— Подписывай, дорогая, тут всё по закону, — свекровь Тамара Павловна протянула мне документы с таким видом, будто дарила королевскую милость, а не подсовывала кабальный договор.
Я держала в руках бумаги и чувствовала, как внутри всё сжимается от предчувствия беды. Нотариальная контора, куда меня привезли под предлогом «оформления дарственной на дачу», оказалась ловушкой. В документе чёрным по белому значилось: отказ от всех прав на совместно нажитое имущество в пользу мужа.
Рядом сидел Антон, мой муж, и старательно изучал рисунок на паркете. Пять лет брака, и вот он даже не смотрит мне в глаза, когда его мать пытается выкинуть меня из нашей жизни с пустыми руками.
— Тамара Павловна, но это же не дарственная на дачу, — я старалась говорить спокойно, хотя руки уже дрожали от гнева. — Это отказ от имущества. Я не буду это подписывать.
Свекровь поджала губы. Её идеально уложенные седые волосы блестели под светом люстры, а в глазах появился тот самый стальной блеск, который я научилась распознавать за годы знакомства. Это означало, что сейчас начнётся спектакль.
— Инна, милая, — голос её стал медово-сладким, — ты же понимаешь, что квартира куплена на деньги нашей семьи? Антоша столько трудился, а ты… Ну что ты вложила? Свою маленькую зарплату учительницы? Не смеши меня.
Маленькую зарплату. Я закрыла глаза, считая до десяти. Вспомнила, как первые два года после свадьбы мы жили на мою «маленькую зарплату», пока Антон «искал себя», переходя с одной работы на другую. Как я брала дополнительные часы, репетиторство, проверку контрольных на дом, чтобы накопить на первоначальный взнос. Как отказывала себе во всём, даже в новых колготках, складывая каждую копейку.
— Квартира оформлена на нас обоих, — напомнила я, стараясь не повышать голос. — И первоначальный взнос внесла я. Полностью.
— Ой, да ладно тебе! — Тамара Павловна махнула рукой с таким презрением, будто я говорила о мелочи. — Какие-то жалкие триста тысяч. А ипотеку кто выплачивал? Мой сын! Своим потом и кровью!
Я повернулась к Антону. Он по-прежнему молчал, разглядывая свои руки. Трусливый, жалкий человек, за которого я когда-то вышла замуж, думая, что вижу в нём опору и защиту.
— Антон, скажи хоть что-нибудь, — попросила я. — Неужели ты позволишь ей так со мной обращаться?
Он поднял на меня глаза, и в них я увидела не стыд, не сожаление, а раздражение. Холодное, отстранённое раздражение человека, которому мешают осуществить давно задуманный план.
— Мама права, Инь, — сказал он тихо. — Может, так будет лучше для всех. Ты же сама понимаешь, что мы… что у нас давно всё не так, как должно быть.
Вот оно. Признание. Они давно всё решили, обсудили, спланировали. А меня просто поставили перед фактом, как вещь, которую нужно вынести из дома перед ремонтом.
Нотариус, полная женщина в строгом костюме, покашляла:
— Так вы будете подписывать документы или нам нужно перенести встречу?
Я встала, аккуратно положив папку на стол.
— Не буду. И встречу переносить не нужно. Мы с мужем сами разберёмся с нашим имуществом. Через суд, если понадобится.
Тамара Павловна вскочила так резко, что чуть не опрокинула стул.
— Ах ты, неблагодарная! Мы тебя в семью приняли, а ты! Да ты посмотри на себя! Серая мышь! Кому ты нужна, кроме моего сына? Да он из жалости на тебе женился!
Из жалости. Я почувствовала, как что-то внутри меня оборвалось. Не сердце — нет, оно продолжало биться. Оборвалась последняя ниточка, которая связывала меня с этими людьми. Последняя надежда на то, что где-то глубоко внутри они считают меня семьёй.
— Знаете что, Тамара Павловна, — сказала я, и мой голос прозвучал удивительно спокойно. — Вы правы. Я действительно серая мышь. Обычная учительница литературы из провинции. У меня нет богатых родителей, нет связей, нет красивой внешности. Но знаете, что у меня есть?
Я сделала паузу, наслаждаясь тем, как её лицо начало менять цвет от багрового к пунцовому.
— У меня есть все чеки. Все квитанции. Все банковские выписки за пять лет. И знаете, что в них написано? Что ипотеку платила я. Каждый месяц. Потому что у вашего драгоценного сыночка постоянно были «временные трудности». То премию задержали, то зарплату урезали, то проект не выгорел.
