Нотариус подвинула ко мне документ через полированный стол, и я увидела адрес. Мой адрес. Адрес квартиры, где я прожила последние семь лет. Где клеила обои, меняла трубы, ремонтировала всё своими руками, пока муж был «в творческом поиске». Только в графе «собственник» значилось не моё имя.
— Простите, но тут какая-то ошибка, — я постучала пальцем по бумаге. — Это наша с мужем квартира. Общая.
Нотариус, пожилая женщина с усталым лицом и проницательным взглядом, сняла очки и посмотрела на меня с неожиданным сочувствием.
— Квартира была приобретена до брака и оформлена на Ольгу Петровну Ковалёву, мать вашего супруга. Она единственный собственник. Вы, насколько я понимаю, Софья Николаевна Ковалёва? Супруга сына?
Мир качнулся. Я вцепилась в край стола, пытаясь удержать равновесие. Семь лет. Семь лет я считала эту квартиру своей. Нашей. Вкладывала в неё деньги, силы, душу. А оказалось…
— Но мы же там живём! Я делала ремонт! На мои деньги!
— К сожалению, это не делает вас собственником, — нотариус говорила мягко, но твёрдо. — По документам вы просто проживаете там. И сейчас, после кончины Ольги Петровны, квартира переходит по завещанию её дочери, Елене Петровне Соколовой. Сестре вашего мужа.
Я сидела, не в силах пошевелиться. Значит, все эти годы я жила в чужой квартире. А свекровь молчала. Она приходила к нам каждую неделю, пила чай на моей кухне, которую я сама перекрасила, критиковала расстановку мебели, которую я покупала, морщилась на шторы, которые я выбирала. И молчала. Она знала. Всегда знала, что я тут — временный постоялец, который можно выставить в любой момент.— А муж… Игорь… он знал?
Нотариус помолчала, и я поняла ответ раньше, чем она произнесла его вслух.
— Полагаю, что да. Дети обычно в курсе, на кого оформлена недвижимость.
Я вышла из нотариальной конторы на механических ногах. Телефон завибрировал. Сообщение от Лены, золовки.
«Соня, нам нужно встретиться. Срочно. По поводу квартиры».
Я знала эту женщину десять лет. С того самого дня, когда Игорь впервые привёл меня в дом к матери. Лена сидела на кухне, такая же холёная и довольная собой, как всегда. Она посмотрела на меня оценивающим взглядом, будто прикидывала, сколько я стою, и усмехнулась одними губами. С тех пор она смотрела на меня именно так — свысока, с плохо скрытым презрением. Я была недостаточно хороша для их семьи. Недостаточно богата, недостаточно породиста, недостаточно всего.
Встреча назначена была в той же квартире, которую я считала своей. Я пришла первой. Села на диван, который выбирала сама три года назад, который оплатила своей зарплатой, потому что Игорь в тот момент был между работами. Как, впрочем, почти всегда.
Лена явилась через пятнадцать минут. Она вошла без стука, своим ключом. Конечно, у неё был ключ. Теперь это была её квартира. За ней, как тень, плёлся Игорь. Он не смотрел мне в глаза.
— Сонечка, — Лена сбросила пальто на кресло и уселась напротив меня, скрестив ноги. — Давай без лишних эмоций, по-взрослому. Ты же умная женщина, всё понимаешь.
Я молчала. Лена достала из сумочки папку с документами.
— Квартира теперь моя. Мама завещала её мне. Я, конечно, могла бы разрешить вам тут пожить ещё какое-то время, но… — она сделала паузу, наслаждаясь моментом. — Понимаешь, мне нужны деньги. Срочно. Хочу открыть свой бизнес, давно мечтала. И эту квартиру я собираюсь продать. Быстро.
— Ты хочешь выставить нас на улицу? — голос мой прозвучал чужим, сиплым.
— Не драматизируй, пожалуйста, — Лена поморщилась. — Игорь всегда может пожить у друзей. А ты… ну, ты же самостоятельная, у тебя работа есть. Снимешь что-нибудь. Вас никто не выгоняет, просто надо понимать ситуацию. Это моя собственность, и я имею право ею распоряжаться.
Я перевела взгляд на Игоря. Он сидел, ссутулившись, и разглядывал свои ботинки. Мой муж. Человек, с которым я прожила семь лет. Который обещал мне дом, семью, будущее.
