Лариса проснулась от звонка в дверь. Резкого, настойчивого, словно кто-то колотил кулаком. Она посмотрела на часы — половина седьмого утра субботы. Кто может звонить в такую рань?
Она накинула халат и поспешила к двери, стараясь не разбудить мужа. Глеб работал всю неделю без выходных, ему нужен был отдых. В глазок она увидела свою свекровь, Тамару Ивановну, с огромной сумкой в руках.
Сердце ёкнуло. Незваные визиты свекрови никогда не предвещали ничего хорошего.
— Доброе утро, Тамара Ивановна, — Лариса открыла дверь, стараясь скрыть недовольство. — Вы что-то хотели?
— Пришла помочь, — свекровь уверенно прошла в квартиру, даже не дождавшись приглашения. — У вас тут беспорядок, наверное. Невестка моя работает, некогда ей за хозяйством следить.
Лариса сжала кулаки. Её квартира всегда была в идеальном порядке. Она вставала в шесть утра, чтобы успеть прибраться перед работой. Но свекровь словно не замечала этого, постоянно намекая на её якобы нерадивость.
— У нас всё в порядке, спасибо. Может, чаю?
— Некогда мне чай пить, — Тамара Ивановна прошла на кухню, оглядывая всё критичным взглядом. — Вижу, холодильник опять полупустой. Хорошо, что я продукты принесла. Глебу нужно нормально питаться, он у меня работает много.
Лариса почувствовала, как внутри начинает закипать знакомое раздражение. «У меня», — подчеркнула свекровь. Как будто Глеб по-прежнему её собственность, а не муж взрослой женщины.
Тамара Ивановна начала доставать из сумки продукты. Пакеты с непонятной кашей, банки с мутной жидкостью, какие-то травы в мешочках. Всё это выглядело сомнительно и пахло ещё хуже.
— Это что? — не удержалась Лариса.
— Полезное, — отрезала свекровь. — Соседка даёт, у неё своё хозяйство. Натуральное всё, без химии. Вот эту кашу Глебу на завтрак давай каждый день. Для здоровья.
Лариса взяла пакет. Крупа внутри была какого-то подозрительного серого цвета, с запахом плесени.
— Тамара Ивановна, мы покупаем свои продукты в магазине. Проверенные, с сертификатами.
— А, эти ваши магазины! — свекровь махнула рукой. — Одна химия. Вот раньше, в моё время, всё натуральное было. И никто не болел.
Она продолжала выкладывать содержимое своей сумки на стол. Появились странные настойки в бутылках, самодельные консервы без этикеток, пакеты с сушёной рыбой, от которой разило так, что Ларису замутило.
— Тамара Ивановна, правда, нам это не нужно…
— Не нужно, не нужно! — передразнила свекровь. — А когда Глеб заболеет от вашей химии, ко мне побежите! Я, между прочим, всю жизнь так питалась и здорова, как бык.
Она открыла холодильник и начала впихивать туда свои продукты, безжалостно выдвигая на край полки йогурты и фрукты, которые Лариса купила вчера.
— Это вообще выбросить надо, — свекровь указала на упаковку творога. — Срок годности смотри какой короткий, значит, консерванты. А вот мой творог — два месяца хранится, ничего с ним не будет.
Лариса почувствовала, что ещё минута, и она не выдержит. Но в этот момент на кухню вышел Глеб, заспанный, в мятой футболке.
— Мам? Ты зачем так рано?
— Сынок, привет! — Тамара Ивановна расплылась в улыбке. — Продукты принесла, хочу, чтобы ты нормально питался. А то супруга твоя небось кормит всякой магазинной гадостью.
Глеб виновато посмотрел на Ларису. Она видела в его глазах знакомую растерянность. Он никогда не умел выбирать между матерью и женой, всегда пытался угодить обеим, что неизменно приводило к конфликтам.
— Мам, ну зачем так много? — он почесал затылок. — У нас и так всё есть.
— Всё, всё, — свекровь уже закончила забивать холодильник и перешла к шкафам. — Ларочка, а где у тебя крупы? Покажи.
Лариса молча открыла шкаф. Там стояли аккуратные банки с гречкой, рисом, овсянкой.
— Вот это выброси, — свекровь указала на упаковку гречки. — Какая-то неправильная. Вот мою положи, настоящая, деревенская.
Она достала из сумки мешочек с гречкой. Крупа была тёмная, неоднородная, с мусором и какими-то жучками.
— Там насекомые, — тихо сказала Лариса.
— Ничего страшного, перебрать надо, — свекровь уже пересыпала свою гречку в банку, вытряхивая магазинную в пакет. — Раньше все так жили и ничего.
Лариса посмотрела на Глеба. Он стоял в дверном проёме, переминаясь с ноги на ногу, и молчал. Не защищал её, не останавливал мать. Просто молчал, надеясь, что всё как-нибудь само рассосётся.
— Глеб, скажи матери, чтобы она не трогала наши продукты, — Лариса старалась говорить спокойно.
