Нотариус поправила очки и ещё раз перечитала завещание вслух, словно не верила собственным глазам.
Марина сидела на жёстком стуле в душной конторе и чувствовала, как холод растекается по венам. Рядом, на соседнем стуле, свекровь Галина Петровна разглядывала свои безупречно наманикюренные ногти цвета бордо. На её лице играла едва заметная улыбка победительницы.
— Итак, согласно завещанию Николая Ивановича Ларина, всё его имущество, включая трёхкомнатную квартиру по адресу улица Садовая, дом семнадцать, квартира сорок два, переходит его супруге, Галине Петровне Лариной, — нотариус сделала паузу, глядя поверх очков на Марину. — Вы, Марина Сергеевна, как невестка покойного, претендовать на наследство не можете.
— Но мы с Андреем жили в этой квартире восемь лет! — вырвалось у Марины. — Мы делали ремонт за свой счёт! Покупали всю мебель, меняли окна, сантехнику!
Галина Петровна наконец оторвалась от созерцания ногтей и посмотрела на невестку с холодным превосходством.
— Дорогая, — протянула она сладким голосом, в котором звенел металл, — квартира принадлежала моему мужу. Твоему свёкру. Он имел полное право распорядиться своей собственностью. Вы с Андрюшей там жили по его доброте. А теперь…
Она не договорила, но и так всё было понятно. Марина чувствовала, как земля уходит из-под ног. Восемь лет. Восемь лет они жили в этой квартире. Сначала со свёкром, который был добрым, тихим человеком, работал водителем и никогда не лез в их дела. А три месяца назад его не стало — инфаркт, резко, на работе. И теперь выяснялось, что всё это время они жили в чужой квартире.
— Галина Петровна имеет полное право вступить в наследство, — продолжала нотариус деловым тоном. — Если нет возражений…
— Возражений нет, — перебила свекровь, поднимаясь. — Когда я могу получить документы?
— Через десять дней, после оформления всех бумаг.
Марина сидела как окаменевшая. Свекровь же уже застёгивала свою дорогую кожаную куртку и доставала ключи от машины.
— Марина, милая, — обратилась она к невестке тоном, каким обращаются к прислуге, — я понимаю, что для вас это неожиданность. Но ничего личного, просто закон. У вас есть две недели, чтобы съехать. Думаю, этого достаточно?
Две недели. Четырнадцать дней на то, чтобы найти новое жильё, упаковать восемь лет жизни и испариться из квартиры, которую они с Андреем считали своей.
Марина вышла из нотариальной конторы в оглушительную октябрьскую слякоть. Дождь барабанил по куртке, но она не чувствовала его. Она достала телефон и набрала номер мужа.
— Андрей, — сказала она, когда он ответил, — нам нужно поговорить. Срочно.
Вечером они сидели на кухне той самой квартиры, которая больше не принадлежала им. Андрей слушал жену, бледнея с каждым словом.
— Как это — всё ей? — переспросил он, когда Марина закончила. — Папа же обещал, что оформит на моё имя! Он говорил об этом!
— Говорил, но не оформил, — Марина потёрла виски. — А твоя мама, видимо, успела его убедить составить завещание на неё.
— Она не могла! — вскочил Андрей. — Папа мне сын! Как она могла?
Марина посмотрела на мужа с горькой усмешкой. Как она могла? Легко. Галина Петровна умела. Эта женщина всегда умела получать то, что хотела. Когда они с Андреем только поженились, свекровь встретила невестку с видимой доброжелательностью. Улыбалась, обнимала, называла дочкой. А потом начались мелкие уколы, завуалированные колкости, советы о том, как правильно готовить борщ, гладить рубашки, общаться с мужем.
Марина терпела. Она думала, что это просто притирка. Что свекровь привыкнет, примет её. Но Галина Петровна не принимала. Она терпела. Ждала своего часа.
И дождалась.
— Мне позвонила мама, — сказал Андрей вечером следующего дня, не глядя жене в глаза.
Марина замерла над кастрюлей с супом.
— И что она сказала?
— Она предлагает нам остаться, — Андрей говорил быстро, глотая слова. — Если мы будем платить ей аренду. Тридцать тысяч в месяц. Она говорит, это нормальная цена для такой квартиры.
Марина медленно выключила плиту и обернулась к мужу.
— Аренду? Мы будем платить твоей матери аренду за квартиру, в которой прожили восемь лет?
— Марин, ну а что нам делать? — Андрей развёл руками. — Съехать? Куда? Снять другую квартиру будет столько же стоить, если не дороже. Хотя бы здесь мы знаем каждый угол.
— Здесь мы знаем каждый угол, потому что мы его делали! — голос Марины сорвался. — Мы вложили в этот ремонт полмиллиона! Я выбирала плитку, обои, люстры! Ты сам клеил эти чёртовы обои! И теперь твоя мама хочет, чтобы мы ещё и платили ей за это?