— Игорь, ты знал? Всё это время?
Он дёрнул плечом, всё ещё не глядя на меня.
— Ну… мама так решила. Она всегда говорила, что квартира будет Ленке. Я не думал, что это так важно. Мы же всё равно тут живём.
— Не важно? — я почувствовала, как внутри что-то закипает. — Семь лет, Игорь! Семь лет я делала ремонт в этой квартире! Я меняла трубы, когда тебя прорвало! Я клеила обои, красила стены, покупала мебель! На МОИ деньги! Потому что ты вечно был без работы или с символической зарплатой! И всё это время ты знал, что квартира не наша?!
— Ну зачем ты сразу кричишь? — он наконец поднял на меня глаза, и в них было раздражение. Раздражение! — Я не думал, что это так важно. Главное ведь, что мы вместе, правда? Любовь, там, всё такое…
— Любовь, — повторила я, и слово прозвучало как ругательство. — Любовь, которая позволила тебе молчать семь лет. Любовь, из-за которой ты смотрел, как я вкладываю последние деньги в чужую квартиру.
— Да хватит уже! — взорвался он. — Ты что, не понимаешь?! Это МАМА так решила! Это её квартира была, она имела право распорядиться, как хотела! Это семейное дело! Ты тут вообще…
Он осёкся, но я уже всё поняла. Я тут вообще чужая. Не родная. Не семья. Я — случайный человек, который примазался к их клану. Так они всегда меня и воспринимали.
Лена довольно улыбнулась. Ей нравилось это представление.
— Вот видишь, Соня, Игорёк всё правильно говорит. Это семейное. Мама всегда была против вашего брака, если честно. Она считала, что ты не подходишь. Слишком простая. Без корней, без связей. Я, кстати, тоже так считаю. Но раз уж так получилось, давай хотя бы расстанемся по-хорошему. Я даю вам две недели на съезд. Это более чем щедро.
Две недели. Четырнадцать дней на то, чтобы упаковать семь лет своей жизни. Я смотрела на эту женщину, на её самодовольное лицо, на её дорогой маникюр, на её презрительную усмешку. И вдруг всё стало кристально ясно. Холодно и ясно. Я не буду унижаться. Не буду просить. Не буду плакать перед ними. Они не заслуживают моих слёз.
Я встала.
— Хорошо, — сказала я спокойно. — Я съеду. Даже раньше, чем через две недели.
Лена выглядела разочарованной. Она явно ожидала слёз, мольбы, скандала. Но я была удивительно спокойна. Меня накрыло какое-то мёртвое, ледяное спокойствие.
Я прошла в спальню, достала с антресолей старый чемодан. Стала складывать свои вещи. Только свои. Всё остальное — мебель, техника, посуда — пусть остаётся. Я не хотела ничего, что напоминало бы мне об этом доме, об этой семье, об этой жизни. Игорь стоял в дверях и смотрел, как я собираюсь.
— Ты куда? Совсем, что ли? — в его голосе прорезалась неуверенность. — Может, не надо так сразу? Давай обсудим…
— Обсудим? — я остановилась, держа в руках свитер. — Семь лет, Игорь. Семь лет ты молчал. Семь лет ты знал, что я живу в квартире твоей матери, что я не имею никаких прав, что меня в любой момент могут выставить. И ты молчал. Ты смотрел, как я вкладываю деньги, силы, время в эту квартиру. И молчал. О чём нам теперь говорить?
— Я просто не думал, что это так важно! — он шагнул в комнату. — Да, мама оформила квартиру на себя, потом завещала Ленке. Ну и что? Мы же всё равно были вместе! Разве это меняет наши чувства?
— Меняет, — я застегнула чемодан. — Это меняет всё. Потому что ты выбрал. Ты выбрал молчать, вместо того чтобы защитить меня. Выбрал свою семью, вместо того чтобы построить нашу. Ты не муж, Игорь. Ты сын. Хороший, послушный сын своей мамочки и сестрички. А я тут просто квартирантка, которая готовила, стирала и оплачивала ремонт.
Я прошла мимо него, волоча чемодан. В гостиной Лена листала какой-то журнал, изображая скуку. Она подняла глаза, когда я появилась.
— Ой, ты серьёзно уходишь прямо сейчас? — в её голосе прозвучало удивление. — Я же сказала, две недели у тебя есть.
