— Мама всегда говорила, что я пустоцвет, неспособный родить ей внуков! — прошептала я, когда свекровь потребовала отдать ей квартиру бабушки

— Мама всегда говорила, что я пустоцвет, неспособный родить ей внуков, — прошептала Елена, глядя на нотариуса через стол. Её руки дрожали, сжимая документы о наследстве. — А теперь она хочет забрать и квартиру бабушки, которую та оставила мне.

Нотариус, седовласая женщина с добрыми глазами, покачала головой и протянула Елене салфетку. В кабинете повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов.

— Завещание составлено правильно, все документы в порядке. Квартира переходит вам в полную собственность, — мягко сказала она. — Никто не может это оспорить.

Елена вытерла слёзы. Три года назад, когда врачи поставили ей страшный диагноз, свекровь Галина Петровна превратила её жизнь в настоящий кошмар. Каждый день начинался и заканчивался одним и тем же — упрёками, что она не может подарить сыну наследника.

— Спасибо, — Елена встала, крепко прижимая к груди папку с документами. — Теперь у меня хотя бы есть своё жильё.

Выйдя из нотариальной конторы, она достала телефон. Пропущенных вызовов от мужа Андрея было уже пятнадцать. Елена глубоко вздохнула и набрала его номер.

— Наконец-то! — голос Андрея был встревоженным. — Где ты? Мама места себе не находит!

— Я была у нотариуса. Оформляла наследство бабушки.

В трубке повисло молчание. Потом Елена услышала, как муж отходит в сторону, видимо, чтобы свекровь не слышала разговор.

— Лен, а ты не думаешь, что нужно было посоветоваться? Всё-таки мы семья…

— Посоветоваться о чём? Бабушка оставила квартиру мне. Это её воля.

— Ну да, конечно, но… Мама считает, что было бы правильнее оформить на всю семью. Ты же понимаешь, нам с тобой детей не суждено иметь, так хоть жильё останется роду Петровых.

Елена почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Род Петровых! Как будто она — не человек, а просто неисправный инкубатор для продолжения их драгоценного рода.

— Андрей, это квартира моей бабушки. Она хотела, чтобы у меня было своё жильё.

— Да что ты заладила — своё, своё! Мы же муж и жена! Что моё — то твоё, что твоё — то моё!

— Странно, этот принцип почему-то не работал, когда твоя мама два года назад продавала дачу. Помнишь? Тогда это была «семейная собственность Петровых», и моё мнение никого не интересовало.

Андрей замялся. Елена прекрасно помнила ту историю — дачу продали втайне от неё, а деньги Галина Петровна потратила на ремонт своей квартиры.

— Это другое дело было…

— Конечно, другое. Тогда делили имущество Петровых, а теперь хотите прибрать к рукам наследство моей семьи.

— Лена, ну что ты как чужая! Приезжай домой, поговорим спокойно.

Елена посмотрела на весеннее небо. Март выдался на удивление тёплым, и хотелось не ехать в душную квартиру, где её ждёт очередная порция упрёков, а просто погулять по парку.

— Я приеду через час. Мне нужно ещё в банк заехать.

Она отключила телефон и пошла к метро. В голове крутились воспоминания последних лет. Как они с Андреем были счастливы первое время! Он был заботливым, внимательным, они строили планы на будущее. Галина Петровна тогда казалась просто немного властной женщиной, но не более того.

Всё изменилось после того рокового визита к врачу. Диагноз прозвучал как приговор — Елена не сможет иметь детей. Она помнила, как рыдала в кабинете, как Андрей обнимал её и говорил, что это не важно, что они справятся, что усыновят ребёнка или будут жить вдвоём.

Но стоило Галине Петровне узнать правду, как началось. Сначала намёки — «а вот соседка в сорок лет родила», «может, к другому врачу сходить», «в наше время медицина творит чудеса». Потом пошли прямые обвинения — «знала же, на ком женишься», «специально скрывала до свадьбы», «обманула моего сына».

Андрей поначалу защищал жену, но с каждым месяцем его сопротивление слабело. Галина Петровна умела давить на больные точки. Она часами рассказывала сыну, как мечтает о внуках, показывала фотографии детей знакомых, вздыхала при виде детских площадок.

И вот однажды Елена услышала, как муж говорит матери: «Может, вы правы, мам. Может, стоило жениться на Марине. У неё уже двое детей от первого брака, и она могла бы родить мне наследника».

Это было как удар под дых. Елена тогда заперлась в ванной и проплакала два часа. Когда вышла, сделала вид, что ничего не слышала. Но что-то внутри сломалось окончательно.

