Нотариус Ольга Петровна молча выложила передо мной три листа. Договор дарения. Моя фамилия сверху, фамилия свекрови снизу.
Я провела пальцем по строчкам. Двухкомнатная квартира на Сиреневом бульваре. Сорок восемь квадратных метров. Шестой этаж. Та самая, где я провела четыре года своей жизни.
Четыре года ежедневного страха.
Расписалась. Печать легла на бумагу с глухим звуком. Нотариус протянула мне копии документов, и я увидела в её глазах вопрос. Она не спрашивала вслух, но я всё равно услышала: «Зачем?»
Затем, что хочу жить.
Ноябрь дышал в окна мокрым холодом. Я вышла из нотариальной конторы и села на скамейку у подъезда. Руки тряслись. Не от холода. От освобождения.
Телефон молчал. Муж Олег на совещании. Его мать Раиса Фёдоровна в санатории, вернётся через три дня. Никто пока не знает, что я только что подарила им квартиру. Полностью. Без остатка.
И никто не знает, что у меня теперь есть своя.
Всё началось четыре года назад. Я работала администратором в частной клинике, Олег руководил отделом продаж в строительной фирме. Мы снимали однокомнатную квартиру на окраине и копили на свою. Медленно, по десять тысяч в месяц, но копили.
А потом случилось чудо. Бабушка Олега оставила ему в наследство двушку в центре города.
— Лен, ты представляешь? — он ворвался домой в тот вечер с горящими глазами. — Центр! Сорок восемь метров! Мы переезжаем!
Я обняла его. Мы смеялись, целовались, строили планы. Наконец-то у нас будет своё жилье. Наше гнездо. Наше пространство.
— Только есть один момент, — сказал Олег, когда первая эйфория улеглась.
Я насторожилась.
— Какой?
— Маме придётся переехать к нам. Её дом признали аварийным, сносить будут через полгода. А очередь на расселение огромная.
Я замерла с чашкой кофе в руках.
— Надолго?
— Ну… пока не дадут новое жильё. Может, год. Может, полтора.
Полтора года. Я представила свою будущую свекровь Раису Фёдоровну. Высокую, худую, с металлическими нотками в голосе. Бывшую учительницу математики. Привыкшую всегда быть правой.
Могла сказать нет. Могла настоять на том, чтобы жить отдельно. Но посмотрела на лицо Олега и поняла: решение уже принято. Он не спрашивает разрешения. Он ставит меня перед фактом.
Я промолчала. Любовь должна быть сильнее бытовых проблем, правда?
Мы переехали в апреле. Раиса Фёдоровна встретила нас в новой квартире с тортом и цветами. Она уже расставила свою мебель, развесила свои фотографии, разложила свои вещи.
— Детки! Будем жить в согласии, — она обняла сына, потом меня.
Согласие. Красивое слово.
Первый месяц я пыталась привыкнуть. Я работала, приходила домой уставшая, хотела тишины. Но свекровь всегда была дома. Всегда рядом. Всегда с вопросами.
— Леночка, а ты не забыла купить масло?
— Леночка, а почему у тебя на полке беспорядок?
— Леночка, а ты уже постирала занавески?
Я улыбалась и отвечала. Старалась быть хорошей. Старалась угодить.
А потом начались правила.
— Посуду мы моем сразу после еды. Не оставляем на потом.
— Обувь ставим строго на полку. Не разбрасываем по коридору.
— Телевизор выключаем в десять вечера. Не мешаем спать.
Правила множились, как грибы после дождя. Каждую неделю появлялось что-то новое. Я начала записывать их в блокнот, чтобы не забыть. Дошло до абсурда: двадцать три правила для жизни в собственной квартире.
Нет, не в собственной. В квартире мужа.
Олег ничего не замечал. Приходил поздно, уставший. Ужинал, смотрел новости, уходил спать. По выходным встречался с друзьями или сидел за компьютером.
— Олег, мне тяжело, — попыталась я поговорить однажды.
— С чем тяжело?
— С твоей мамой. Она меня контролирует.
— Лена, не преувеличивай. Она просто за порядком следит. Всегда такая была.
— Но это же не её квартира…
— Формально моя. А мама здесь прописана. Имеет полное право.
Право. Все имели право. Кроме меня.
Через год я забеременела. Узнала случайно, когда пошла сдавать плановые анализы. Врач улыбнулась и поздравила. Я сидела в коридоре поликлиники и не могла поверить. Ребёнок. Мой ребёнок.
Наш ребёнок.
Олег радовался сдержанно. Раиса Фёдоровна радовалась громко.
— Внук! Или внучка! Я буду лучшей бабушкой! Буду помогать!
И начала помогать. По-своему.
— Елена, тебе нельзя поднимать тяжести. Дай я сама сумку донесу.
— Елена, зачем ты моешь пол? Я же могу!