— Мне не нужны две недели, — я посмотрела ей прямо в глаза. — Я не хочу провести здесь ни минуты больше, чем необходимо. Это твоя квартира, Лена. Наслаждайся.
Я уже была у двери, когда она окликнула меня.
— Соня, постой. Ты же понимаешь, что никаких претензий на квартиру у тебя нет? Ты же не будешь устраивать судебные разборки? Будет неприятно для всех.
Я обернулась. И улыбнулась. Холодно и зло.
— Претензий у меня нет, Лена. Квартира твоя, документы в порядке. Но есть одна вещь, о которой ты не подумала. Ремонт. Весь ремонт, который я здесь сделала за семь лет. Все материалы, вся работа. У меня есть все чеки, все квитанции. Я складировала их, потому что думала, это наша совместная собственность. А теперь выясняется, что я вложила больше полумиллиона рублей в чужую квартиру.
Лицо Лены дрогнуло.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что завтра утром подам иск о возмещении неосновательного обогащения. Статья 1102 Гражданского кодекса. Ты пользовалась моими деньгами, моим трудом, моими материалами для улучшения своей собственности. И теперь ты мне должна. С процентами за семь лет. Так что наслаждайся квартирой, Лена. Только сначала выплати мне компенсацию. Я подсчитала — вместе с инфляцией и процентами выходит около восьмисот тысяч.
Её лицо стало белым.
— Ты не посмеешь!
— Посмотрим, — я пожала плечами. — У меня есть все доказательства. Чеки из строительных магазинов, договоры с мастерами, которых я нанимала и оплачивала. Свидетели, соседи, которые видели, как я тут работала. А главное — есть экспертиза. Я уже заказала оценку ремонта. Независимые эксперты подтвердят, сколько стоит всё, что я сделала. Так что, если хочешь продать квартиру и открыть свой бизнес, сначала рассчитайся со мной. Иначе я наложу арест на квартиру до решения суда.
Лена метнулась к Игорю.
— Игорь! Ты слышишь, что она говорит?! Она хочет отсудить деньги! Сделай что-нибудь!
Игорь растерянно переводил взгляд с сестры на меня.
— Соня, ты же не серьёзно? Ну зачем такие крайности? Мы же… мы же семья…
— Были, — поправила я. — Были семьей. До того момента, как выяснилось, что семь лет я жила в чужой квартире и никому из вас не пришло в голову мне об этом сказать. Теперь это просто деловые отношения. Я вложила деньги в чужую собственность, я хочу их вернуть. Всё по закону.
Я открыла дверь. Лена кинулась ко мне.
— Стой! Давай договоримся! Может, мы что-то придумаем! Может, ты можешь пожить тут ещё, пока я не продам! Бесплатно! Или… или я заплачу тебе что-то! Но не восемьсот тысяч!
— Договариваться будем через суд, — я вышла на лестничную клетку и обернулась в последний раз. — Ах да. Ещё один момент. Я консультировалась с юристом. Оказывается, если супруги совместно проживают в квартире, даже если она оформлена на родственника одного из них, и один из супругов вкладывает средства в ремонт с согласия собственника, он имеет право на компенсацию. Твоя мама знала, что я делаю ремонт. Она молчала, значит, соглашалась. А ты, Лена, приняла квартиру по завещанию со всеми обязательствами. В том числе и с моим долгом. Так что готовь деньги. Или продавай другую недвижимость. Мне всё равно.
Дверь за мной закрылась. Я шла по лестнице вниз, и с каждой ступенькой становилось легче дышать. Чемодан был тяжёлым, но руки не дрожали. Сердце не болело. Внутри была пустота, но это была чистая, здоровая пустота. Как после генеральной уборки, когда выбросил весь хлам и можешь начать сначала.
На улице был промозглый ноябрьский вечер. Я достала телефон и набрала номер подруги.
— Маша? Привет. Можно я у тебя переночую? Нет, всё нормально. Вернее, теперь будет нормально. Расскажу при встрече.
Я шла по знакомым улицам, везя за собой чемодан, и впервые за семь лет чувствовала себя свободной. Свободной от иллюзий, от фальшивой семьи, от мужа, который предпочёл удобство честности. Впереди были неизвестность, съёмная квартира, возможно, долгий суд. Но это была моя неизвестность. Мои решения. Моя жизнь.