Антон дёрнулся, словно его ударили. Он не ожидал, что я сохранила все документы. Наивный. Он всегда недооценивал «серую мышь», считая, что учительница литературы не может разбираться в финансовых вопросах.
— И ещё у меня есть кое-что интересное, — продолжила я, доставая телефон. — Переписка вашего сына с его… как бы это назвать… коллегой Алёной. Очень трогательная переписка. Особенно та часть, где он обещает ей квартиру после развода со мной.
Тишина в кабинете стала звенящей. Нотариус заёрзала в кресле, явно жалея, что согласилась на эту встречу. Тамара Павловна открыла рот, но звука не издала. А Антон… Антон побелел так, что я испугалась, как бы ему плохо не стало.
— Ты… ты читала мою переписку? — выдавил он из себя.
— Случайно увидела, — пожала я плечами. — Ты забыл закрыть ноутбук. Знаешь, что самое забавное? Алёна оказалась очень предусмотрительной девушкой. Она сохранила все ваши милые беседы. И when я с ней связалась, она с удовольствием поделилась со мной информацией. Оказывается, ты ей тоже обещал подписать какие-то документы. Только не мне, а ей — дарственную на квартиру.
Тамара Павловна медленно повернулась к сыну. В её глазах появилось что-то новое. Не гнев на меня — страх. Страх за своего мальчика, который оказался не таким уж идеальным.
— Антон, что она несёт? Какая ещё Алёна?
— Мам, это не так, как она говорит, — забормотал он, но было видно, что врать у него получается плохо. — Это просто коллега, мы работаем над проектом…
— Над проектом по выселению жены и дарению квартиры любовнице? — уточнила я. — Интересный проект. Кстати, Тамара Павловна, а вы знали, что ваш сын уже полгода как уволен с той престижной работы, которой вы так гордились? Он просто каждое утро уходил из дома и проводил время у Алёны. А деньги на «ипотеку», которые вы ему давали, шли на её содержание.
Это был мой козырь. Я узнала об увольнении случайно, когда позвонила в его офис по просьбе свекрови — та искала его в день рождения шефа. Секретарша очень удивилась, сообщив, что Антон Петрович уже полгода как не работает в компании. Сложить два и два было несложно.
Тамара Павловна схватилась за сердце. Театрально, конечно, но в этот раз в её жесте было что-то настоящее.
— Антон, это правда?
Он молчал. Молчал, потому что врать матери в глаза он всё-таки не мог. При всей своей подлости, перед ней он оставался маленьким мальчиком, которого поймали на вранье.
— Вот так, Тамара Павловна, — сказала я, застёгивая сумку. — Оказывается, не только я тут «неблагодарная». Кстати, о благодарности. Спасибо вам за науку. За пять лет я многому у вас научилась. Например, всегда иметь план Б. И знаете, какой у меня план Б?
Я выдержала паузу, наслаждаясь их напряжёнными лицами.
— Я уже сняла квартиру. Маленькую, но свою. И работу новую нашла — в частной гимназии, с зарплатой в три раза выше. А документы на развод поданы мной ещё месяц назад. Так что ваш спектакль с отказом от имущества немного запоздал.
Нотариус откашлялась:
— Я так понимаю, мои услуги больше не требуются?
— Не требуются, — подтвердила я. — Извините за потраченное время.
Я направилась к двери, но обернулась на пороге:
— Ах да, чуть не забыла. Алёна просила передать, что ждёт ребёнка. От вашего сына, Тамара Павловна. Поздравляю, вы скоро станете бабушкой. Снова.
Последнее слово повисло в воздухе. Снова — потому что год назад я потеряла ребёнка на пятом месяце. Стресс, сказали врачи. Постоянные скандалы со свекровью, которая считала, что я специально не хочу рожать, чтобы не портить фигуру. Антон тогда даже не приехал в больницу — у него была важная встреча. Как я теперь понимаю, с Алёной.
Я вышла из душного кабинета на улицу и глубоко вдохнула холодный осенний воздух. Моросил мелкий дождь, но мне было всё равно. Я стояла под дождём и улыбалась. Впервые за долгое время я чувствовала себя свободной.