— Но по закону…
— По закону она права! — перебила его Марина. — Я знаю. Нотариус мне всё объяснила. Но это не значит, что это справедливо!
Она села за стол, чувствуя, как внутри закипает злость. Не на законы, не на покойного свёкра, который не успел переоформить квартиру. На свекровь. На эту холодную, расчётливую женщину, которая ждала, когда умрёт муж, чтобы выставить собственного сына на улицу.
Вернее, не выставить. Дать ему остаться. За деньги.
— Ты хоть понимаешь, что она делает? — спросила Марина тихо. — Она превращает тебя в квартиранта. В собственном доме.
— Она моя мать…
— Она твоя мать, которая только что лишила тебя наследства!
Андрей молчал. Он смотрел в стол, и Марина видела, как дёргается желвак на его скуле. Её муж был хорошим человеком. Добрым, порядочным. Но слабым. Особенно когда речь шла о матери.
Галина Петровна всегда умела управлять сыном. Ещё в детстве она приучила его к мысли, что мама знает лучше. Мама решает. Мама всегда права. И Андрей покорно следовал этому правилу, даже когда вырос, женился, стал взрослым мужчиной.
Марина думала, что после свадьбы всё изменится. Что муж поставит свою семью на первое место. Но свекровь не отпускала. Она звонила по десять раз на день, приезжала без предупреждения, лезла в каждую мелочь их жизни. И Андрей никогда не мог ей отказать.
Даже сейчас.
— Мы останемся, — сказал он наконец. — Заплатим аренду. Накопим денег и купим свою квартиру.
Марина засмеялась. Это был короткий, лающий смех без капли веселья.
— Накопим? На какие деньги, Андрей? Если мы будем платить тридцать тысяч аренды плюс коммунальные услуги, у нас не останется ничего! Мы еле-еле сводим концы с концами!
— Я попрошу прибавку к зарплате.
— Ты просишь её уже два года!
— Тогда я найду подработку!
— У тебя и так ненормированный рабочий день!
Они кричали друг на друга, и Марина чувствовала, как между ними вырастает стена. Холодная, непробиваемая. Стена из обиды, разочарования и бессилия.
Через неделю они подписали договор аренды. Марина настояла на том, чтобы всё было официально, с печатями и подписями. Галина Петровна согласилась с милостивой улыбкой, словно делала им одолжение.
Первый месяц был адом. Свекровь приезжала каждые три дня. Проверяла, как они содержат квартиру. Делала замечания. Морщилась при виде грязной посуды в раковине. Советовала Марине чаще делать влажную уборку.
— Всё-таки это теперь моя квартира, — говорила она сладким голосом. — Я должна следить за её состоянием.
Марина молчала. Она научилась молчать. Потому что каждое слово в ответ приводило к новому скандалу, а скандалы только ухудшали ситуацию.
Но однажды свекровь пришла с ключами.
— Я сделала себе дубликат, — объявила она, небрежно бросая связку на стол. — Мало ли что. Вдруг случится что-то срочное, а вас не будет дома.
Марина смотрела на эти ключи и чувствовала, как внутри что-то обламывается. Последний кусочек терпения, последняя иллюзия хоть какой-то приватности.
— Нет, — сказала она.
Галина Петровна подняла брови.
— Прости?
— Я сказала — нет. Вы не можете просто так входить в квартиру. Мы платим аренду, у нас есть права.
Свекровь засмеялась. Это был холодный, презрительный смех.
— Права? Дорогая невестка, это МОЯ квартира. И я буду приходить сюда когда захочу. Если тебя это не устраивает — съезжайте.
Она развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Марина стояла посреди кухни, сжав кулаки до боли.
Вечером она сказала Андрею:
— Мы съезжаем.
Муж посмотрел на неё испуганно.
— Марин, ну куда мы съедем? У нас нет денег на залог!
— Найдём. Возьмём кредит. Займём у друзей. Но я больше не могу здесь жить.
— Это из-за мамы? Ну она просто волнуется…
— Она не волнуется! — Марина повысила голос. — Она наслаждается! Ей нравится держать нас на крючке! Контролировать каждый наш шаг!
Андрей молчал. Он всегда молчал, когда речь заходила о матери.
И Марина поняла: он не станет с ней уходить. Не сейчас. Может быть, никогда. Потому что свекровь держала его не за деньги и не за квартиру. Она держала его за вину. За чувство долга. За все те годы, когда внушала ему, что он обязан ей всем.
Той ночью Марина не спала. Она смотрела в потолок и думала о том, что восемь лет её жизни превратились в ловушку. Красивую, уютную ловушку с евроремонтом и видом на парк.
Утром она пошла на работу и попросила начальника о внеочередном отпуске. Ей нужно было время подумать. Собраться с мыслями. Понять, что делать дальше.
Через два дня Марина сидела в арендованной студии на окраине города. Крошечной, с облезлыми обоями и текущим краном. Но это было её пространство. Без свекрови, без упрёков, без чужих ключей.