— Лар, мама же из лучших побуждений…
— Из лучших побуждений можно человека отравить!
— Как ты со мной разговариваешь?! — вспыхнула свекровь. — Я к вам с добром, хочу помочь, а ты мне грубишь! Глеб, ты слышишь, как твоя невестка со мной?
— Мам, успокойся. Лариса, ну не надо так.
Он выбрал сторону матери. Снова. Как всегда. Лариса почувствовала, как внутри что-то обрывается. Она развернулась и вышла из кухни, стараясь не хлопнуть дверью. Ей нужно было уйти, пока она не наговорила лишнего.
Она оделась и вышла из квартиры. На улице был свежий октябрьский воздух, и она жадно вдыхала его, пытаясь успокоиться. Позвонила подруге Оксане.
— Окс, я сейчас к тебе приеду. Мне нужно с кем-то поговорить, а то я взорвусь.
За чаем Лариса рассказала всё. Оксана слушала, качая головой.
— Лар, это же не первый раз. Помнишь, как она прошлой зимой у вас генеральную уборку устроила? Выбросила твои косметику и лекарства, потому что они «химия»?
— Помню, — Лариса горько усмехнулась. — А Глеб опять сказал, что мама хотела как лучше.
— А ты что, будешь терпеть? У тебя же свекровь ключи от квартиры имеет, насколько я помню?
Лариса кивнула. Ключи Тамара Ивановна получила сразу после их свадьбы, под предлогом «вдруг что случится». С тех пор она приходила когда хотела, часто даже не предупреждая.
— Надо что-то решать, — сказала Оксана. — Это уже токсично. Она границы не чувствует вообще.
Лариса вернулась домой через несколько часов. Свекровь уже ушла, но следы её присутствия были везде. В холодильнике теснились баночки с её продуктами, на плите стояла кастрюля с какой-то мутной жидкостью, а в воздухе висел тяжёлый запах.
Глеб сидел на диване, уткнувшись в телефон.
— Глеб, нам нужно поговорить.
— Лар, ну что ты сразу? Мама же хочет помочь.
— Помочь? Она принесла протухшие продукты! Там в гречке жуки! Ты понимаешь, что можно отравиться?
— Ну не преувеличивай. Это деревенские продукты, натуральные.
— Натуральные? С плесенью и насекомыми? Глеб, очнись! Твоя мать не просто навязывает свою помощь, она не уважает меня. Она приходит без звонка, распоряжается в моей квартире, как у себя дома, и ты это поощряешь!
— Я ничего не поощряю, — он раздражённо отложил телефон. — Просто не вижу проблемы. Она моя мать, она волнуется за меня.
— А обо мне она не думает? Я твоя жена! Почему её волнение важнее моего спокойствия?
Глеб встал, прошёлся по комнате.
— Лариса, ты знала, какая у меня мама, когда выходила замуж. Она всегда такая была. Активная, заботливая.
— Заботливая? Она навязчивая и не признаёт чужих границ! И ты, вместо того чтобы меня защитить, оправдываешь её!
— Я не хочу выбирать между вами!
— Но ты уже выбрал! Ты всегда выбираешь её! — голос Ларисы сорвался. — Каждый раз, когда она унижает меня, ты молчишь. Каждый раз, когда она вмешивается в нашу жизнь, ты позволяешь. Я устала быть невесткой в собственной квартире!
Глеб побледнел.
— Ты что хочешь? Чтобы я перестал с матерью общаться?
— Я хочу, чтобы у нас были границы! Чтобы она не приходила без приглашения. Чтобы она не лезла в мой холодильник. Чтобы ты встал на мою сторону хоть раз!
Он молчал. В его глазах читалась растерянность, обида, непонимание. Лариса поняла, что разговор бесполезен. Он не слышит её. Он никогда не услышит.
— Знаешь что, — она устало провела рукой по лицу. — Давай я пока поживу у Оксаны. Мне нужно подумать.
— Лар, не надо…
— Нужно, Глеб. Мне правда нужно.
Она собрала вещи, пока он стоял в дверях спальни и молчал. Не пытался остановить, не просил остаться. Просто смотрел, как она укладывает в сумку одежду.
Следующие несколько дней Лариса провела у Оксаны. Глеб звонил, писал сообщения, но она не отвечала. Ей нужно было побыть в тишине, без вечного напряжения от ожидания очередного визита свекрови.
На четвёртый день ей позвонил Глеб.
— Лар, приезжай, пожалуйста. Мне плохо.
Голос был слабый, хриплый. Лариса почувствовала укол тревоги.
— Что случилось?
— Не знаю. Живот болит жутко, рвота. Может, отравился чем-то.
Она примчалась через двадцать минут. Глеб лежал на диване, бледный, с синевой под глазами. Его явно тошнило.
— Что ты ел?
— Мама вчера приходила, оставила борщ. Я разогрел вечером, поел. А ночью началось.
