— Я больше не могу так жить! — выдохнула Алёна, швыряя на стол ключи от квартиры. Металлический звон эхом прокатился по прихожей, заставив Максима вздрогнуть.
Он только что вернулся с работы и застыл в дверях, не успев даже снять куртку. В глазах жены читалась такая усталость и отчаяние, что сердце невольно сжалось.
— Что случилось? — осторожно спросил он, хотя в глубине души уже догадывался о причине.
Алёна прислонилась к стене, закрыв лицо ладонями. Плечи её мелко дрожали от сдерживаемых рыданий.
— Твоя мать… Она опять… — голос сорвался, и Алёна замолчала, пытаясь взять себя в руки.
Максим тяжело вздохнул. Последние полгода их семейная жизнь превратилась в сплошное испытание. С тех пор как его отец умер, мама Галина Петровна переехала к ним, и с этого момента покой покинул их дом навсегда.
— Расскажи по порядку, — мягко попросил он, подходя к жене и обнимая её за плечи.
Алёна подняла на него воспалённые от слёз глаза.
— Сегодня утром я ушла на работу пораньше, помнишь? У меня была важная презентация. Вернулась в обед, хотела переодеться… — она запнулась, словно не решаясь продолжить. — Захожу в нашу спальню, а там… там твоя мать роется в моём комоде! В моём нижнем белье!
Максим почувствовал, как краска стыда заливает его лицо. Это было уже слишком.
— Она что-то объяснила?
— Объяснила? — Алёна горько усмехнулась. — Она даже не смутилась! Сказала, что искала свои очки и подумала, что я могла их случайно положить к себе. В комод с бельём! Ты можешь в это поверить?
Максим молча покачал головой. Поверить в это было действительно трудно. Его мать всегда отличалась властным характером, но после смерти отца её поведение стало совсем невыносимым. Она словно решила компенсировать свою потерю, полностью контролируя жизнь сына и невестки.
— И это ещё не всё, — продолжила Алёна, отстраняясь от мужа. — Когда я попросила её больше так не делать, она… она назвала меня неблагодарной! Сказала, что я должна быть счастлива, что у меня есть такая заботливая свекровь, которая помогает поддерживать порядок в доме!
— Господи, — пробормотал Максим, проводя рукой по лицу. — Прости, я поговорю с ней.
— Поговоришь? — в голосе Алёны прозвучала горькая ирония. — Как ты говорил в прошлый раз, когда она выбросила мою любимую блузку, потому что та показалась ей слишком откровенной? Или позапрошлый, когда перекроила шторы в гостиной без нашего ведома?
Максим молчал. Он действительно пытался говорить с матерью, но каждый такой разговор заканчивался её слезами и обвинениями в том, что сын променял родную мать на жену. И каждый раз он отступал, не в силах видеть её страдания.
— Знаешь, что самое обидное? — Алёна подошла к окну, глядя на серый осенний пейзаж за стеклом. — Я ведь старалась. Честно старалась наладить с ней отношения. Готовила её любимые блюда, покупала подарки, пыталась вовлечь в наши семейные дела. Но она… она словно поставила себе цель выжить меня из этого дома.
— Не говори так, — слабо возразил Максим, хотя в глубине души понимал, что жена права.
— А как ещё это назвать? — Алёна резко обернулась к нему. — Она критикует всё, что я делаю. Моя готовка невкусная, уборка недостаточно тщательная, я слишком много трачу денег, слишком поздно прихожу с работы… Список можно продолжать бесконечно!
В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Галина Петровна. Невысокая полная женщина с аккуратно уложенными седыми волосами, она выглядела как типичная добрая бабушка с открытки. Но Алёна уже давно знала, что за этой милой внешностью скрывается железная хватка и непреклонный характер.
— О, Максимушка, ты уже дома! — расцвела она, игнорируя невестку. — Я приготовила твои любимые котлеты, как в детстве любил. Иди ужинать, пока горячие.
— Мам, нам нужно поговорить, — твёрдо сказал Максим.
Галина Петровна моментально насторожилась, её взгляд скользнул по Алёне.
— Она опять на меня жалуется? — в голосе свекрови появились металлические нотки. — Я же объяснила про очки. Неужели нельзя простить пожилому человеку маленькую оплошность?
— Мама, дело не только в очках, — Максим пытался подобрать правильные слова. — Алёна чувствует себя некомфортно…
— Некомфортно? — Галина Петровна всплеснула руками. — Я отдала вам лучшую комнату, готовлю, убираю, стираю, а ей некомфортно! Вот уж не думала, что доживу до такого! Родной сын позволяет жене травить свою мать!