А Лена пусть наслаждается квартирой. После того, как выплатит мне восемьсот тысяч. Или продаст её и отдаст половину выручки. Потому что закон, к счастью, на моей стороне. Я вложила деньги в чужую собственность, не зная, что она чужая. И теперь эти деньги мне обязаны вернуть.
Свекровь, наверное, переворачивается в гробу. Но это её проблемы. Она сама создала эту ситуацию, когда молчала и позволяла мне вкладываться в квартиру дочери. Теперь пусть её дочь расхлёбывает.
Я остановилась на углу, где жила Маша, и обернулась назад. Где-то там, в той квартире, сейчас Лена и Игорь обсуждали, что делать. Паниковали, искали выход. Я представила их лица и усмехнулась.
Пусть подавятся своей семейной недвижимостью.
Я позвонила в домофон. Маша открыла сразу, будто ждала.
— Заходи, замёрзла, наверное! Чайник уже кипит!
Я вошла в тёплую квартиру, пахнущую корицей и пирогами. Маша обняла меня.
— Ну что, рассказывай.
И я рассказала. Всё. Про нотариуса, про завещание, про Лену и её планы, про Игоря и его молчание. Про то, как я семь лет жила в чужой квартире и не знала об этом. Маша слушала, и её лицо темнело.
— Твари, — резюмировала она. — Законченные твари. И что ты теперь будешь делать?
— Судиться, — я отхлебнула горячий чай. — У меня все документы есть. Все чеки, все квитанции. Я дотошная, помнишь? Всегда всё складировала. Думала, для совместного имущества пригодится. Ну вот, пригодилось. Только не так, как я планировала.
— А Игорь? — осторожно спросила Маша. — Ты его простишь?
Я покачала головой.
— Нет. Он выбрал. Когда стоял выбор между мной и его семьёй, он выбрал их. Молча, подло, но выбрал. Он знал, что я вкладываю деньги в чужую квартиру, и молчал. Это не прощается, Маш. Это предательство.
Маша кивнула.
— Ты права. Он не мужчина. Он тряпка. Хорошо, что ты поняла это сейчас, а не через двадцать лет.
Ночью я лежала на раскладушке в Машиной гостиной и смотрела в потолок. Я думала о том, сколько времени потратила на неправильного человека. Семь лет. Семь лет я строила дом на песке, не зная, что под ногами нет фундамента. Но теперь я знала. И теперь, если буду строить снова, я сначала проверю каждый камень в основании. Проверю документы. Проверю слова. Проверю поступки.
Потому что семья — это не те, кто связан с тобой кровью. Семья — это те, кто защищает тебя, даже когда это неудобно. Кто честен с тобой, даже когда правда неприятна. Кто выбирает тебя, даже когда выбор сложный.
А Игорь не был семьёй. Он был просто сожителем. Удобным, привычным. Но не моим.
Через две недели я подала иск. Через месяц было первое заседание. Лена пришла с адвокатом и пыталась доказать, что я делала ремонт для себя, а не для квартиры. Что я просто хотела жить в комфорте. Но экспертиза была на моей стороне. Замена труб, новая проводка, стяжка пола, поклейка обоев, покраска стен — всё это увеличивало стоимость квартиры. Это было неосновательное обогащение. И суд это признал.
Решение вынесли через три месяца. Лена должна была выплатить мне семьсот двадцать тысяч рублей. Она пыталась обжаловать, но апелляция оставила решение в силе.
Она продала квартиру. И половину денег отдала мне. Её бизнес так и не открылся. А я на эти деньги сняла хорошую однушку в центре, сделала небольшой ремонт — уже для себя, в своём жилье. И завела кошку. Рыжую, наглую, которая спала на моей подушке и мурлыкала по ночам.
Игорь звонил несколько раз. Просил вернуться, говорил, что всё изменится. Но я не верила. Потому что люди не меняются. Они просто становятся собой. А он был собой семь лет. И этого было достаточно, чтобы понять: нам не по пути.
Свекровь хотела разделить нас. И у неё получилось. Только не так, как она планировала. Она думала, что выживет меня из квартиры и из семьи своего сына. А вместо этого освободила меня. Дала мне второй шанс. Шанс начать жизнь заново, уже без иллюзий и ложных надежд.
Спасибо тебе, свекровь. Ты сделала мне лучший подарок, сам того не желая. Ты вернула мне меня.
Командировка и чемодан мужа