Лариса метнулась на кухню. На плите стояла кастрюля с борщом. Она подняла крышку и отшатнулась. Запах был кислый, тяжёлый. Борщ явно простоял на жаре слишком долго.
— Глеб, этот борщ протух! Ты что, не понюхал перед тем, как есть?
— Мама же сказала, что свежий, — простонал он.
Лариса вызвала скорую. Приехали быстро, врач осмотрел Глеба, послушал симптомы.
— Отравление. Классическое пищевое. Что ели?
— Борщ, — Лариса показала на кастрюлю.
Врач заглянул туда, поморщился.
— Это надо было выбрасывать ещё позавчера. Госпитализация нужна, капельница, промывание. Идёмте.
Пока Глеба везли в больницу, Лариса позвонила свекрови.
— Тамара Ивановна, Глеб в больнице. Отравился вашим борщом.
В трубке повисла тишина. Потом свекровь заговорила, и в её голосе не было ни капли раскаяния.
— Да что ты выдумываешь! Борщ был свежий! Это он, наверное, в ваших магазинах чего-то купил.
— Врач сказал, что это точно борщ. Тот самый, который вы оставили.
— Не может быть! Я всю жизнь так готовлю, и никто никогда не травился! Это ты ему внушила, что моя еда плохая!
Лариса почувствовала, как внутри снова поднимается злость. Свекровь даже сейчас не признавала вину. Даже когда её сын лежит в больнице.
— Знаете что, Тамара Ивановна? Я устала. Устала от ваших визитов, от вашей еды, от вашего неуважения. И устала от того, что Глеб не может вам ничего сказать. Но я могу. Больше не приходите к нам без приглашения. Не приносите еду. Не лезьте в нашу жизнь. Иначе я верну замки, и ваши ключи станут бесполезными.
— Как ты смеешь?! Это мой сын!
— Это мой муж. И это моя семья. А вы в ней — гость. И пока не научитесь уважать границы, оставайтесь за дверью.
Лариса отключилась. Руки дрожали, сердце колотилось, но она чувствовала странное облегчение. Впервые за годы она сказала свекрови то, что думала.
Глеба выписали через два дня. Он был слабый, измождённый, но живой. Когда они вернулись домой, Лариса села рядом с ним на диване.
— Глеб, я серьёзно. Либо мы устанавливаем границы с твоей матерью, либо я ухожу. Насовсем.
Он молчал, глядя в пол. Потом тихо сказал:
— Я понял. Когда лежал в больнице, думал. Ты была права. Мама перешла все границы. И я не должен был это позволять.
— И что теперь?
— Я поговорю с ней. Объясню, что так нельзя. Что у нас своя семья, и она должна это уважать.
Лариса не верила, что разговор поможет. Но хотя бы Глеб наконец увидел проблему. Это уже был шаг.
Через неделю Тамара Ивановна снова позвонила в дверь. Лариса открыла. Свекровь стояла с очередным пакетом.
— Я Глебу компот принесла, он же выздоравливает…
— Тамара Ивановна, стойте. Заходите, но без пакета.
— Как это без пакета?!
— Вот так. Либо оставьте его за дверью, либо разворачивайтесь и уходите.
Свекровь возмутилась, но Лариса была непреклонна. В итоге Тамара Ивановна вошла с пустыми руками, хмурая и обиженная.
Глеб вышел из комнаты.
— Мам, садись. Нам нужно серьёзно поговорить.
И он говорил. Впервые за все годы он чётко, без извинений и оправданий, объяснил матери правила. Не приходить без звонка. Не приносить еду. Не лезть в их хозяйство. Уважать Ларису как хозяйку дома.
Тамара Ивановна плакала, обвиняя невестку в том, что она настроила сына против матери. Но Глеб не отступал.
— Мам, это мои слова. Мои правила. Лариса моя жена, и я должен защищать её. Я должен был это сделать раньше. Прости, что так вышло, но по-другому нельзя.
Свекровь ушла, хлопнув дверью. Следующие недели она не звонила. Лариса волновалась, что Глеб начнёт жалеть о разговоре, но он держался.
— Я понял, — сказал он однажды вечером. — Я всю жизнь боялся её расстроить. А в итоге расстраивал тебя. И чуть не потерял семью. Больше так не будет.
Тамара Ивановна вернулась через месяц. Позвонила перед визитом. Пришла без пакетов. Села пить чай и разговаривала спокойно, без намёков и упрёков.
Отношения не стали идеальными. Свекровь по-прежнему иногда делала колкие замечания, а Лариса по-прежнему напрягалась перед её визитами. Но границы теперь были. И Глеб больше не молчал, когда мать переходила черту.
Однажды Тамара Ивановна снова принесла банку с вареньем. Лариса приняла её, поблагодарила и после ухода свекрови выбросила. Без скандала. Без слов. Просто как ненужную вещь.
Потому что теперь в её доме правила устанавливала она. И её муж наконец это понял.
Зарплата мужа шла на счет свекрови