— Никто вас не травит, — устало произнесла Алёна. — Я просто прошу уважать наши личные границы. Не входить в нашу спальню без разрешения, не трогать наши вещи…
— Ах, вот как! — свекровь выпрямилась, и в её глазах блеснули недобрые огоньки. — Значит, я здесь чужая? Нежеланная гостья в доме собственного сына?
— Мама, не передёргивай, — попытался вмешаться Максим, но Галина Петровна уже вошла в раж.
— Я всю жизнь положила на то, чтобы вырастить тебя достойным человеком! Отказывала себе во всём, чтобы у тебя было самое лучшее! А теперь, когда я осталась одна, когда мне нужна поддержка и забота, твоя жена выставляет меня за дверь!
— Я не выставляю вас за дверь! — не выдержала Алёна. — Я просто хочу жить нормальной жизнью в собственном доме!
— В собственном? — свекровь язвительно усмехнулась. — Интересно, а кто помогал вам с первоначальным взносом на эту квартиру? Забыла?
Это был удар ниже пояса. Действительно, когда они с Максимом брали ипотеку, Галина Петровна помогла им с первым взносом. Но Алёна работала не покладая рук, чтобы вернуть этот долг, и давно уже выплатила всё до копейки.
— Мы вернули вам все деньги, — холодно напомнила она.
— Деньги вернули, а благодарность где? — свекровь покачала головой. — Вот скажи мне, Алёна, почему ты меня так не любишь? Что я тебе сделала плохого?
Алёна растерялась от такого прямого вопроса. Как объяснить человеку, что его забота душит, что его присутствие превращает жизнь в ад? Как сказать, не обидев окончательно?
— Я не… — начала она, но Галина Петровна её перебила.
— Не лукавь! Я же вижу, как ты морщишься, когда я вхожу в комнату. Как закатываешь глаза, когда я что-то советую. Тебе просто не нравится, что я рядом с Максимом, правда? Ты хочешь, чтобы он принадлежал только тебе!
— Мама, хватит! — Максим наконец не выдержал. — Ты несправедлива к Алёне. Она никогда не пыталась отдалить меня от тебя.
— Ах, вот как ты теперь со мной разговариваешь! — Галина Петровна приложила руку к сердцу. — Родная мать тебе уже и слова сказать не может! Всё, я поняла, я здесь лишняя. Пойду собирать вещи.
Она развернулась и направилась к двери, но Алёна знала этот приём. Свекровь использовала его каждый раз, когда разговор принимал неприятный для неё оборот. Сейчас Максим бросится её удерживать, будет просить прощения, и всё вернётся на круги своя.
— Галина Петровна, подождите, — неожиданно для самой себя произнесла Алёна.
Свекровь остановилась, медленно обернулась. На её лице читалось плохо скрываемое торжество — она была уверена, что невестка сейчас начнёт извиняться.
— Давайте поговорим честно, без манипуляций и обид, — Алёна сделала глубокий вдох. — Мы все взрослые люди и должны найти способ жить вместе, не причиняя друг другу боль.
— Манипуляций? — брови Галины Петровны поползли вверх. — Это я-то манипулирую?
— Да, — твёрдо сказала Алёна, не обращая внимания на предостерегающий взгляд мужа. — Каждый раз, когда мы пытаемся обсудить проблему, вы начинаете плакать или угрожаете уйти. Это и есть манипуляция.
Лицо свекрови побагровело.
— Да как ты смеешь! Я, пожилой человек, который недавно потерял супруга, а ты обвиняешь меня в каких-то манипуляциях! Максим, ты слышишь, что говорит твоя жена?
— Слышу, — тихо ответил Максим. — И знаете что, мам? Она права.
Галина Петровна замерла, глядя на сына так, словно видела его впервые.
— Что?
— Алёна права, — повторил он твёрже. — Мы не можем нормально поговорить, потому что ты сразу начинаешь обижаться и уходить. Это нечестно.
— Нечестно? — голос свекрови дрогнул. — Нечестно — это когда родной сын встаёт на сторону жены против матери!
— Я не встаю ни на чью сторону, — Максим подошёл к матери, взял её за руки. — Я люблю вас обеих. Но мы должны научиться уважать друг друга. Алёна — моя жена, это наш дом, и она имеет право чувствовать себя здесь хозяйкой.
— А я кто? Бедная родственница, которую приютили из милости?
— Вы — моя мама, которую я люблю и всегда буду заботиться о вас. Но это не даёт вам права вмешиваться в нашу личную жизнь, рыться в наших вещах, критиковать каждый шаг Алёны.