Телефон завибрировал. СМС от неизвестного номера: «Инна, это Алёна. Спасибо, что предупредили. Я всё ему рассказала, как мы договаривались. Он побелел и убежал к мамочке. Думаю, свадьбы не будет)))»
Я усмехнулась. Алёна оказалась умной девушкой. Когда я вышла на неё через соцсети и рассказала о планах Антона выставить меня из квартиры, она сначала не поверила. Но факты — упрямая вещь. Скриншоты переписки, где он обещал ей быстрый развод и квартиру, отрезвили её быстро. А when она узнала, что параллельно он встречается ещё с одной дамой из соседнего отдела… Женская солидарность — великая сила.
Я зашла в кафе, заказала большой капучино с круассаном и открыла ноутбук. На экране — черновик заявления в суд о разделе имущества. Мой адвокат, бывшая ученица, ставшая успешным юристом, уверяла, что дело выигрышное. Все документы об оплате ипотеки на моё имя, первоначальный взнос тоже мой, плюс доказательства супружеской неверности — более чем достаточно.
— Инна Сергеевна? — услышала я неуверенный голос.
Подняв глаза, я увидела Настю, мою ученицу из выпускного класса. Она стояла с подносом, на котором дымилась чашка чая.
— Настя! Привет, присаживайся, — я указала на свободный стул напротив.
— Я не помешаю? Вы так сосредоточенно работали…
— Нет-нет, я как раз заканчивала. Как твои дела? Как подготовка к ЕГЭ?
Мы разговорились. Настя рассказывала о своих планах поступить на филфак, о том, как перечитывает «Войну и мир» и каждый раз находит что-то новое. Её глаза горели тем самым огнём, который я так люблю видеть в своих учениках — огнём познания, жажды жизни.
— Инна Сергеевна, а правда, что вы уходите из нашей школы? — вдруг спросила она, и в её голосе прозвучала неподдельная печаль.
— Правда. Но ты всегда можешь писать мне, если нужна будет помощь с подготовкой. И на филфак ты обязательно поступишь, я в тебе уверена.
— А почему вы уходите? Если не секрет, конечно.
Я задумалась. Как объяснить семнадцатилетней девочке, что иногда нужно начинать всё сначала? Что иногда привычная жизнь становится клеткой, из которой необходимо вырваться, чтобы не задохнуться?
— Знаешь, Настя, помнишь, мы разбирали «Грозу» Островского? Что случилось с Катериной?
— Она не выдержала гнёта и… — Настя осеклась, видимо, вспомнив финал пьесы.
— Точно. Она не нашла выхода. А я нашла. Иногда, чтобы сохранить себя, нужно всё изменить. Это страшно, но необходимо.
Настя кивнула с неожиданной для её возраста мудростью:
— Как Нора в «Кукольном доме» Ибсена.
— Умница, — улыбнулась я. — Именно как Нора.
Мы ещё немного поболтали, потом Настя убежала на занятия, а я вернулась к документам. Но сосредоточиться уже не могла. В голове крутились воспоминания последних лет.
Как я познакомилась с Антоном на дне рождения общей знакомой. Он показался таким взрослым, серьёзным, основательным. Говорил о планах, о будущем, о том, как хочет семью, детей, большой дом. А я, провинциальная учительница, только что переехавшая в Москву, смотрела на него с восхищением.
Свадьба была скромной — я настояла, чтобы не тратить деньги попусту. Тамара Павловна тогда поджимала губы, но промолчала. Первый звоночек я должна была услышать уже тогда, когда она при гостях сказала: «Ну что ж, хоть невеста и не того полёта, что я хотела для сына, но время не ждёт, ему уже за тридцать».
Но я не услышала. Была влюблена, счастлива, полна надежд. Первый год мы действительно жили хорошо. Антон был внимательным, заботливым. Правда, с работой у него постоянно что-то не ладилось, но я списывала это на сложности адаптации — он же только что вернулся из-за границы, где несколько лет пытался построить бизнес.
Потом начались визиты свекрови. Сначала раз в неделю, потом чаще. Она приходила без предупреждения, хозяйничала на кухне, переставляла вещи, делала замечания. «Инночка, у тебя суп жидковат», «Инночка, ты неправильно рубашки гладишь», «Инночка, когда вы уже внуков мне подарите?».
Антон не защищал меня. «Мама желает как лучше», «Не обращай внимания», «Она одинока, ей нужно о ком-то заботиться». А я терпела. Воспитание не позволяло грубить старшим, да и любовь к мужу была ещё сильна.