— Елена, хватит читать, глаза испортишь. Ребёнку вредно.
Каждое действие контролировалось. Каждый шаг проверялся. Я превратилась в инкубатор под наблюдением строгой медсестры.
На седьмом месяце всё закончилось. Резкая боль среди ночи. Скорая. Больница. Врачи что-то говорили про отслойку. Про критическое состояние.
Ребёнка спасти не удалось.
Раиса Фёдоровна пришла в больницу на второй день. Села на стул рядом с кроватью. Смотрела молча минуту, потом вздохнула.
— Елена, я же говорила тебе беречь себя. Зачем ты нервничала постоянно? Вот результат.
Я лежала и смотрела в белый потолок. Внутри было так пусто, что даже обижаться не хотелось.
— Мам, врачи сказали, что это генетическая патология, — Олег стоял у окна.
— Врачи всегда найдут оправдание своим ошибкам.
Свекровь встала и вышла. Олег подошёл, взял мою руку.
— Не слушай её. Ещё родим. Обязательно родим.
Но я не хотела. Не в этой квартире. Не под этим контролем. Не рядом с женщиной, которая считала меня виновной в смерти моего ребёнка.
Вернулась домой через десять дней. Раиса Фёдоровна готовила бульоны, приносила витамины, спрашивала о самочувствии. Но каждый её взгляд говорил одно: не справилась.
Прошло два года. Я продолжала работать. Олег строил карьеру. Мы жили как постояльцы в одной гостинице: вежливо, отстранённо, без тепла. Близости почти не было. Разговоров тоже.
А свекровь расцветала. Она заняла всё пространство в квартире. Её вещи, её порядки, её правила. Я ютилась в углу, как мышка, боясь лишний раз высунуться.
— Елена, ты опять не так сложила полотенца.
— Елена, зачем ты купила такую колбасу? Она невкусная.
— Елена, твоя мама звонила. Я ей сказала, что ты занята.
Последнее меня взорвало.
— Почему вы за меня отвечаете?
— Потому что ты сама не можешь нормально общаться. Вечно скандалы.
— Это моя мама!
— И что? У неё вечно претензии. Я тебя защищаю.
Защищаю. Она защищает меня от моей собственной матери.
Я пошла в комнату, закрыла дверь. Позвонила маме обратно. Та плакала в трубку.
— Леночка, что происходит? Почему ты не берёшь трубку? Почему твоя свекровь говорит со мной таким тоном?
— Мам, всё нормально. Просто… сложно сейчас.
— Может, тебе оттуда уйти? Я вижу, ты несчастна.
— Куда уходить, мам? У меня ничего своего нет.
— Найдём что-нибудь. Съёмное снимем.
Я повесила трубку и заплакала. Тихо, в подушку, чтобы никто не услышал.
Но мама права. Надо уходить. Но как?
Ответ пришёл неожиданно. Моя коллега Инна рассказала за обедом про свою тётю.
— Представляешь, она продала старый гараж за миллион! Купила себе студию и живёт теперь одна. Счастливая такая!
Гараж. Студия. Свобода.
Я вспомнила. У меня ведь тоже есть гараж! Старый, доставшийся от отца. Я ни разу туда не ездила после его смерти. Но документы где-то лежали.
Вечером я перерыла все коробки. Нашла свидетельство о собственности. Гаражный кооператив «Север», бокс номер семнадцать.
Поехала туда на следующий день. Гараж оказался в приличном состоянии. Металлические ворота, бетонный пол, смотровая яма. Район спальный, но рядом метро.
Инна дала контакт риелтора. Та приехала, посмотрела, кивнула.
— За восемьсот тысяч возьмут легко. Район востребованный.
Восемьсот тысяч. На студию на окраине хватит.
Я продала гараж за месяц. Покупатели нашлись быстро — молодой парень, ремонтирующий автомобили на заказ.
Деньги я не тратила. Копила. Ждала подходящего варианта.
И он появился. Студия в новостройке на Осиновой улице. Двадцать три квадрата. Пятый этаж. Чистовая отделка. Семьсот тысяч.
Я купила её за неделю. Оформила на себя. Полностью на себя. Нотариус удивлялся, что я без мужа.
— Это моё личное имущество, — ответила я.
Моё. Впервые за четыре года у меня появилось что-то своё.
Но оставалась проблема. Квартира на Сиреневом была оформлена на Олега. Формально я имела право на половину через суд, потому что приобретена в браке. Но суд — это долго. Грязно. Больно.
Инна подсказала другой вариант.
— Подари им квартиру. Добровольно. Оформи дарственную на свекровь.
— Зачем?
— Чтобы освободиться. Юридически и морально. Ты же не хочешь тянуть за собой эти отношения?
Я задумалась. Она права. Мне не нужна эта квартира. Мне не нужны эти метры. Мне нужна свобода.