Андрей звонил каждый час. Умолял вернуться. Обещал поговорить с матерью. Обещал всё исправить.
Марина не верила ему. Она устала верить.
Свекровь узнала о её уходе через три дня. Позвонила сама.
— Марина, что за детский сад? — холодный голос в трубке резал, как лезвие. — Немедленно возвращайся домой.
— Это не мой дом, — ответила Марина спокойно. — Вы сами так сказали. Это ваша квартира.
— Ты подставляешь моего сына! Он не может платить аренду один!
— Тогда, может быть, вам стоит снизить цену? Или вообще не брать денег с собственного ребёнка?
Повисла тяжёлая пауза.
— Ты разрушаешь семью, — прошипела свекровь.
— Нет, — Марина улыбнулась холодной улыбкой. — Это сделали вы. Когда решили превратить сына в квартиранта.
Она положила трубку и выключила телефон.
Через неделю Андрей пришёл к ней. Измученный, с тёмными кругами под глазами.
— Мама сказала, что если ты не вернёшься, она поднимет аренду до пятидесяти тысяч, — выдохнул он, падая на единственный стул в студии. — Я не потянул это один.
Марина молчала. Она смотрела на мужа и видела не человека, которого когда-то любила, а испуганного мальчика, прячущегося за мамину юбку.
— Тогда съезжай, — сказала она тихо.
— Куда? — он растерянно посмотрел на неё.
— Сюда. Ко мне. Снимем что-то побольше вместе. Начнём сначала. Без твоей матери.
Андрей смотрел на жену, и в его глазах билась паника. Марина видела, как он взвешивает. Мать или жена. Квартира или свобода. Комфорт или достоинство.
— Я не могу её так бросить, — выдавил он наконец. — Она одна. Папы нет. Я всё, что у неё осталось.
— А я? — спросила Марина. — Я тебе кто?
Андрей молчал.
И в этом молчании был ответ.
Марина кивнула. Внутри что-то оборвалось, но это было даже не больно. Скорее — облегчение. Освобождение.
— Иди, — сказала она. — Иди к маме. Плати ей аренду. Живи по её правилам. Будь хорошим мальчиком.
— Марин…
— Иди, — повторила она жёстче. — И передай своей свекрови, что невестка больше не будет ей мешать. Можете наслаждаться обществом друг друга.
Андрей ушёл. Медленно, оглядываясь, словно надеялся, что она передумает. Но Марина стояла неподвижно, глядя в окно.
Развод оформили через два месяца. Быстро, без скандалов и дележа имущества. Делить было нечего. Всё осталось в той квартире, которая никогда не была их.
Галина Петровна не пришла на суд. Прислала Андрея одного. Он подписал бумаги дрожащей рукой и попытался что-то сказать, но Марина покачала головой.
— Не надо, — сказала она. — Всё уже сказано.
Она вышла из здания суда в ясный февральский день. Было холодно, но солнце светило ярко, отражаясь в сугробах. Марина достала телефон и позвонила риелтору.
— Да, я всё ещё ищу однокомнатную квартиру, — сказала она. — Желательно подальше от центра. И чтобы только моё имя было в договоре.
Она шла по заснеженной улице и впервые за много месяцев чувствовала себя легко. Да, у неё не было квартиры с евроремонтом. Не было мужа. Не было той стабильности, к которой она стремилась восемь лет.
Но у неё было нечто большее. У неё была свобода. Свобода от токсичной свекрови, от слабого мужа, от квартиры-ловушки.
И это было бесценно.
Через полгода Марина сняла уютную однушку в новом районе. Сделала косметический ремонт своими руками, купила мебель на распродаже, повесила яркие шторы. Это было её гнёздышко. Маленькое, но своё.
Однажды ей позвонил Андрей.
— Мама продала квартиру, — сказал он глухо. — Сказала, что ей одной слишком большая. Купила себе студию в элитном доме. А мне…
Он замолчал.
— А тебе? — спросила Марина, хотя уже догадывалась.
— Сказала, что я взрослый мужчина и должен сам о себе позаботиться.
Марина молчала. Где-то внутри шевельнулась жалость к этому человеку, который потерял всё, защищая свою мать. Но это была не её боль. Больше не её.
— Мне жаль, Андрей, — сказала она искренне. — Но это твой выбор. Ты выбрал её.
— Я ошибся, — прошептал он. — Марин, может…
— Нет, — твёрдо сказала она. — Никаких «может». Ты сделал выбор. Теперь живи с ним.
Она положила трубку и посмотрела на свою маленькую квартиру. Здесь не было дорогого ремонта, мраморных столешниц и панорамных окон. Зато здесь не было свекрови с ключами. Не было чужих правил. Не было вины и долга.
Здесь была только она. И этого было достаточно.
— Квартира оформлена только на Максима, так что вы здесь временные гости — заявила свекровь за праздничным столом при всех родственниках