Галина Петровна вырвала руки.
— Я не критикую! Я помогаю! Разве плохо, что я хочу, чтобы в доме был порядок, чтобы мой сын был сыт и ухожен?
— Нет, не плохо, — вмешалась Алёна. — Но мы справляемся сами. Нам не нужно, чтобы вы переделывали то, что мы уже сделали. Не нужно, чтобы вы решали, что нам носить, что есть, как жить.
— То есть я должна сидеть в своей комнате и молчать? Как в тюрьме?
— Нет! — Алёна в отчаянии всплеснула руками. — Мы хотим, чтобы вы жили с нами, но как член семьи, а не как надзиратель! Давайте ходить вместе в театр, на прогулки, праздновать дни рождения. Но при этом уважать личное пространство друг друга!
— Личное пространство, — передразнила свекровь. — Модные словечки! В наше время не было никакого личного пространства, и жили душа в душу!
— Жили? — не удержалась Алёна. — А почему тогда папа Максима последние годы практически жил на даче?
Это было жестоко, и Алёна тут же пожалела о сказанном. Лицо Галины Петровны побледнело, в глазах блеснули слёзы.
— Как ты смеешь… — прошептала она. — Как ты смеешь говорить о моём муже!
— Простите, — Алёна опустила голову. — Я не должна была. Это было лишнее.
Но слово не воробей. Галина Петровна выпрямилась, и в её взгляде появилась такая ледяная ярость, что Алёна невольно отступила на шаг.
— Теперь я всё поняла, — процедила свекровь. — Ты с самого начала хотела от меня избавиться. Сначала очаровала моего сына, потом настроила его против меня, а теперь хочешь выставить на улицу. Но знай — я никуда не уйду! Это мой сын, и я имею право жить рядом с ним!
— Мама, никто не выгоняет тебя на улицу, — устало сказал Максим. — Мы просто хотим найти компромисс.
— Компромисс? С ней? — Галина Петровна указала на Алёну дрожащим пальцем. — После всего, что она наговорила? Никогда!
Она развернулась и быстрым шагом направилась к своей комнате. Дверь захлопнулась с такой силой, что задрожали стёкла в серванте.
Максим и Алёна остались вдвоём. Несколько минут они молчали, каждый переживая произошедшее по-своему.
— Прости, — наконец сказала Алёна. — Про твоего отца… это было жестоко.
— Но честно, — Максим грустно улыбнулся. — Папа действительно сбегал на дачу от её опеки. Я просто никогда не хотел это признавать.
— Что нам теперь делать?
Максим обнял жену, прижал к себе.
— Не знаю. Честно, не знаю. Она моя мать, я не могу её бросить. Но и жить так дальше невозможно.
— Может, снять ей отдельную квартиру? Где-нибудь поблизости?
— Предлагал. Она восприняла это как попытку от неё избавиться. Сказала, что умрёт от одиночества.
Алёна вздохнула. Тупик. С какой стороны ни посмотри — везде тупик.
Следующие дни прошли в гнетущей атмосфере. Галина Петровна демонстративно не разговаривала с невесткой, обращаясь к ней только через Максима. За столом воцарилось молчание, нарушаемое лишь звоном приборов. Алёна чувствовала себя изгоем в собственном доме.
Но самое страшное началось позже. Вернувшись однажды с работы, Алёна обнаружила, что все её фотографии в гостиной исчезли. Вместо них появились старые снимки Максима с родителями.
— Где мои фотографии? — спросила она у свекрови.
— Какие фотографии? — Галина Петровна изобразила невинное удивление. — А, эти? Я убрала их в коробку. Подумала, раз ты так ценишь личное пространство, то и твои вещи должны быть в твоей комнате, а не в общей гостиной.
Это была открытая война. Алёна поняла, что свекровь не успокоится, пока не выживет её из дома. Каждый день приносил новые сюрпризы: то любимая кружка Алёны оказывалась разбитой («случайно выскользнула из рук»), то важные документы перекладывались в другое место («хотела помочь с уборкой»), то приготовленный ужин оказывался пересоленным («рука дрогнула»).
Максим пытался поговорить с матерью, но та каждый раз устраивала истерику, жалуясь на больное сердце и неблагодарность сына. Он разрывался между двумя любимыми женщинами, не зная, как помочь им найти общий язык.
Последней каплей стал день рождения Алёны. Она взяла отгул, планируя провести день дома, приготовить праздничный ужин. Максим обещал прийти пораньше, они собирались отметить вдвоём, а потом поехать в ресторан.