Я позвонила нотариусу.
— Хочу оформить дарственную. На квартиру. В пользу свекрови.
— Вам нужно разрешение мужа…
— Он согласен. Я принесу заявление.
Олегу я сказала вечером. Он смотрел футбол.
— Олег, я хочу переоформить квартиру на твою маму.
Он даже не оторвал глаза от экрана.
— Зачем?
— Так будет правильно. Ты же видишь, что она фактически хозяйка здесь. Пусть будет и юридически.
— Ну хорошо. Как скажешь.
Он даже не спросил почему. Не поинтересовался причинами. Просто согласился.
Я принесла ему бумаги на подпись. Он расписался, не читая.
И вот сегодня я отдала нотариусу последние документы. Квартира теперь принадлежит Раисе Фёдоровне. Официально. Полностью. Безвозвратно.
Я вернулась домой в шесть вечера. Свекровь сидела на кухне с журналом.
— А, пришла. Сходи в магазин, молоко кончилось.
Я прошла мимо в комнату. Достала из шкафа большую сумку. Начала складывать вещи. Одежду. Документы. Косметику. Книги. Только самое необходимое.
Раиса Фёдоровна появилась минут через пять.
— Ты что делаешь?
— Собираюсь.
— Куда?
— В свою квартиру.
Тишина. Долгая, тяжёлая.
— У тебя нет никакой квартиры!
Я обернулась.
— Есть. Купила два месяца назад.
— На какие деньги?!
— На свои. Продала гараж.
Свекровь вошла в комнату.
— Ты не говорила мне про гараж!
— Вы никогда не интересовались моей жизнью. Зачем было говорить?
Лицо Раисы Фёдоровны покраснело.
— Ты не имеешь права просто взять и уйти! А Олег?
— Олег может выбрать сам. Остаться с вами или поехать со мной.
— Он никогда не выберет тебя! Ты для него никто!
Я застегнула сумку.
— Знаете что, Раиса Фёдоровна? Мне уже всё равно. Четыре года я пыталась стать частью этой семьи. Четыре года терпела ваш контроль. Четыре года ждала, что Олег меня защитит. Но он ни разу не встал на мою сторону. Поэтому я ухожу.
— Ты неблагодарная! Мы тебя приютили! Дали крышу над головой!
— Вы дали мне тюрьму. С правилами, с запретами, с постоянным надзором. А я хочу жить. По-настоящему жить.
Я повесила сумку на плечо. Взяла пакет с документами. Прошла к выходу.
Раиса Фёдоровна шла следом, выкрикивая слова про предательство и неуважение.
— Ты пожалеешь! Одна ты никому не нужна! Олег никогда к тебе не вернётся!
Я остановилась у двери. Обернулась последний раз.
— Может быть. Но это будет моя жизнь. Моя. Понимаете? Моя.
Дверь закрылась. Я услышала, как свекровь звонит Олегу. Кричит в трубку. Требует немедленно приехать.
Спустилась по лестнице. На улице моросил дождь. Я достала зонт и пошла к остановке.
Телефон завибрировал — Олег. Я сбросила звонок. Он перезвонил. Я выключила звук.
В маршрутке было душно и тесно. Я стояла у окна и смотрела на серый город. Внутри была странная лёгкость. Как будто сняли с плеч тяжёлый рюкзак.
Квартира на Осиновой встретила меня тишиной. Пахло новыми обоями и свежей краской. На полу лежал матрас, на окнах пока не было штор.
Пусто. Голо. Но моё.
Я разделась, легла на матрас, укрылась пледом. За окном шумел дождь. Проезжали машины. Где-то лаяла собака.
Обычная жизнь обычного города.
Телефон молчал. Олег, видимо, понял, что звонить бесполезно. Или мать убедила его не связываться.
Утром я проснулась от солнца. Свет заливал комнату. Я встала, подошла к окну. Внизу дворник мёл листья. Мама с коляской шла по дорожке. Мужчина выгуливал собаку.
Обычное утро.
Я открыла окно. Свежий воздух ворвался внутрь, холодный и чистый.
Впервые за четыре года я была дома. По-настоящему дома. Где никто не контролирует каждый мой шаг. Где я могу дышать свободно.
Где я просто Елена. Не неудачница. Не прислуга. Не тень в углу.
Просто я.
Телефон зазвонил. Мама.
— Леночка, ты как?
— Хорошо, мам. Я теперь в своей квартире.
— Правда? Господи, я так рада! Приеду к тебе сегодня?
— Приезжай. Я буду ждать.
Повесила трубку. Улыбнулась. Первый раз за долгое время улыбка была настоящей.
Жизнь началась заново. Моя жизнь. На моих условиях. В моём пространстве.
И этого было достаточно.
Разбившаяся иллюзия