? За что? Мы же хорошо жили. Мы никогда не конфликтовали. Я её уважала, старалась угождать, покупала подарки к праздникам.
А потом до меня дошло. Квартира. Эта треклятая трёхкомнатная квартира в центре города, которую Алёна Викторовна получила по наследству от своей матери. Когда мы с Андреем поженились, она великодушно предложила нам переехать к ней. Мол, зачем тратиться на съёмное жильё, когда есть место.
Тогда это казалось подарком судьбы. Мы молодые, студенты, денег мало. А тут готовая квартира в хорошем районе. Но теперь я понимала истинную причину её щедрости. Контроль. Она хотела держать нас под рукой, вмешиваться в нашу жизнь, командовать.
А когда поняла, что мы с Андреем вполне самостоятельные и не собираемся танцевать под её дудку, решила действовать по-другому. Если нельзя управлять изнутри, можно разрушить снаружи.
Звук ключей в замке прервал мои размышления. Андрей пришёл с работы. Я услышала, как он разувается в прихожей, напевает что-то под нос. Он не знал. Не знал, что его мать превратила его в чудовище в глазах всего двора.
— Привет, солнышко, — он появился в дверях спальни, усталый, но довольный. — Как дела? Что-то лицо у тебя странное.
Я посмотрела на своего мужа. Высокий, худощавый, с добрыми карими глазами и вечно растрёпанными волосами. Этот человек не выпил в своей жизни ничего крепче пива по праздникам. Этот человек никогда не повысил на меня голос, не говоря уже о том, чтобы поднять руку.
— Присядь, — сказала я. — Нам нужно поговорить.
Я рассказала ему всё. Видела, как менялось его лицо по мере того, как до него доходил масштаб материнского предательства. Сначала недоумение, потом недоверие, потом боль. А в конце — холодная ярость.
— Это невозможно, — повторял он, качая головой. — Она не могла. Это моя мать. Она не могла так поступить.
Но глубоко внутри он понимал, что мог. Алёна Викторовна всегда была женщиной властной и мстительной. В молодости она разрушила отношения Андрея с первой девушкой, устроив той такую травлю, что бедняжка сама сбежала. Потом были ещё попытки вмешательства в его жизнь, но тогда Андрей был моложе и слабее.
Теперь он вырос. Женился. Стал самостоятельным. И мать этого не простила.
— Что будем делать? — спросил он.
Я не ответила сразу. В голове созревал план. Жестокий, но справедливый план.
На следующий день, когда Андрей ушёл на работу, я позвонила Алёне Викторовне.
— Алёна Викторовна, — сказала я самым сладким голосом, — не могли бы вы зайти к нам сегодня вечером? Хочется поговорить о семейном бюджете. Посоветоваться.
Она была польщена. В её голосе слышалось удовлетворение. Невестка наконец-то обратилась к ней за советом. Наконец-то признала её превосходство.
— Конечно, Наточка, — пропела она. — Обязательно зайду. После восьми, как Андрюша с работы придёт.
— Нет, — быстро сказала я. — Лучше раньше. Чтобы мы с вами по-женски поговорили. Без мужчин.
— Хорошо, дорогая. Часов в семь буду.
Я положила трубку и улыбнулась. Первая часть плана удалась.
Весь день я готовилась. Вымыла квартиру до блеска, приготовила ужин, даже накрыла стол красивой скатертью. Должно было создаться впечатление семейного уюта и благополучия.
Ровно в семь Алёна Викторовна позвонила в дверь. Она была при полном параде: новое платье, свежая укладка, даже губы накрашены. Очевидно, готовилась к важному разговору.
— Наташенька, — защебетала она, целуя меня в щёку, — как хорошо выглядишь. Отдохнувшая какая.
Я улыбнулась ей в ответ и проводила на кухню. Налила чай, выставила печенье. Мы говорили о погоде, о ценах в магазинах, о новостях. Алёна Викторовна была в прекрасном настроении. Она чувствовала себя хозяйкой положения.
— Ну, рассказывай, — наконец сказала она, откидываясь на спинку стула. — Что за проблемы с бюджетом? Андрюша мало зарабатывает?
— Да нет, — ответила я спокойно. — С бюджетом всё в порядке. А вот с вами у нас проблемы.
Она немного растерялась от такого поворота.
— Со мной? Какие могут быть проблемы со мной?
— Очень серьёзные, — я поставила на стол диктофон и нажала кнопку воспроизведения.
Из динамика полился её собственный голос. Запись была сделана вчера во дворе, когда она очередной раз жаловалась соседкам на ужасную жизнь сына.
«…Представляете, девочки, вчера Андрей пришёл домой такой пьяный, еле на ногах стоял. А Наташка его ещё и защищает, говорит, что у него стресс на работе. Какой стресс? Пьянство это, а не стресс! А потом они там так ругались, что я думала, милиция приедет. Он её, наверное, опять избил. Бедная девочка, а жалуется боится…»
Лицо Алёны Викторовны побелело. Она смотрела на диктофон, как на змею.
— Откуда… как у вас…
— Нина Петровна записала, — спокойно объяснила я. — Она хотела потом в суде использовать как доказательство. Но я её попросила сначала дать мне послушать.