Но когда Алёна вышла из душа, то обнаружила на кухне Галину Петровну в окружении кастрюль и сковородок.
— Что вы делаете? — спросила она, стараясь говорить спокойно.
— Готовлю праздничный ужин, — свекровь даже не обернулась. — Максим любит мою стряпню, захотела его порадовать.
— Но сегодня мой день рождения. Я сама хотела приготовить.
— Твой? — Галина Петровна обернулась с преувеличенным удивлением. — Ой, совсем забыла! Ну ничего, зато тебе не придётся стоять у плиты в свой праздник. Считай, это мой подарок.
Алёна почувствовала, как внутри поднимается волна ярости. Свекровь прекрасно помнила о её дне рождения — накануне Максим напоминал об этом за ужином. Это была очередная попытка испортить праздник, показать, кто в доме хозяйка.
— Спасибо, но я справлюсь сама, — твёрдо сказала Алёна.
— Не глупи, — отмахнулась Галина Петровна. — Всё равно уже начала. Иди лучше отдохни, именинница.
Последнее слово она произнесла с такой издёвкой, что Алёна не выдержала.
— Хватит! — её голос прозвучал громче, чем она планировала. — Я больше не позволю вам так со мной обращаться!
Свекровь замерла с половником в руке.
— Что ты сказала?
— Я сказала — хватит! Это мой дом, моя кухня, мой день рождения! И я буду праздновать его так, как хочу я, а не вы!
— Ах вот как! — Галина Петровна швырнула половник в раковину. — Наконец-то показала своё истинное лицо! А я-то, дура старая, пыталась наладить отношения, помочь!
— Помочь? Вы называете это помощью? Вы методично разрушаете мою жизнь, и называете это помощью?
— Я разрушаю? Да ты сама не знаешь, как жить! Посмотри на себя — тридцать лет, а детей нет! Всё карьера, карьера! А время уходит!
Это был удар в самое больное место. Алёна и Максим уже год пытались завести ребёнка, но пока безуспешно. Они проходили обследования, и врачи уверяли, что всё в порядке, нужно просто время. Но Алёна переживала, а тут ещё свекровь…
— Это не ваше дело, — сквозь зубы процедила она.
— Не моё? Это моё дело — будут у меня внуки или нет! А с такой женой как ты, видимо, не будут! Карьеристка бездетная!
— Мама! — в дверях появился Максим, бледный от гнева. — Что ты говоришь?
Он отпросился с работы пораньше, чтобы поздравить жену, и пришёл как раз вовремя, чтобы услышать последние слова матери.
Галина Петровна обернулась к сыну, и на её лице отразилось замешательство.
— Максим, ты не понимаешь…
— Нет, это ты не понимаешь! — он редко повышал голос, но сейчас не сдержался. — Как ты могла сказать такое Алёне? Ты хоть представляешь, как она переживает?
— Я просто констатировала факт…
— Факт? Мама, мы с Алёной больше года пытаемся завести ребёнка! Мы прошли кучу обследований, и если ты хочешь знать — проблема во мне, не в ней! Доволен?
Галина Петровна побледнела.
— Что? Но… почему ты не сказал?
— Потому что это наше с Алёной дело! Наше, понимаешь? Не твоё!
Свекровь опустилась на стул, внезапно постарев лет на десять.
— Я… я не знала…
— Конечно, не знала, — Алёна не смогла удержаться от горькой усмешки. — Вы ведь никогда не интересовались, что я чувствую, через что прохожу. Для вас я всегда была просто помехой между вами и вашим сыном.
— Это не так…
— Это именно так, мама, — Максим подошёл к жене, обнял её. — И знаешь что? Мне надоело. Надоело разрываться между вами, надоело оправдываться, надоело жить в постоянном напряжении.
— Что ты хочешь сказать? — в голосе Галины Петровны появились панические нотки.
— Я хочу сказать, что пора что-то менять. Либо мы учимся жить как нормальная семья, с уважением и пониманием, либо… либо нам придётся жить отдельно.
— Ты выгоняешь родную мать?
— Я никого не выгоняю. Я предлагаю варианты. Мы можем снять вам квартиру рядом, будем навещать друг друга, проводить время вместе, но при этом у каждого будет своё пространство.
— Я не хочу жить одна, — Галина Петровна заплакала. — Я боюсь одиночества.
— А мы боимся потерять друг друга, — тихо сказала Алёна. — Понимаете? Ещё немного, и наш брак просто не выдержит.
Свекровь подняла на неё заплаканные глаза.