А потом умерла бабушка. Единственный человек, который никогда не попрекал Елену, не называл пустоцветом, не смотрел как на бракованный товар. Бабушка всегда говорила: «Детка, ты сама по себе ценность. Не позволяй никому внушать тебе обратное».

И вот теперь бабушка оставила ей квартиру. Небольшую двушку на окраине города, но свою. Место, где Елена сможет быть собой, а не «неполноценной невесткой».

В банке она открыла счёт на своё имя и перевела туда все накопления с общего счёта — свою зарплату за последние полгода. Пусть это будет подушка безопасности.

Когда Елена переступила порог квартиры, где они жили с мужем, её встретила гробовая тишина. Обычно в это время Галина Петровна уже хозяйничала на кухне, готовя ужин для «любимого сыночка».

— Андрей? — позвала Елена.

— Мы в гостиной, — отозвался муж.

Елена прошла в комнату и замерла. За столом сидели не только Андрей и его мать, но и тётя Андрея — Валентина, которая работала юристом, и какой-то незнакомый мужчина с папкой документов.

— Что происходит? — Елена почувствовала, как внутри всё сжимается от дурного предчувствия.

— Присядь, Леночка, — Галина Петровна указала на стул напротив. Её лицо было непроницаемым, но в глазах плясали недобрые огоньки. — Нам нужно поговорить о будущем.

— О чьём будущем?

— О нашем общем будущем. Валентина и Пётр Иванович помогут нам правильно оформить все документы.

— Какие документы? — Елена не садилась, чувствуя ловушку.

Пётр Иванович откашлялся и раскрыл папку:

— Видите ли, Елена Сергеевна, речь идёт о рациональном распределении имущества с учётом сложившихся обстоятельств…

— Говорите прямо, — перебила его Елена.

Галина Петровна поджала губы:

— Хорошо, я скажу прямо. Ты получила наследство. Квартиру. Но поскольку детей у вас с Андреем не будет — по твоей вине — справедливо будет оформить эту квартиру на всю семью. Чтобы в случае чего она осталась роду Петровых, а не ушла неизвестно кому.

— В случае чего? — Елена почувствовала, как кровь отливает от лица.

— Ну, мало ли что в жизни бывает. Развод, например. Ты же не думаешь, что мой сын всю жизнь проживёт бездетным? Рано или поздно он захочет нормальную семью, с детьми. Так что давай решим всё полюбовно, пока не поздно.

Елена перевела взгляд на мужа. Андрей сидел, уставившись в стол, и не поднимал глаз.

— Андрей, — позвала она. — Андрей, посмотри на меня.

Он нехотя поднял голову. В его глазах Елена прочитала всё — и стыд, и упрямство, и желание угодить матери.

— Ты знал об этом? Ты знал, что твоя мать устроит этот… этот фарс?

— Лена, пойми, мама хочет как лучше. Для всех нас. И потом, она права — нам нужно думать о будущем.

— О чьём будущем, Андрей? О твоём будущем с другой женщиной? С той, которая родит тебе наследников?

— Не драматизируй. Просто… просто подпиши документы, и мы забудем об этом разговоре.

Елена рассмеялась. Смех вырвался сам собой — горький, отчаянный.

— Забудем? Вы сейчас, по сути, обсуждаете мою замену, делите моё наследство, планируете моё выселение из собственной жизни — и предлагаете об этом забыть?

— Никто не говорит о выселении! — встряла Валентина. — Речь всего лишь о том, чтобы обезопасить имущество семьи. Ты же понимаешь, в твоём положении…

— В моём положении? — Елена шагнула к столу. — И в каком же я положении? Я что, неизлечимо больна? Я преступница? Или моя единственная вина в том, что не могу родить?

— Для женщины это главное предназначение, — отрезала Галина Петровна. — Если ты не можешь дать моему сыну детей, то хотя бы не мешай ему построить нормальную жизнь. И не тащи за собой имущество, которое должно достаться его будущим детям.

— Его будущим детям? — Елена почувствовала, как внутри что-то окончательно ломается. — От какой-то другой женщины? И вы это обсуждаете при мне, его жене, как само собой разумеющееся?

— Лена, никто не говорит о разводе прямо сейчас, — Андрей наконец подал голос. — Просто… просто нужно подстраховаться. Ты же умная, ты должна понимать.

— Я понимаю, — кивнула Елена. — Я всё прекрасно понимаю. Вы уже всё решили, да? Уже присмотрели замену? Может, та самая Марина, с двумя детьми?

Андрей покраснел, и Елена поняла, что попала в точку.

— Сколько времени вы ей даёте? — спросила она у Галины Петровны. — Год? Два? Чтобы пустоцвет сам ушёл, освободил место для нормальной женщины?