Алёна Викторовна заметалась глазами по кухне, как загнанный зверь. Она пыталась что-то сказать, но из горла вырывались только хрипы.
— Зачем? — тихо спросила я. — Зачем вы это делали?
Она молчала. А я продолжала.
— Знаете, что мне больше всего обидно? Не то, что вы про меня врали. Не то, что нашу репутацию в грязь втаптывали. А то, что вы своего сына предали. Родного сына.
Наконец она заговорила. Голос был хриплый, дрожащий.
— Я… я не хотела… просто так получилось… я же не думала, что это так далеко зайдёт…
— Не хотели? — я засмеялась. — Алёна Викторовна, вы же не один день это делали. Целые недели! Продуманно, системно. Каждый день новые подробности придумывали.
Она заплакала. Тихо, жалко. Но я не чувствовала к ней ни капли сострадания.
— Что вы от меня хотите? — всхлипнула она.
— Исправить то, что натворили. Завтра утром вы обойдёте всех соседей и расскажете правду. Что всё выдумали. Что Андрей не пьёт. Что он меня не бьёт. Что у нас нормальная семья.
— Но как же я буду смотреть людям в глаза? — ужаснулась она.
— А как вы думали, мне будет смотреть в глаза? — холодно спросила я. — Когда завтра придёт участковый и будет спрашивать, почему мой муж меня избивает?
Она поняла. Поняла, что попалась в ловушку собственного вранья. Поняла, что теперь расхлёбывать последствия придётся ей самой.
— Хорошо, — прошептала она. — Я всё исправлю. Всё расскажу как есть.
— И ещё одно условие, — добавила я. — Вы больше никогда не появитесь в нашем доме без приглашения. И не вмешиваетесь в нашу жизнь.
Она кивнула, не поднимая глаз.
В этот момент ключи заскрежетали в замке. Пришёл Андрей. Он зашёл на кухню и увидел нас: меня с каменным лицом и свою мать в слезах.
— Что происходит? — настороженно спросил он.
— Ваша мамочка рассказывает мне, как она будет завтра извиняться перед всем двором за то, что наврала про нас, — сказала я.
Андрей посмотрел на мать. В его глазах я увидела боль, разочарование и что-то ещё. Окончательное взросление. Он понял, что его мать не святая, которой он её считал всю жизнь. Что она обычная женщина со своими слабостями, завистью и злостью.
— Мам, — тихо сказал он. — Собирай вещи.
— Андрюша…
— Собирай вещи и уходи. Завтра после того, как извинишься перед людьми, можешь прийти забрать остальное.
— Сынок, но я же твоя мать…
— Моя мать не стала бы врать про меня всему двору. Моя мать не стала бы делать из меня чудовище.
Алёна Викторовна встала из-за стола, пошатываясь. Она поняла, что окончательно потеряла сына. Её план отомстить нам обернулся против неё самой.
Через полчаса она ушла. В руках у неё была маленькая сумочка с самым необходимым. Остальные вещи остались в квартире ждать завтрашнего дня.
Мы с Андреем сидели на кухне и молчали. За окном стемнело, в квартире было тихо. Наша семья прошла через серьёзное испытание, но выстояла. Более того, она стала крепче.
— Ты не жалеешь? — спросила я мужа.
— О чём?
— Что выгнал мать.
Он долго думал, потом покачал головой.
— Нет. Я жалею о другом. Что не видел раньше, какая она на самом деле. Сколько лет жил в иллюзиях.
На следующий день Алёна Викторовна действительно обошла всех соседей. Нина Петровна потом рассказывала мне, что это было жуткое зрелище. Гордая, надменная женщина ходила по квартирам и каялась. Признавалась во лжи. Просила прощения.
Некоторые соседи отнеслись к ней с пониманием. Сказали, что с каждым может случиться, что иногда люди говорят лишнее от обиды. Но большинство смотрели на неё с презрением. Ведь лгать про собственного сына — это уже слишком.
Через неделю Алёна Викторовна переехала к своей сестре в другой район. Она забрала все свои вещи, оставила нам ключи от квартиры и исчезла из нашей жизни.
Первое время Андрей скучал. Он вырос с этой женщиной, любил её, несмотря на все её недостатки. Но постепенно он понял, что мы стали свободнее, счастливее. Никто больше не вмешивался в наши отношения, не критиковал, не давал непрошеных советов.
Прошло уже три года с того дня. Мы с Андреем родили сына, купили свою квартиру, построили по-настоящему крепкую семью. Алёна Викторовна звонила несколько раз, пыталась наладить отношения. Но мы не готовы к примирению. Слишком глубокой была рана предательства.
Иногда я думаю о том дне, когда она сидела на нашей кухне и рыдала от стыда. И понимаю, что сделала правильно. Некоторые люди понимают только язык силы. И иногда приходится быть жестокой, чтобы защитить свою семью и своё счастье.
Каждая невестка меня поймёт. Когда речь идёт о семье, все средства хороши. Даже если эти средства направлены против собственной свекрови.
Божий дар, как испытание