— Ты правда думаешь, что я такое чудовище?
Алёна помолчала, подбирая слова.
— Я думаю, что вы несчастный человек, который не знает, как жить после потери мужа. И вы пытаетесь заполнить пустоту, контролируя нашу жизнь. Но это не выход, Галина Петровна. Так вы потеряете и сына тоже.
— Я уже потеряла, — горько усмехнулась свекровь. — Он выбрал тебя.
— Он никого не выбирал! — Максим присел перед матерью на корточки. — Мам, пойми, любовь — это не пирог, который нужно делить. Я люблю Алёну, но это не значит, что я стал меньше любить тебя. Просто это разная любовь, и у каждой должно быть своё место.
Галина Петровна молчала, глядя в пол. Потом медленно подняла голову.
— А если… если я попробую измениться? Не лезть, не советовать, не критиковать?
— Вы правда готовы попробовать? — с сомнением спросила Алёна.
— Не знаю, — честно призналась свекровь. — Мне семьдесят лет, сложно меняться в таком возрасте. Но… но терять сына я не хочу. И внуков хочу понянчить, когда они появятся.
Она посмотрела на Алёну, и впервые за долгое время в её взгляде не было враждебности.
— Прости меня. За всё. Особенно за то, что сказала про детей. Это было жестоко.
Алёна кивнула, не доверяя своему голосу. Слишком много боли накопилось, чтобы простить всё разом. Но это был первый шаг.
— Давайте попробуем начать сначала, — предложил Максим. — Установим правила, которые будем соблюдать все. Никто не входит в чужую комнату без разрешения, не трогает чужие вещи, не даёт непрошеных советов. Зато вместе ужинаем, делимся новостями, поддерживаем друг друга.
— И ещё, — добавила Алёна, — давайте найдём вам занятие, Галина Петровна. Курсы, клуб по интересам, что угодно. Вам нужна своя жизнь, а не только наша.
Свекровь задумалась.
— Знаешь, я всегда хотела научиться рисовать. Но всё времени не было — то Максима растила, то мужу помогала с его работой…
— Вот и отлично! — обрадовался Максим. — Запишем тебя в художественную студию. Там и люди новые, и занятие интересное.
— В моём возрасте? Не смешно ли?
— Нисколько, — уверенно сказала Алёна. — Учиться никогда не поздно. И потом, вы сможете нарисовать портреты внуков, когда они появятся.
Галина Петровна впервые за долгое время улыбнулась искренне, без подвоха.
— Это было бы чудесно.
Конечно, проблемы не решились в один день. Были срывы, были ссоры, были моменты, когда казалось, что ничего не получится. Галина Петровна по привычке лезла с советами, Алёна срывалась, Максим пытался всех помирить.
Но постепенно, шаг за шагом, они учились жить вместе. Свекровь записалась в художественную студию и с удивлением обнаружила, что у неё настоящий талант. Она завела новых друзей, начала ходить с ними на выставки, в театры. Дома появились её картины — пока неумелые, но полные искренней радости творчества.
Алёна научилась не воспринимать каждое замечание свекрови как личное оскорбление. Оказалось, что когда Галина Петровна не чувствует себя лишней, она может быть вполне приятной собеседницей. Они даже начали вместе готовить по выходным, обмениваясь рецептами.
Максим наконец перестал чувствовать себя между молотом и наковальней. Его семья становилась настоящей семьёй, где есть место для всех.
А через год, когда Алёна сообщила о беременности, Галина Петровна плакала от счастья. И это были искренние слёзы радости, без примеси горечи или обиды.
— Спасибо, — сказала она невестке, крепко обнимая её. — Спасибо, что не сдалась, что боролась за нашу семью. Я была не права, так не права…
— Мы все были не правы, — мягко ответила Алёна. — Но мы учимся. И это главное.
Глядя на них, Максим улыбался. Его дом наконец стал тем, чем должен быть — местом, где все чувствуют себя любимыми и нужными. Где уважают границы друг друга, но при этом остаются семьёй. Настоящей семьёй.
И когда родилась маленькая Софья, у неё было не только любящие родители, но и бабушка, которая рисовала для неё сказочные картины и рассказывала волшебные истории. Бабушка, которая научилась любить не только своего сына, но и женщину, которую он выбрал. Научилась уважать их выбор, их решения, их жизнь.
Это было непросто. Но оно того стоило. Потому что семья — это не только кровные узы. Это умение слышать друг друга, идти навстречу, прощать и начинать сначала. Снова и снова, пока не получится.
Эгоистичная мама