— Не называй себя так, — поморщилась свекровь. — Это некрасиво.

— А что красиво? Собраться всей семьёй и делить имущество ещё живой жены? Планировать, кому достанется квартира после развода, который ещё не случился? Это красиво?

Пётр Иванович нервно закашлялся:

— Елена Сергеевна, давайте без эмоций. Речь идёт всего лишь о юридической формальности. Вы подписываете дарственную на половину квартиры в пользу супруга, и все остаются довольны.

— Все, кроме меня.

— Ну, в конце концов, вы получили эту квартиру просто так, по наследству. Не работали на неё, не зарабатывали. Так почему бы не поделиться с семьёй?

Елена посмотрела на него с таким презрением, что мужчина поёжился.

— Просто так? Моя бабушка всю жизнь проработала учительницей, откладывала каждую копейку, отказывала себе во всём, чтобы купить эту квартиру. А потом завещала её мне, потому что любила меня. Любила не за то, что я могу родить, не за то, что я чья-то жена, а просто так. За то, что я есть. И вы смеете говорить, что я получила её «просто так»?

— Леночка, не надо так остро реагировать, — вмешалась Валентина. — Мы же семья. А в семье всё общее.

— Семья? — Елена обвела их взглядом. — Вы называете это семьёй? Вы три года называли меня пустоцветом, сделали мою жизнь адом, а теперь ещё и квартиру хотите отобрать — и это семья?

— Никто не отбирает! — рявкнул Андрей. — Просто оформим на двоих, и всё!

— А потом? Потом ты разведёшься со мной, женишься на своей Марине, и я останусь ни с чем?

— Ну, при разводе имущество делится пополам…

— Ага, и половина моей квартиры достанется тебе. Удобно устроились.

Галина Петровна встала из-за стола:

— Хватит ломаться! Подписывай документы и не позорься! Ты и так уже достаточно намучила моего сына своей неполноценностью!

— Неполноценностью? — Елена тоже поднялась. — Знаете что? Я действительно подпишу документы. Но не те, что вы приготовили.

Она достала из сумки папку, которую получила у нотариуса, и положила на стол.

— Вот документы на квартиру. На моё имя. Только на моё. И никто — слышите, никто! — не получит из вас ни метра этой площади.

— Ах ты неблагодарная! — Галина Петровна покраснела от гнева. — Мы тебя в семью приняли, а ты…

— Вы меня не приняли. Вы меня терпели, пока надеялись на внуков. А когда поняли, что их не будет, начали травить. Знаете что? Я вам больше не помеха. Можете искать своему сыночку новую жену. Плодовитую.

— Лена, ты о чём? — Андрей вскочил.

— О разводе, Андрей. О том, о чём вы тут все думаете, но боитесь сказать вслух. Я ухожу. Освобождаю место для твоей будущей счастливой семьи с кучей детей.

— Лена, подожди, не горячись…

— Я не горячусь. Я три года терпела унижения, три года выслушивала, какая я неполноценная. Три года надеялась, что ты меня защитишь, поддержишь. А ты? Ты привёл сюда юриста, чтобы отобрать у меня последнее — наследство бабушки. Человека, который любил меня настоящей любовью.

Елена пошла к выходу, но обернулась у двери:

— Знаете, я вам даже благодарна. Вы открыли мне глаза. Я думала, что проблема во мне, что я действительно неполноценная. А оказалось, неполноценные — это вы. Люди, для которых женщина — только инкубатор. Люди, которые меряют любовь количеством рождённых детей. Люди, готовые предать и продать за квадратные метры.

— Да как ты смеешь! — взвизгнула Галина Петровна.

— Смею. И знаете почему? Потому что у меня теперь есть своя квартира. Своя жизнь. Без вас.

Елена вышла, хлопнув дверью. На лестничной площадке её догнал Андрей:

— Лена, постой! Ты же не серьёзно! Куда ты пойдёшь?

— В свою квартиру. К себе домой.

— Но… но там же ремонт нужен! И вещи твои все здесь!

— Вещи я заберу. А ремонт… Знаешь, ободранные стены моей квартиры мне милее, чем ваш семейный рай.

— Лена, одумайся! Мы же три года вместе! Неужели ты всё перечеркнёшь из-за какой-то квартиры?

Елена остановилась и посмотрела ему в глаза:

— Не из-за квартиры, Андрей. Из-за предательства. Из-за того, что ты позволил матери три года унижать меня. Из-за того, что ты уже выбрал мне замену. Из-за того, что для тебя я — не жена, не любимая женщина, а неудачная покупка, которую пора списать.

— Это не так!