Переломный момент наступил, когда мы решили купить квартиру. Свекровь настаивала на районе поближе к ней, я мечтала о зелёном спокойном месте подальше от центра. Антон, как всегда, занял нейтральную позицию: «Решайте сами».
Я нашла идеальный вариант — двушка в новостройке, рядом с парком, в получасе езды от моей школы. Цена была разумной, и моих накоплений как раз хватало на первоначальный взнос. Свекровь фыркала, называла район «медвежьим углом», но when я сказала, что плачу первый взнос сама, замолчала.
А потом началось. Ипотечные платежи Антон вносил нерегулярно, постоянно ссылаясь на задержки зарплаты. Я брала дополнительные часы, репетиторство, летом работала в приёмной комиссии. Свекровь при этом рассказывала всем знакомым, как её сын надрывается, чтобы обеспечить семью, а невестка «сидит на его шее».
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонила мама.
— Инночка, как ты? Я всё думаю о тебе, места себе не нахожу.
— Всё хорошо, мам. Честно. Даже лучше, чем я ожидала.
— Ты уверена насчёт развода? Может, ещё можно что-то исправить? Семью сохранить?
Я вздохнула. Мама выросла в другое время, когда развод считался позором, а женщина должна была терпеть ради сохранения семьи.
— Мам, какая семья? Там никогда не было семьи. Был театр одного актёра, где я играла роль удобной жены, а свекровь была режиссёром.
— Но как же ты теперь? Одна, в большом городе…
— Я не одна. У меня есть работа, которую я люблю. Есть ученики, которые меня ценят. Есть друзья. И есть я сама — та, которую я чуть не потеряла за эти годы.
Мама помолчала, потом сказала неожиданно твёрдо:
— Если нужна помощь — говори. У меня есть кое-какие сбережения.
— Спасибо, мам. Но я справлюсь. Мне важно сделать это самой.
После разговора я допила остывший кофе и вышла на улицу. Дождь прекратился, выглянуло осеннее солнце, заливая мокрый асфальт золотистым светом. Я шла по улице и думала о том, что ждёт меня впереди.
Будет суд — долгий, неприятный, изматывающий. Свекровь наверняка наймёт лучших адвокатов, будет поливать меня грязью, пытаться доказать, что я недостойна ничего. Но у меня есть факты, документы и, главное, правда на моей стороне.
Будет новая жизнь в съёмной квартире. Маленькой, но уютной, где каждая вещь будет выбрана мной, где никто не будет переставлять мои книги и критиковать мой суп.
Будет новая работа. Частная гимназия, где ценят хороших учителей, где я смогу воплощать свои идеи, не оглядываясь на косные правила.
И будет свобода. Свобода быть собой, принимать решения, строить жизнь по своим правилам. Да, будет трудно. Да, будет одиноко. Но это будет моя жизнь, а не спектакль по чужому сценарию.
Вечером, уже дома (в той самой маленькой съёмной квартире), я получила сообщение от адвоката. Антон согласился на мировое соглашение. Квартира делится пополам, никаких претензий друг к другу. Видимо, перспектива судебного разбирательства с оглашением всех его похождений его не прельщала.
Я налила себе бокал вина (дешёвого, но выбранного мной), подняла тост за новую жизнь и открыла ноутбук. На экране — начало нового урока для десятиклассников. Тема: «Сильные женщины в русской литературе». От Катерины Кабановой, выбравшей смерть, до Анны Карениной, бросившей вызов обществу.
И я подумала: а может, стоит добавить ещё один пример? Историю обычной учительницы, которая нашла в себе силы сказать «нет» и начать всё сначала. Нет, пожалуй, это слишком личное. Пусть лучше ученики сами делают выводы.
За окном зажигались огни большого города. Где-то там, в одной из квартир, Тамара Павловна наверняка устраивает сыну скандал, требуя объяснений. Где-то Алёна решает, стоит ли связывать свою жизнь с маменькиным сынком. Где-то Антон жалеет себя и ищет виноватых.
А я сижу в своей маленькой квартире, готовлю урок и улыбаюсь. Потому что я свободна. И это стоит всех потерь, всех трудностей, всех пересудов. Я больше не «жена Антона», не «невестка Тамары Павловны». Я — Инна Сергеевна, учитель литературы, женщина, которая нашла в себе силы начать новую главу.
И эта глава обещает быть интересной.
Нет, вы меня неправильно поняли — я вас выгоняю, — улыбнулась Ирина