— Правда? Тогда почему ты не встал и не ушёл, когда твоя мать начала делить мою квартиру? Почему не сказал: «Это квартира моей жены, и никто не имеет права на неё претендовать»? Почему промолчал, когда она говорила о твоей будущей нормальной семье?

Андрей молчал, опустив голову.

— Вот именно, — кивнула Елена. — Прощай, Андрей. Передай маме — она добилась своего. Пустоцвет больше не будет мешать вашему семейному счастью.

Она спустилась по лестнице, не оборачиваясь. На улице была весна. Март. Время, когда всё оживает, расцветает. И Елена вдруг почувствовала, что тоже оживает. Словно сбросила с себя тяжёлый панцирь чужих ожиданий, претензий, упрёков.

Она достала телефон и набрала номер подруги:

— Оль, помнишь, ты звала меня работать в вашу фирму? Вакансия ещё открыта? Отлично. Я согласна. И ещё — мне нужна помощь с переездом. Да, переезжаю. Насовсем.

Потом она открыла сообщения от бабушки. Старые, годичной давности. Последнее гласило: «Леночка, помни — ты достойна любви просто потому, что ты есть. Не позволяй никому убедить тебя в обратном».

— Спасибо, бабушка, — прошептала Елена. — Я поняла. Наконец-то поняла.

Она зашла в цветочный магазин и купила горшок с орхидеей. Белой, прекрасной, расцветшей. Продавщица улыбнулась:

— Красивый выбор! Это символ новой жизни, возрождения.

— Знаю, — улыбнулась в ответ Елена. — Именно поэтому и беру.

Через неделю она уже жила в бабушкиной квартире. Да, ремонт был нужен, но Елена не спешила. Она наслаждалась тишиной, свободой, отсутствием ежедневных упрёков. По утрам пила кофе на маленькой кухне, смотрела в окно на просыпающийся город и улыбалась.

На работе дела шли отлично. Ольга оказалась права — Елена быстро влилась в коллектив, её идеи оценили, и уже через месяц предложили повышение.

Андрей звонил первое время, пытался вернуть. Говорил, что мать была неправа, что он любит её, что готов жить без детей. Елена слушала и понимала — слишком поздно. Трещина, появившаяся в их отношениях три года назад, превратилась в пропасть. И мост через неё уже не построить.

Через три месяца пришли документы о разводе. Елена подписала не глядя. Андрей попытался претендовать на часть квартиры через суд, но нотариус подтвердила — наследство, полученное в браке, разделу не подлежит. Галина Петровна даже приезжала, устроила скандал под дверью, кричала про неблагодарность и эгоизм. Елена вызвала полицию.

А потом наступило лето. Елена сделала ремонт, обставила квартиру по своему вкусу. На балконе разбила маленький сад — та самая орхидея дала новые побеги, к ней добавились фиалки, герань, лимонное дерево.

В один из вечеров, сидя на балконе с чашкой чая, Елена думала о прошедшем. О том, как три года терпела унижения, считая себя виноватой. О том, как позволяла называть себя пустоцветом, неполноценной, бракованной. О том, как чуть не потеряла себя, пытаясь соответствовать чужим ожиданиям.

— Знаешь, бабушка, — сказала она, глядя на закат, — ты была права. Я достойна любви просто потому, что я есть. И я больше никому не позволю убедить меня в обратном.

Телефон зазвонил. Незнакомый номер.

— Елена Сергеевна? Это Ирина Михайловна, из центра усыновления. Вы оставляли заявку год назад? У нас есть для вас хорошая новость…

Елена почувствовала, как сердце забилось чаще.

— Да, я слушаю.

— Есть девочка, три года. Родители погибли, родственников нет. Очень славная, но застенчивая. Мы подумали, вы могли бы познакомиться…

— Когда? — перебила Елена.

— Хоть завтра, если вы готовы.

— Я готова. Я давно готова.

Положив трубку, Елена прижала руки к груди. Где-то там, в детском доме, ждала девочка. Маленькая, одинокая, нуждающаяся в любви. И Елена знала — у неё этой любви хватит. Хватит, чтобы согреть детское сердечко, чтобы стать для малышки настоящей мамой.

— Видишь, бабушка? — улыбнулась она сквозь слёзы. — Я всё-таки стану мамой. По-своему. По-настоящему. И никто больше не назовёт меня пустоцветом.

На балконе благоухали цветы. Белая орхидея раскрыла новый бутон — прекрасный, совершенный, полный жизни. Как и сама Елена. Расцветшая. Свободная. Счастливая.

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

— Мама всегда говорила, что я пустоцвет, неспособный родить ей внуков! — прошептала я, когда свекровь потребовала отдать ей квартиру бабушки